Маленькая Варвара не любит лоскутное одеяло

 

Маленькая Варвара не любит лоскутное одеяло От него странно пахнет чем-то запретным и тревожным, то ли матушкиными травами, то ли бабушкиными сердечными каплями. Что-то непонятное живет среди

От него странно пахнет чем-то запретным и тревожным, то ли матушкиными травами, то ли бабушкиными сердечными каплями. Что-то непонятное живет среди этих пестрых кусочков, шепчет по ночам, но не рассказывает историю целиком. Она прячет одеяло вглубь шкафа и не замечает скептическую ухмылку матери. Маленькая Варвара учится стрелять. Все меньше дрожит рука и летит пуля смертельной пчелой прямиком в цель, чтобы разорвать горячую плоть, расплескать алую кровь, забрать чужую жизнь. И пусть сейчас только щепки падают оземь, но она знает, что настанет время Охоты, и тогда она точно не промахнется. Девочка перезаряжает оружие уверенным движением и отвечает довольной улыбкой на одобрительный кивок матери.
Варвара взрослеет и впервые встречается с врагом. Пальцы уверенно давят на спусковой крючок и смерть расцветает багрянцем на груди волколака. В племени пополнение. Танцуют женщины у костра, выбивая воинственные ритмы на тамтамах, обтянутых кожей побежденных оборотней. Мать с гордостью накидывает на ее плечи рубиновый плащ с первой звездой, вышитой серебряной нитью. Отныне её имя исчезнет навсегда в треске костра, во славу Красных Охотниц. Так гласят правила, к этому обязывает долг, вечная охота становится смыслом ее жизни.
Рубиновый плащ мелькает среди деревьев и приземистых домов. Бдит Красная Охотница, не прекращается ее дозор. Цепкий взгляд всматривается в прицел снайперской винтовки, уверенная рука вонзает кинжал, обрывая хриплый вой, защищая покой окрестностей, не пуская зло на тихие улицы. Одна за другой загораются серебряные звезды на плотной ткани. Кровь не смывается с рук, и пахнет чем-то запретным и тревожным.
Красная Охотница теряет покой, пристально смотрит на мать, но избегает вопросов. Не спит и не говорит, пропадает в лесах, да так, что не найти ее, след не сыскать, соколиным взглядом силуэт не выцепить. Всё чаще наведывается девушка к бабушке, живущей по ту сторону леса, да уходит понурая, сильнее плащ запахивая, но не скроются от глаз старой охотницы синяки да царапины на коже юной. Недовольно хмурится старушка, качает головой, вновь и вновь о правилах, кровью написанных, рассказывает.
Идет пора темная, Самайна время смутное, когда готовится всё к переходу да окончанию. Близится ночь заветная, пробуждающая силы древние. Ночь Дикой Охоты, когда без огня путеводного дороги безвременья уводят в никуда, не имея ни окончаний, ни направления. Достает Красная Охотница лоскутное одеяло, скрипит игла, пронзая плотную ткань. Складывается мозаика, дополняется новыми красками. И кто знает, станет оно от того лучше, или потеряет былую красоту. Всё понимает мать, да не станет мешать, не вправе судьбы менять, даже если сберечь кровь родную хочется.
Огненными столбами взмывает пламя костров в нависшее небо. Разверзаются холмы, стирая границы реальностей, смешивается явь со снами, да сны с явью. Заливисто воет ветер на выщербленную луну. Ветер ли Танцуют ведьмы у костров, танцуют охотницы. Полынный вкус разливается на обветренных губах, с которых срываются в ночь, то ли песни, то ли заклинания.
Ступает Красная Охотница на поляну. Бросает лоскутное одеяло в круг. Звук тамтамов становится всё громче, чтобы оборваться в одно мгновение, когда босая нога касается пестрой ткани. Ой, не ветер воет в лесу. Ой, не ветер. Опускается волчья лапа на другой конец покрывала. Не кинется никто к оружию, не причинит этой ночью вреда паре, что сольется в страстном танце на лоскутном одеяле под перестук костей неупокоенных и звон лат бессмертных. И пока Гадес жадно впивается в уста любимой где-то между мирами, жарко прижимается хрупкое тело Охотницы к мощной груди оборотня. И сама Осень и Тьма сливаются с ними воедино.
Снимает Охотница плащ рубиновый, смиренно опускается у ног матери, да не смирение горит блуждающими огнями в глазах ее, а страсть животная. Не выполнен долг, нарушены правила. Не плащ рубиновый, а позор несмываемый должен теперь ее покрывать. Но грустно улыбается мать, обратно символ на плечи накидывая. Священна дикая ночь Самайна. Меркнет любой кодекс перед тайными ритуалами в то время, когда не существует ни тьмы, ни света. Всё перемешано, всё переплетено. Танцуют ведьмы у костров, танцуют охотницы. Понесет Красная Охотница дитя от волколака, как и мать ее, и бабушка, ведь кто может лучше выследить кровь зверя, если не тот, в ком она течет. И одеяло лоскутное под ногами светится древними печатями, рассказывая тревожные истории запретной любви, среди его мозаики спрятанных.

 

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *