Серебряный подносик

Ночуем по-королевски. Во-первых, заведующий оставил ключ от кабинета, так что плющим келейно, одной бригадой, на диванчике и двух раскладных креслах. Во-вторых, поспать дали как английской королеве. Крайний вызов аж в пол-первого отработали, а утренней аудиенцией нас диспетчер побеспокоила только без пяти 7.
— Ребята, поехали! Вызов. верноподданнейше докладывает она, кидая на стол сигналку. Мужчина, 83, плохо с сердцем, задыхается. В анамнезе — инфаркт четыре года назад.
— Мля. мрачно выносит наш монарший вердикт фельдшер Саня, пятого года обучения курсант Военно-медицинской академии. Мы с водителем согласно киваем. Мужик, 83, «п/с» — это мля. Тетеньки, они сердечно-сосудисто как-то лучше защищены. С ними проще. С нашим же братом, мужиком, почти всегда фокуснее получается.
Королевский выезд. Всё, как положено, представительные проблески «синяков», покрякивания спецсигнала на перекрестках Слегка смазываем общую помпезность картины поспешной торопливостью выскакивания из машины и забега на четвертый этаж со всем реанимационным имуществом в зубах. Но тут уж, сами понимаете, не до протокола.
Звоним. Открывает заплаканная бабушка лет восьмидесяти. На ходу жалобно делится что-то, мол, совсем заплохел её дед под утро. Задыхается и даже гриб пить не хочет.
Деда слышно еще в прихожей, не дышит — клокочет и булькает. И, конечно, сидит, бледненький, мокренький как мышь, старательно ловя синюшными губами спертый воздух крошечной однокомнатной квартирки. Мутный взгляд где-то там.
Это он. Отек легких. Острейшее осложнение левожелудочковой недостаточности. Кто хоть раз видел, или, не дай бог, пережил, — не забудет никогда. По сравнению с этим ситуация, когда кто-то в речке тонет, а рядом люди, — веселый лубочный комикс. Кто-нибудь из умеющих плавать нырь. Саженками мах-мах, хвать-похвать барахтающегося и на берег оба. Жизнеутверждающий туш. Ура-ура. Вытащенному жизнь и весь мир в подарок, спасателю — аплодисменты, медаль «За спасение утопающих» во всё пузо и чувство глубокого морального удовлетворения.
При отеке легких всё гораздо страшнее. Человека рекой, цунами, водопадом заливает изнутри, прямо в легкие, в каждый бронх, в каждую крохотную альвеолку. И человек начинает мучительно и жутко тонуть. Там, внутри себя. И самый-самый чемпион мира по плаванию с навыками спасасения на водах, находись он рядом, вряд ли сможет поддержать и вытащить.
Держись, дед. Держись, родной. Мы, конечно, не чемпионы по плаванию, но ты дыши, а мы тебе изо всех сил поможем.
Кислород манжета тонометра электроды, присоски кардиографа
Сашка, умничка, мгновенно «садится» на вену. Срывая ленты оклейки, распахиваю форточку пошире и одновременно пробегаю взглядом заготовленную амбулаторную карту (как ни странно, довольно тощенькую; видать, не очень жалует нашего брата перенесший инфаркт ветеран). Оборачиваюсь к бабушке: — Сахарным диабетом Олег Иванович не страдает Препараты все переносит
— Диабетом нет, касатик. послушно докладывает та. А переносить давно уж ничего не переносит. Старенькие мы. И на улицу-то лишний раз не выходим. Дети все и приносят, что надо.
— Аллергии на лекарства нет уточняю. Высыпания, отеки
— Вроде, нет. задумывается бабушка. Нитросорбид мы с ним оба пьем. Анальгин, когда голова болит. Ну, корвалол иногда, если плохо В больнице-то ему много чего давали. Всё принимал, как велели
— Понятно Да Вы не стойте, присядьте пока. Если что-то понадобится, я попрошу. Как зовут Вас
— Анна Михайловна я.
Так, давление деданя держит. Это он молодец. Невысокое, но держит. Аспирин в рот жуем-жуем, Олег Иваныч, разжевываем пшик-пшик нитроминтом фентанил, дрошка, глюкоза в вену мочегонные, гормошки
Слону дробина Морфин еще лазикс
Нифигамс. Если и вытаскиваем Иваныча, то очень, очень медленно. И продолжает заливать его немолоденькие легкие тягучей, обволакивающей, тяжело пенящейся на вдохе мокротой. Хорошо, дед боевой. Настоящий дед. Мужик. Не сдается, изо всех сил дышит-дышит-дышит, с каждым клокочущим вдохом ухватывая по толике, по обидно малюсенькой капелюшечке столь необходимого живительного кислорода
Вспоминаю, чему старики учили. Говорю бабушке:
— Анна Михална, у Вас водка есть Только хорошая, не суррогат, не «паленка»
— Есть, сынок. суетливо поднимаясь со стульчика, кивает та. Талонная еще. Сейчас (ушаркивает на кухню)
И нет её минуты четыре. Две с половиной сотни, мать их, тягучих полновесных секунд чистого времени Дышим, дышим, дедуля! Сейчас полегче будет. Еще немного Пшик-пшик нитроминтом, пшик
Шарк-шарк-шарк из кухни поспешает бабушка. В руках серебряный подносик. На подносике — бутылка «Столичной» две рюмки и россыпь тарелочек. Хлеб-черняшка, соленые огурцы, шпроты, сыр «Приходите, тараканы, я вас чаем угощу»…
… Округлившимися испуганными глазами бабушка смотрит на меня. Понимаю. Когда-то я и сам бы на её месте сильно удивился. Сейчас некогда. Ломаю ампулу с физраствором и добираю его в шприц-двадцатку, где уже плещется кубиков пять всосанной из бутылки «столичной». Сашка споро принимает у меня шприц и толкает в пациентскую вену.
Красоттта!… Дедуля «сохнет» прямо на игле. Дыхание становится глубже, каждый вдох продуктивнее, в глаза постепенно возвращается осмысленность, булькание и клокот затихают, затихают, затихают до ласкающих наши уши хрипов. Ай, да дед! Красссава! Ай, да мы!
«Красава», как будто услыхав мою лестную оценку, слабо и слегка смущенно улыбается обретающими цвет губами:
— Доктор мне бы в туалет по маленькому.
А вот это совсем хорошо. Моча начала отходить это здорово.
— Сашок… прошу, оглядываясь.
— Не надо. слабо пытается отбиваться Олег Иваныч. Сам, мол, дойду. Это он напрасно. Сашка два метра ввысь, косая сажень в плечах быка за пару минут может в бараний рог свернуть. А уж донести не самого толстого семидесятикилограммового дедульку в аккуратной охапке до туалета для него вообще пара пустяков и три секунды времени. Отбивайся-не отбивайся.
— Анна Михайловна, — говорю, — не переживайте, самое плохое уже позади. Собирайте Олега Иваныча. В больницу поедем. Из документов паспорт, полис он ведь ветеран Участник войны
— Участник, участник, сынок. часто кивает головой бабушка. Инвалид Великой Отечественной, второй группы Оба мы.
— Тогда удостоверение его тоже понадобится. Кружку, ложку, полотенце, туалетные принадлежности, бумагу туалетную
Санёк вносит и сажает на разобранный диван совсем повеселевшего ветерана. Тот счастливо вздыхает (хрипловато еще, но уже полной грудью) и начинает деловито поправлять измятую подушку.
— Олежек, — жалобно обращается к нему бабушка, — доктор говорит, в больницу тебе надо
— Кому сердито вскидывается Олежек. Не. Никуда не поеду. Если надо, буду дома помирать. А в больницу не поеду. Я вам эту расписку напишу.
Дед обиженно поджимает губы и отводит от меня недовольный взгляд.
