Дурочка

 

Дурочка Она косила на левый глаз и была лопоуха. Уставшее от повседневных дождей солнце, кровянистыми червячками высвечивала сосудистый рисунок на ее ушах. На голове волос рос проплешинами.

Она косила на левый глаз и была лопоуха. Уставшее от повседневных дождей солнце, кровянистыми червячками высвечивала сосудистый рисунок на ее ушах. На голове волос рос проплешинами. Черная щетина перемежалась пятнами кровоточащих болячек — мягких в середине и окруженных хрустящей корочкой по краю.
Кривя тонкие губы в ухмылке, она запускала, растрескавшиеся от лихой болезни, пальцы в волосы и, расчесав очередную болячку, выгрызала сукровицу из-под грязных ногтей.
Тайка с удивлением и неприязнью разглядывала дурочку, надеясь, что та уйдет.
Куда там. Блаженная заприметила косу и агукая, как ребятенок, потянулась к ее сверкающему лезвию.
— Пшла прочь! — рявкнула Тайка, скидывая себя обрывки сонного оцепенения, — пшла, я сказала!
Дурочка дернулась, как от удара хлыстом. Опрокинулась на спину и опираясь локтями и пятками, в каменные плиты молельни, отползла к стене.
Тайка вскочила на ноги, привычным жестом подхватывая своё смертоносное орудие. Вскочила и охнула. Спина затекла от ночевки на холодном полу, прокусанную ногу нещадно жгло. Живот урчал с голодухи, а во рту стоял привкус крови и рвоты. Поморщившись Тайка сплюнула под ноги и мрачно уставилась на незваную гостью.
— Ты кто такая стараясь внятно выговаривать слова, спросила она. Но Дурочка только крепче вжалась в стену и заскулила, как побитая собака.
Из одежи на ней была грязная рубаха, едва прикрывавшая ободранные коленки, да аляповатая косынка, завязанная кривым узлом на шее.
Тайка вздохнула, узнать у незваной гостьи, далеко ли до людского жилья, похоже, невозможно, ну что ж, придется искать самой. Вспомнив вчерашний день, она поморщилась. Сначала долгая превратившаяся в месиво, дорога от городских врат. Затем ночевка на голодный желудок в разрушенной молельне посередь загаженного погоста. А теперь еще и пробуждение в компании недоумки. Всё это не улучшало настроения.
Еще раз плюнув, Тайка, опираясь на косу вышла через пролом в стене прямо навстречу могильным камням.
Дождь прекратился, и хотя под ногами чавкала и пузырилась грязь, хотя бы не текло на голову. Осмотревшись, Тайка увидела тропу, уводящую вглубь полей, и, не задумываясь, пошла по ней.
Дурочку она заметила почти сразу. Та, выбравшись из молельни, следовала за ней, не приближаясь, но и не теряя из виду. Скрючившись, она шлепала голыми ногами по грязюке, и ее рубаха мелькала пыльной тряпкой среди пожухшей травы.
Дом Тайка углядела ближе к полудню, когда тучи вновь начали всхлипывать, поливая, и без того захлебнувшуюся в жиже, землю слезами.
Прибавив шагу, Тайка вошла во двор и сразу учуяла запах еды. В животе страшно заурчало, и непривыкшая к такому, она удивленно прижала ладонь к чреву, прислушиваясь. Вдруг пузо возьмет, да и лопнет
Как раз в этот момент дверь отворилась и на пороге показалась дородная баба. Раскачав бадейку с грязной водой, она выплеснула ее почти под ноги Тайки, словно той не существовало.
— Смотри куда льешь! возмутилась Тайка, брезгливо морщась.
— А ты кто, чтоб мне указуйкой быть насупилась тетка, отставляя пустую бадью в сторону.
— Гостья твоя, — дерзко ответила Тайка, — или откажешь мне в похлебке и теплом углу
Баба еще раз смерила Тайку тяжелым взглядом. Пожевала губами, принимая решение, и, наконец, молча махнув рукой, вошла в дом.
Тайку дважды звать не было нужды. Войдя в избу, она огляделась и уже хотела юркнуть на скамью, но хозяйка ее одернула:
— Косу в сенцах оставь, не че эту дуру за стол тащить.
