Чернота плачет и воет — так задушевно, что самой плакать хочется. Я. Не. Плачу.
Слезы сами текут по щекам, будто обзавелись собственными прозрачными мозгами. Нужно уметь перефразировать, и тогда не придется врать.
Я. Не. Плачу.
Слезы. Не. Текут.
Чернота. Не. Орет.
Думать отчего-то тяжело. Слова путаются на языке, когда я пытаюсь выдавить из себя что-то вразумительное. К горлу подступает тошнота, и я сворачиваюсь клубком на чем-то жестком. Из горла рвется хрип.
— Воды-ы
Разлепить глаза даже не пытаюсь знаю, что не выйдет. Шаги раздаются издалека. Шаги единственное, что удается различить в воющей тишине, которая на поверку оказывается не такой уж беззвучной. Но додумать мысль не удается, потому что шаги останавливаются, достигнув максимально допустимой громкости на дисплее моего пьяного мозга.
Чего-то не хватает.
— Воды, — снова выдыхаю, и к губам прижимается стекло. Обхватываю стакан слабыми руками и пью, пью, пока запрокинутая шея не затекает от неудобства.
Странно, потому что только в этот момент я понимаю, что совсем не хотела пить.
Вслепую протягиваю стакан обратно. Его тут же забирает этот таинственный обладатель слишком громких шагов. Он почему-то не уходит и продолжает стоять со стаканом в руке, и я не выдерживаю открываю глаза, чтобы тут же зажмуриться от яркого дневного света. А он продолжает стоять, пока я промаргиваю цветные блики и наконец оглядываюсь вокруг первым делом, конечно, вижу его.
Чего-то не хватает.
Он высокий и темноволосый, со странными светло-серыми глазами. Настолько светлыми, что в первую секунду я подумала, что он слепой.
Он вздрагивает, когда ловит мой взгляд. И тут же отходит куда-то в сторону, выскальзывает из поля зрения и щелкает какими-то кнопками. Я ахаю, потому что тишина мгновенно перестает выть и орать, и наконец замолкает. С трудом поворачиваю голову и вижу, как он стоит в углу комнаты рядом со старым проигрывателем и вертит в руках кассету. Не глядя на меня.
В одно мгновение все становится удивительно просто. Но чего-то все равно не хватает.
Все это время в комнате вопили слова.
Слова. Цифры. Буквы. Вопили голосом, глухим и глубоким, красивым голосом. Даже не зная безошибочно понимаю, что это его голос. И осознание накатывает последним кусочком паззла, который вернул прямоугольную форму, но картинка так и осталась серой. И я наконец выясняю, чего же мне не хватает в этой странной, но почему-то совершенно нестрашной концепции. Я резко сажусь на кровати и морщусь от головокружения.
Не хватает памяти.
Он все же смотрит на меня своими невозможными глазами. Вся его сущность выражает беспокойство, и я, по идее, тоже должна беспокоиться всей этой ситуации.
Но я не беспокоюсь.
Только откидываю тонкое одеяло и медленно, нетвердо иду к нему, цепляясь за шкафы и стулья, чтобы удержать равновесие. В моей голове совершенно не осталось памяти, а после того, как он выключил воющий проигрыватель, там вообще ничего не осталось. Кажется.
Подбираюсь вплотную к нему. Я ему еле до подбородка дотягиваюсь, и смотрю снизу-вверх, когда он наконец открывает рот.
— Как ты себя чувству
Накрываю его губы ладонью и качаю головой. Не нужно. Молчи.
Я пока что еще ничего не понимаю, но мне очень нужно, чтобы ты молчал.
— Твой голос мне очень знаком, — шепчу хрипло, разглядывая его напряженное морщинистое лицо. Улыбаюсь. Я помню твой голос. Я слышала его несколько жизней назад.