Полынь

На кладбище шелохнулась полынь.
— Ну почему! По-че-му! Я же просил КРЕМИРОВАТЬ И РАЗВЕЯТЬ! Кремировать и развеять, а не БАЛЬЗАМИРОВАТЬ И ЗАКОПАТЬ! Кто допустил ТАКОЕ Дайте мне его сюда, я лично его РАЗВЕЮ И ЗАКОПАЮ!
Скрипнула калитка, из соседней оградки донёсся завывающий усталый голос.
— Да сколько можно Дай поспать!
— У тебя на это было ДВАДЦАТЬ СЕМЬ ЛЕТ, Пенни, и будет ещё целая вечность, не мешай!
— Сколько повторять, меня зовут Питер, и с таким бараном, как ты, я высплюсь разве что в могиле.
— Но ты же Ай! Да что с тобой трепаться, были бы слюни, я б на тебя плюнул.
Снова шелохнулась полынь. Из-под земли всё ещё шли причитания.
— Были бы глаза, я бы на тебя даже не смотрел.
Снова скрипнула калитка.
***
Маленькая старушка тихонько шла, постоянно озираясь на надгробия и вздрагивая от малейшего шороха (чаще карканья). Туфельки её постоянно задевали камушки на тропе между могилами. Она осторожно подошла к той, что была соседом причитающему кресту из камня.
— Эх, Питер, вот уж тридцатый год, как тебя нет, — из-за пазухи она медленно достала веточку сирени. Знаю, ты не любишь, когда рвут цветы, но я не могу прийти с пустыми руками.
Старушечья сумочка случайно зацепила калитку, та скрипнула. Питер стоял перед своей любовью и улыбался. Так он стоял до темноты, слушая её рассказы — о детях, о внуках, о радостях и печалях, о сожалении, что его рядом нет. Позже его рука опустилась ей на плечо, и женщина поняла, что пора уходить. Попрощавшись, она также тихо ушла, задевая туфельками камушки.
Полынь так и качалась на ветру.
— Знаешь, Петя, были бы у тебя слёзы, ты б заплакал.
— Был бы у меня рот, я бы попросил тебя заткнуться.
— Но у тебя и так Эх! А вот был бы я КРЕМИРОВАН, всё пошло бы по-другому!
— Что, например
— Я был бы свободен, а не закрыт за четырьмя заборчиками и одной калиткой в ПОЛНОМ ОДИНОЧЕСТВЕ! Тебе хорошо — к тебе заходят чуть ли не три раза на неделе
— Меньше, — с грустью прервал его Питер.
— а у меня всё поросло этой гадкой ТРАВОЙ!
— И почему это полынь гадкая
— Она ГОРЬКАЯ! Хоть у меня и нет носа, но осадок всё равно неприятный. Так вот, о чём я был бы я КРЕМИРОВАН, а не зарыт, как кошачье дерьмо, я бы по свету летал! МИР бы смотрел! А здесь только три берёзки да молчаливые соседи, кроме тебя, конечно же, ВЕЧНО СПЯЩЕГО!
— Они ушли.
Ветки полыни задрожали с невероятной силой, в воздухе повисло напряжение, даже вороны перестали каркать.
— КАК!
— Видимо, так сильно хотели от тебя избавиться, что
— Я НЕ ШУЧУ! Как
— Их унесли трупные черви.
— Было бы у меня горло, я б поперхнулся. И что, мне теперь ждать, пока эти зверушки захотят полакомиться Оставь эту радость тем, кто меня ЗАКОПАЛ!
Полынь перестала дрожать, а Питер лишь молчаливо смотрел на место захоронения своего собеседника.
***
Старушка пришла через день примерно в то же время, так же осторожно приступая, но всё же отбрасывая туфельками мелкие камушки. Питер уже стоял перед ней, и, только вдова поприветствовала своего мужа и захотела поведать ему обо всём, пусть даже повторяя предыдущие рассказы, снова опустил ей руку на плечо.
Лёгкое дуновение ветра, горький, но наполняющий жизнью, запах полыни — панацея от всех, как ни странно, горестей — впилась ей в нос.
— Питер, у тебя появился любимый цветок
Ветер подул с новой силой, раздвигая ветви полыни. На кресте показалось фото юноши, не старше двадцати лет.
— Ох, — протянула старушка, — так это твой друг Такой молодой
Она сорвала одну веточку и положила её рядом с позавчерашней сиренью.
— Ну, тогда отдыхайте. Я, наверное, тоже скоро к вам присоединюсь, — лёгкая улыбка создала ещё больше морщин на её стареньком личике.
Она вновь попрощалась с мужем и также, не спеша, отбрасывая туфельками камушки, ушла.
***
Полынь долго не качалась, хотя калитка сильно скрипела. Впервые за двадцать девять лет.
— Может быть, ты уже вылезешь оттуда, — Питер помедлил, — пока тебя черви не съели
— Не мешай, Педро, я отдыхаю.
— Какая прелесть! Вот теперь я точно не позволю тебе спать, выползай оттуда, быстро!
Тот резким движением выпорхнул из-под креста и оказался, если бы таковые части тела имелись, нос к носу с Питером. Лишь спустя тяжёлое мгновение, он посмотрел вниз и понял, что его оградка осталась позади. Питер взглянул в его мутный, но не печальный образ и сказал:
— Если бы у тебя были слёзы, ты бы заплакал.
— Если бы у меня были руки, я б тебя обнял.

Источник