Тайка кивнула и, осторожно прислонив оружие к стене, вошла в комнату.
Здесь пахло людьми. Казалось, что еще недавно за столом сидела не только хозяйка, а много больше народу. Горьковатая вонь пота смешивалась с ароматом свежего хлеба и табачным дымом.
В воздухе сквозило и еще что-то знакомое и нет одновременно, но Тайка не успела разобрать, поскольку перед ней очутилась тарелка с похлебкой. Забыв обо всем на свете, она ухватила ложку и стала жадно черпать наваристый бульон, прикусывая ржаной горбушкой, поданной хозяйкой.
Та копошилась у печи и между делом поглядывала на гостью словно примеряясь к ней.
— Вкусно спросила баба, когда пигалица вымокала все до последней капли и собрала даже крошечки со столешницы.
— Угу, — кивнула Тайка, облизывая ложку.
— А ты чья будешь хозяйка, склонив голову на бок, рассматривала её, отчего Тайке вдруг стало муторно.
— Ничейная я, сама по себе хожу, — буркнула она и уже собиралась поблагодарить за еду, как со двора донесся истошный женский визг.
В тот же момент двор и дом наполнились звуками. Дверь распахнулась и в избу ввалились трое мужиков. Один из которых держал за аляпистый платок, как за ошейник, давешнюю дурочку.
— Поймали, мать! Далеко не ушла, тут по овражкам ныкалась! завопил первый вошедший с длинными, похожими на мочало, усами.
— А ты, Мать, не промах, еще одну добыла! захихикал другой, меньше ростом, из-за угнездившегося на спине горба.
Тайка вскинулась со скамьи, как сжатая пружина. Она хотела метнуться к косе, но в глазах потемнело, перед глазами заплясали мерзкие рожи хозяйки и ее сыновей, и она провалилась в цепкую первобытную тьму.
Сознание возвращалось медленно. Голова гудела, подобно охотничьему рогу. С трудом разлепив глаза, Тайка, щурясь, вглядывалась в полумрак пропитавший воздух.
Ее окружали бочки и мешки, заполненные припасами. Под потолком на крюках висели куски мяса, с некоторых еще не содрали кожу на которой виднелась синева ритуальных рисунков.
Тайку замутило:
— Человечиной значит почуете, твари, ну погодите, — прошипела она и дернулась чтобы встать, но не тут-то было. Оказалось, что ее шею, охватывает железная полоса, от которой в стену уходила ржавая, железная цепь.
Тайка рванула повод. Вот значит как, ее, Смерть, на цепь сажать Как псину дворовую!
Она снова подергала цепь — тщетно, та и не думала лопаться, а коса, которой можно резать даже толщу бытия, затерялась среди лопат и веников в сенцах.
Зло пнув ближайший ящик, Тайка задумалась, как быть Легко выскользнуть из этого тела и разобраться с обидчиками, да только лишившись оболочки она вновь станет частью великого замысла ткача, а уж он не упустит момент приструнить непокорную, вплести ее в первозданный узор.
От мыслей ее отвлекли всхлипы. До этого Тайке казалось, что она в подполе одна, но теперь стало ясно, что это не так.
-Эй, кто там А ну, покажись! потребовала она.
Из самого темного угла, заставленного коробами, выглянула дурочка. Лицо ее теперь украшал фиолетовый синяк, а во рту не хватало пары зубов. Зато она была свободна, ее не посадили на привязь.
Тайка возликовала:
— Иди сюда, — позвала она и видя, как напряглась блаженная, повторила, — иди, не трону.
Дурочка на четвереньках подползла к Тайке и изумленно хлопая ресницами уставилась на неё. Из приоткрытого рта умалишённой, потекла тоненькая ниточка слюны. Тайка поморщилась, но другого помощника у нее не было.
— Косу мою помнишь спросила Тайка, — Ту что трогать нельзя, помнишь
Дурочка закивала, и, взмахнув руками, прошепелявила Пшлы, шла.
— Это ты меня передразниваешь — удивилась Тайка и невольно усмехнулась, уж больно похоже вышло. Да, так вот, ты можешь мне косу принести, она там, — Тайка ткнула пальцем на потолок, — наверху, можешь
