Истории из жизни реальных людей
Кудель черна, как молва обо мне, нить в руке сера, как мое одиночество, а на веретене — зелена, как моя надежда. Я жду. В доме темно, я работаю на ощупь и неотрывно гляжу на месяц, меряя время его движением и гулкими медленными ударами сердца.На сосне ухнула сова. Полночь. Мир замер. Тишина ощущается кожей, и сердце трепещет, сбившись с ритма.
Стук в дверь. Три удара. Я втягиваю носом воздух, принюхиваюсь к тому, что за дверью. Там, за порогом, ждут разрешения войти отчаяние, страх и решимость. Частые гости в моем доме. Почему никто не приходит ко мне с радостью Стук повторяется, и я почти слышу, как колотится сердце той, что принесла с собой эти чувства. Зажигаются послушные моей воле свечи, гостеприимно распахивается дверь в тот самый миг, когда женщина за порогом поднимает руку, чтобы постучать вновь.
Она молода, бледна и напугана, а ее попытки изображать уверенность в себе не обманывают никого. Ей не хватает смелости даже толком войти — так и стоит у порога, хотя я жестом пригласила ее.
— Доброй ночи, госпожа, — звонкий голос дрожал, легкий поклон в ее исполнении меня позабавил.
— Доброй ночи, королева, — склонив голову набок, я поприветствовала вздрогнувшую гостью. — Заходи, рассказывай, что привело тебя сюда. Одну.
Стук каблуков по дощатому полу, шорох неподобающе скромного платья королева села на единственный стул, не заваленный травами, перьями или шерстью, чинно сложила руки на коленях. На пальцах видны следы от колец, в ушах нет серег. Значит, бандитов в этих лесах ее супруг не повывел. Но она все же решилась прийти ко мне. Ночью. Одна.
— Госпожа, я хочу ребенка. Помогите мне отяжелеть, — твердо, с вызовом прозвучал голос, привыкший приказывать.
С тихим щелчком захлопнулась входная дверь. Королева дернулась, сцепила руки и, спохватившись, добавила: «Пожалуйста».
— Он знает, что ты здесь
Она кивнула так, будто предупредила меня, предостерегла. Смешно, мы обе знаем, что ни король, ни его гвардия не страшат меня.
— Вы оба знаете, что я беру плату
— Да, мы оба это знаем, — постепенно теряя уверенность, ответила королева. — Золото, самоцветы, серебро… Даже земли, если захотите! И титул!
— Обычно я беру плату не этим.
Она прикрыла глаза, набрала побольше воздуха, но заговорить не успела.
— Я всегда предупреждаю, какой будет цена. Ты всегда сможешь отказаться.
Королева просияла, кивнула несколько раз и за мгновение утратила всю царственность. Теперь передо мной просто напуганная и отчаявшаяся женщина, обращавшаяся к лучшим врачевателям и заморским целителям, но так и не получившая желанное. Обычная женщина…
Пальцы сучат шерсть, прядется разноцветная нить, а я смотрю в серые глаза, и каждый оборот веретена затягивает в транс и ее, и меня. Полуявь полнится образами, нечеткими, слишком размытыми. Нужно усилить связь, иначе не пойму, в чем сложность, почему у двух молодых людей до сих пор нет детей.
Я встаю, королева не сводит с меня затуманенного взгляда и не отстраняется даже, когда в моих руках появляется нож. Щелчок пальцев женщине возвращается ясность ума.
— Мне нужна твоя кровь, чтобы сделать предсказание.
Она с ужасом, приятно щекочущим мои чувства, глядит на нож, на меня, но кивает и протягивает ладонь. Рукав ее платья слишком узкий, не закатать — я вспарываю его до локтя. Она дрожит, закусывает губу, отворачивается. Я крепко держу ее руку — неправдоподобно нежную и бледную в сравнении с моими грубыми пальцами.
Острие ножа прокалывает кожу над голубой жилкой. Кровь тягучей струйкой стекает в костяную рюмочку. Звук падения капель смешивается с моими словами. Королева смотрит на меня, и я знаю, что, как и другие, потом она скажет: «Мерзкая старуха бормотала, склонившись над порезом. Это было так жутко». Да, наверняка это выглядит жутко со стороны, но ведь важен итог, не так ли
Рюмочка полна, щепотка соли растворяется в крови. Королева плачет от страха, и, смахнув в рюмку эти слезы, у нее на глазах я в два глотка выпиваю все.
Она обмякает на стуле, запрокинув голову. Хорошо, ее обморок сейчас очень кстати. Из-за крови меня мутит, но зачарованный напиток обостряет чувства, и я вижу то, что нужно. Я вижу ее глазами то, что было, то, что будет.
У будущего есть вероятные пути развития. Их не так много, как думают некоторые, и это хорошо, ведь мое волшебство не может длиться вечно.
Хлопки по щекам приводят королеву в чувство лучше нюхательных солей. Она смотрит на меня, как загнанная лань, и молчит.
— Ко мне приплывали стеклянные рыбы, цветные стеклянные рыбы, — я еще не отошла после транса и наяву слышу звон плавников и вижу блеск чешуи.
Мои первые слова продиктованы остаточными чарами и кажутся непосвященным бредом. Так всегда было, так всегда будет. Это укрепляет образ полоумной старухи. Могущественной и полоумной. Может, поэтому они так меня боятся
— Я помогу тебе, — сквозь звон стеклянных плавников я почти не слышу собственный надтреснутый голос.
— Госпожа! — в ее глазах вновь появляются слезы, но теперь это слезы радости.
— Я помогу тебе. Ты отяжелеешь и родишь двойню. Мальчика и девочку.
Она хватает меня за руку, и свет ее глаз ярче сияния десятков свечей.
— Ты просила об одном ребенке. В качестве платы ты отдашь мне второго.
Она отпустила мою руку, вскочила, в глазах полыхает гнев. Он, как и ее радость до того, возвращает мне силы, растраченные на предсказание.
— Этого не будет! Чтобы я отдала ребенка лесной ведьме — ее голос резок, пронзителен и дрожит от негодования.
— Если я тебе не помогу, у тебя вообще не будет детей. Ни одного. Никогда.
Она ловит ртом воздух, подбирает слово пообидней.
— Зачем тебе вообще ребенок! Ты, старая карга!
Сразу видно аристократку, хорошим манерам научили, а ругательствам нет.
— Здесь одиноко, — глядя ей в глаза, спокойно отвечаю я. — Не торопись с решением. Поговори с мужем. Без меня ни одного. С моей помощью двое, но одного я заберу на пять лет.
Она в бешенстве выскакивает в ночь. Хлопает дверь, с улицы до меня доносится: «Да что она себе позволяет Возомнила невесть что!». Выглянув в окно, встречаюсь взглядом с совой. Желтоглазая кивает мне и расправляет крылья. Она знает, что мою гостью нужно проводить. Страх берег ее по дороге сюда, но гнев не столь осмотрителен.
***
Полная луна глядит мне в руки, челнок уверенно ходит между нитями, мерно постукивает ткацкий станок, на полотне уже виден пышный хвост разноцветной рыбки.
Я работаю в свете луны, меряю время стуком педали и жду.
Сова на сосне ухнула. Полночь. Мир замер, станок встал. Тишина тревожит чувства и бередит душу.
В дверь постучали трижды. На сей раз за порогом не только страх, отчаяние и решимость. Теперь там и мольба. Королева вернулась и, прося о помощи, со слезами умоляет взять другую плату. Но не прельщают меня смарагды и яхонты, не нужны мне дорогие меха и земельные угодья, не принесут радости золото и титул.
— Цена не изменится, королева.
— Пусть так. Помоги мне, госпожа!
Я чарую над ней три дня и три ночи, терплю ее обмороки и брезгливые взгляды. Обряд завершен, волшебство подействует, мы обе это знаем. И в порыве благодарности королева на прощание обещает пригласить меня на праздник в честь рождения детей. Я очень удивлюсь, если она сдержит слово.
***
«Старая ведьма!» — слышалось со всех сторон. «Что здесь делает эта карга» — шептались придворные. «Ах, лишь бы она не подходила к деткам!» — восклицали дамы. Король смотрел на меня волком и, судя по движениям, явно жалел, что во дворце нельзя носить меч. Будь его воля, заколол бы меня. Королева вежливо улыбалась, а я слышала, как трепетало ее сердце. Теперь ее страх был втрое сильней, но она не могла противиться мне и, когда наши взгляды встретились, королева спустилась с тронного возвышения.
— Я пришла на праздник, — я не повышала голос, но каждое слово доносилось до всех собравшихся. — Я не собираюсь его портить. Плату, о которой мы договорились, я возьму потом. Ты сама решишь, когда.
Облегчение, появившееся на лице королевы, ясней любых слов давало понять, что королева не собирается выполнять свою часть сделки. Никогда. Что и следовало доказать.
— Дай мне руку, королева.
Она послушалась — блеснули драгоценные перстни, ее ладонь оказалась в моей. Король, будто заподозрив неладное, вскочил, но поздно — мой палец уже коснулся запястья его жены. Она вздрогнула, выдернула руку и с ужасом наблюдала, как на коже росло похожее на крапиву родимое пятно.
— Такие же появились на руках твоих детей. Теперь ты не обманешь меня, не попытаешься выдать крестьянских детей за собственных.
— Проклятая ведьма!
Крик короля и его совершенно непристойная брань соперничали в красноречии со слезами королевы. Почему каждый раз одно и то же Почему люди думают, что изобрели какой-то новый способ обмануть меня
***
Я приходила каждый год в одно и то же время. Напоминала о сделке. Во дворец меня не пускали, но я не стремилась особенно — королева сама всегда выходила ко мне. Потому что ее родимое пятно горело огнем, а вовсе не из вежливости. Она из раза в раз отвечала одинаково пренебрежительно и с вызовом, когда я говорила ей, что однажды она добровольно отдаст мне свое дитя.
— Они оба тебя ненавидят, ведьма! Зачем тебе ребенок, который тебя ненавидит
— Таковы условия сделки. Я помогла тебе стать счастливой и когда-нибудь ты выполнишь свою часть договора.
— Нет, ведьма. Я не отдам тебе на пять лет ни сына, ни дочь. Не отдам! Но, может, ты примешь деньги и оставишь нас в покое
Приятно думать, что у нее осталась хоть капля совести, ведь королева каждый раз предлагает другой способ расплатиться со мной. И всегда после этого я ухожу ждать следующий год. Мне нравится помнить ее совестливой.
***
В королевстве, как и в соседних, бушевала чума. Города омертвели, земля стала легкой добычей для соседей. Каждый пытался урвать кусок, пока смерть не разлучила его с тщеславием.
Столица захвачена. Ее улицы пропитаны кровью и запахом недавних пожаров. Король так никогда и не увидит этого за неделю до падения столицы его забрала чума.
В первый раз за тринадцать лет я вошла во дворец. Воины захватчиков не видели меня, потому что я этого не хотела. Тюремщики, запершие в темнице королеву и принцессу, не замечали меня. Их мысли занимала казнь на моих глазах тринадцатилетний мальчик умер королем.
Впервые за эти годы королева ждала меня с радостью и даже не испугалась, когда я вошла в ее камеру сквозь окованную железом дубовую дверь.
— Умоляю тебя, ведьма! Забери мою дочь! — упав на колени, королева целовала мне ноги.
— Я пришла только за разрешением.
Не думаю, что она слышала мой ответ за рыданиями.
Принцесса, запертая в соседней камере, не знала, кто я. Проблеск понимания почувствовался за ужасом только когда я отдернула ее рукав, чтобы увидеть родинку в форме листьев крапивы. Туман окутал сознание принцессы, мой дырявый плащ надежно скрыл ее от стражников, и девочка вместе со мной вышла из дворца.
***
Подросток, который искренне тебя ненавидит, — испытание, отнимающее слишком много сил. Уже через три недели стало ясно, что не настолько я одинока, чтобы терпеть эти постоянные издевательства. Хорошо, что я знаю, как обойти такую ситуацию без вреда для здоровья. В ход пошел известный трюк с веретеном принцесса заснула и временами видела сны обо мне. Над ними я власти не имела, лишь подсматривала. Несчастная девица в заточении в башне, злая ведьма, охраняющая ее от всего радостного и светлого. Чудесно, воистину чудесно!
Время шло и постепенно расставляло все на свои места. Его светлость герцог, верный вассал покойного короля, отвоевал столицу и изгнал из страны захватчиков. Не без помощи своего сына, талантливого молодого полководца, затеявшего, кроме прочего, расследование гибели королевы и пропажи принцессы.
Этот дотошный юноша раскопал в летописях точную дату моего появления во дворце, неизменную многие годы, и связал ее с днем исчезновения принцессы. А после он не придумал ничего лучше, чем заявиться ко мне и потребовать объяснений. Чудно и смешно, будто я кому-то когда-то объясняла мотивы своих поступков.
Он говорил со мной без страха. Его рука сжимала рукоять меча, но это была лишь дань привычке, а не угроза. Необычно. Он беседовал со мной спокойно, без пренебрежения и брезгливости, свойственных аристократам, вошедшим в очень бедный дом. Он, казалось, не испытывал предубеждения и в самом деле слушал ответы. Конечно, после первого же разговора он не узнал, где девушка, но сказал, что не откажется от поисков. Любопытный юноша.
Воспоминания о нем окрашивали мою нить в золотой цвет, а на веретене нить действительно становилась золотом. Я использовала его, чтобы расшить сотканный без малого двадцать лет назад гобелен. Стеклянные разноцветные рыбы на нем заиграли новыми красками и казались живыми. Красиво и естественно, так, как должно быть…
Он вернулся через неделю, не изменил ни поведения, ни желания выяснить, что же случилось с девушкой. И я уступила. Не столько его упорству, сколько золотой нити, украсившей моих рыбок.
Принцесса пробудилась ото сна. Сын герцога и будущий новый король повел девушку с родинкой в виде крапивы по тропинке в лес и, уже у самых деревьев не оборачиваясь крикнул, что обязательно позовет меня на свадьбу. Зачем давать обещания, которые не собираешься выполнять Зачем
***
Через неделю у моего порога появился перепуганный до полусмерти глашатай. Спотыкаясь и заикаясь, он зачитал мне приглашение и сказал, что карета не смогла доехать до моего дома, но ждет у деревни. Удивление мое было безгранично, но карета и в самом деле ждала меня и отвезла во дворец. Впервые за три сотни лет мне оказали подобные почести! Впервые за три сотни лет!
Мое сердце колотилось так, будто это был первый бал в моей жизни. Так, словно дар только-только пробудился. Все было острей и ярче, полнилось запахами и щекочущими ощущения чувствами. Неужели это и в самом деле происходит А что если, и подумать страшно, мне обрадуются Что тогда
— Зачем вы позвали сюда эту проклятую ведьму — услышала я голос принцессы, и сердце болезненно сжалось.
— Не говорите с такой непочтительностью о вашей фее-хранительнице, — строго отчитал ее сын герцога.
И проклятие пало.
Я не стала моложе и красивей, мои обноски не превратились в сияющие шелка, а в руках не появилась волшебная палочка с традиционной звездочкой на конце. Но впервые за три сотни лет люди прозрели. Они увидели не только мою внешность, но и мои поступки. А увидев их, поняли значение.
Теперь на меня смотрели с уважением. Теперь никому и в голову не приходило назвать меня ведьмой.
Я, первая за пять сотен лет не самопровозглашенная фея, расправив плечи, шла по проходу, чтобы пожелать долгих лет счастья тому, кто умел видеть сердцем и разумом, а не только глазами.