— Он не поедет. начинает тихо плакать Анна Михайловна. С инфарктом-то тогда еле уговорили У него инфаркт, доктор Опять
— Так! А ну-ка, отставить мокрое дело! подпускаю в голос строгости. Когда на том свете понадобимся, нас не спросят. А сейчас хоронить рановато. Поживем. Но полечиться какое-то время придется, не без этого. Иначе плохо всё может закончиться. Олег Иваныч. Ложимся на спину. Руки-ноги расслабить , дышим спокойно, не разговариваем.
Посмотрим, что ЭКГшка добавит. Предыдущие сам черт не разберет сидя снятые, да на такой частоте, — естественно, нечитабельны совершенно. Саша подкладывает деду еще одну подушку и снова цепляет электроды, лепит присоски Ползет лента ЭКГ. Обрывая её и передавая мне, Сашка улыбается. Таки да, есть чему радоваться. Приличная вполне пленочка. Я ж говорил замечательный дед.
— В общем, так, уважаемая Анна Михална, — поворачиваюсь к бабуле, — про свежий инфаркт разговора нет. Вопрос жизни и смерти не стоит. Состояние, тем не менее, достаточно серьезное. (Бабуля, утерев слезы, вновь послушно и внимательно кивает.) Остаетесь дома. Сегодня к вам придет врач из поликлиники, будете лечиться. Делать всё строго по назначению доктора. При любом ухудшении состояния боли за грудиной, одышка, нарастание слабости — звоните нам. Телефон знаете.
Бабуля напоминает мне игрушку. Есть у меня такая дома маленький бархатистый мопс, голова на крючочке. Тыкаешь голову пальцем, и мопс кивает-кивает-кивает То ли соглашается со всем, то ли просто ободряет мол, ничего, человек-два уха, поживем еще.
Отзваниваюсь диспетчеру, докладываю, прошу записать актив врача на сегодня, прямо с утра (ага, это пятый участок. Замечательно. Участковым у них — Люда, Людмила Сергеевна, кардиолог. Очень толковый врач.), и слышу самые приятные, самые греющие любому «всаднику» его суровую душу слова: — Всё, ребята, отработали. Домой. (Повеселев, одними губами беззвучно шепчу напрягшемуся было Сашке — «домой». Сашка умиротворенно вздыхает и закрывает глаза.)
— Понял, Лариса. Спасибо. Едем.
Собираем наши чемоданы, оставляем бабульке пшикалку «Нитроминта» с рекомендациями, пару ЭКГэшек и выписку чего кололи-делали — для участкового. Теперь, точно, всё. Домой.
— Спасибо, доктора. благодарит приободрившийся и воспрянувший духом дедуля. Понятно, рад. В больничку ехать не надо. Там неуютно. Там на завтрак невкусная каша. Там все больные. Там Иванов, тот, что у окошка, громко храпит по ночам. Там болючие уколы Понимаю, конечно. Сам уколов боюсь.
— Спасибо, милые. опять собирается всплакнуть бабушка. Дай вам Бог
— Лишь бы на здоровье. отвечаем. Не болейте.
И сыплемся с четвертого этажа вниз. Где-то на втором этаже нас догоняет встревоженный бабушкин крик: — Доктор!… Доктор!…
Ударив по тормозам, задираем головы вверх.
— Что, Анна Михална!
— А допивать-то Не будете
— Что допивать! туплю на весь подъезд.
В пролете, на уровне четвертого этажа показывается растерянная бабушка. В руках початая бутылка «Столичной» и ну да, серебряный подносик.
— В другой раз! смеёмся облегченно. На день рождения зовите!
Выходя из подъезда, сталкиваемся с тётенькой-дворником, размашисто метущей асфальт у подъезда. Разминувшись, слышим, как она ворчит сердито-недовольно (как бы не на нас, сама себе как бы): — Ишь, ржут лоси Где-то люди помирают, а они ходют тут ржут
Нас чуть пополам не разрывает. С трудом грузимся в машину и только «домой!» можем Вите сказать сквозь спазмы душащего хохота. Витя не обижается. Витя понимает. Витя 25 лет «скорик». Он заводит машину и трогает с места как застоявшийся конь. И хохочет вместе с нами. Просто так. За компанию.
Гусев Владимир

Источник