— Неее, -заблеяла дурочка и затрясла головой, — неее!
— Почему Тайка почувствовала злость, — Ты же не на привязи, выберись, принеси.
— Неее, — как зачарованная повторила дурочка.
— Иди туда, — не удержавшись прикрикнула Тайка, — иди и принеси мне косу.
Дурочка всхлипнула, выпятила вперед нижнюю губу и подвывая стала отползать в свой угол.
Теперь Тайка уже злилась на себя:
— Стой, да стой же, я не хотела, ах, ты ж, — она привалилась к стене и с ненавистью посмотрела наверх, наблюдая как гнуться, поскрипывая, половицы под весом недобрых хозяев. Пылинки плясали в черточках света, попадавшего сюда из крохотного оконца. Плясали словно судьбы, на полотне Ткача.
Рядом звякнуло. Тайка обернулась и увидела косу, валяющуюся совсем рядом. Она перевела взгляд с орудия, на дурочку, вновь выглядывающую из своего убежища и улыбнулась.
— Так значит нет, потому что коса была здесь спросила она и, не ожидая ответа, поблагодарила. Затем дотянулась до рукояти и почуяла силу, родную, всемогущую, вливающуюся в нее живительным эликсиром.
Дзынь! И ненавистный ошейник полетел в пыль. Дзынь! И дверца подпола слетела с петель.
Тайка успела насладиться удивлением на лицах людоедов, прежде чем лезвие впилось в их плоть, насыщаясь горячей кровью.
Первым ей попался усатый мужик, что притащил дурочку в дом. Он ринулся к Тайке, выставив вперед руки. Один удар, и культяпки полетели на пол, а мужик, орошая кровавыми брызгами белый бок печи, завалился на спину, истошно завывая. Вторым под косу попал молчун, ему Тайка чиркнула по глотке. Он дернулся и его голова, как у испорченной марионетки завалилась назад, оставляя еще живое тело в недоумении кружить по избе.
Горбун хотел сбежать, но не тут-то было. Тайка прошлась ему по спине, вспарывая нарост от затылка до зада, а затем подцепив острым краем косы за причинное место, дернула вверх, отсекая все лишнее.
Заляпанная бурыми пятнами, Тайка огляделась, бабы, что ее одурманила, видно не было.
— Ничего, найду, — прошептала Тайка и метнулась во двор.
Хозяйка, услышав крики, бежала из сарая. Они почти столкнулись в дверях. Раскрасневшаяся баба с колуном в руках и худощавая девчонка с косой на перевес.
— Выбралась значит, пигалица процедила хозяйка, всматриваясь в окрашенное алыми брызгами лицо Тайки.
— Супчик твой, сил предал, — отозвалась та и, взвизгнув, закрутила косу, как недавно у ворот.
Баба попыталась было отбиться, да куда там смертной идти поперек Смерти. Лезвие чутко срезало ей кончик носа по самые носопырки, а затем легко прошлось по брюху, выносившему тех нелюдей, с кем уже разделалась Тайка.
С особым наслаждением Тайка глядела, как баба дергается в грязи смешанной соломой, и не спешила обрывать ее жизнь, вслушиваясь в исповедь души, кающуюся во многих смертях. В том, как убивали и грабили, как продавали мясо в городе, как жрали сами себе подобных.
Последнее что спела нить, прежде чем оборваться, это жалость за то, что не успела придушить дурочку, свою дочь и внучку в одном лице.
— Погань какая, — сморщилась Тайка, вбирая ее жизнь и направляясь к дому, где её ждал сюрприз. Возле усатого, который лишился рук, сидела блаженная и с особым наслаждением била и била его по голове бревном, превращая лицо и череп в кровавую массу с белыми осколками костей.
— Эй, он уже сдох, оставь его! крикнула Тайка, но дурочка не обратила внимание, слишком увлечённая своей игрой.
Тайка забрала из печи каравай хлеба, сунула его в дорожную суму, взятую из сенцев и поспешила покинуть гостеприимный дом, более не оглядываясь.
Гладкая

 

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *