Истории из жизни реальных людей
Опять пьяный что ли Лизавета Павловна сердито сморщила не первой свежести носик. Её понять можно: Анатолий Никодимович то и дело был подшофе. И все стремления Лизаветы Павловны отчудить мужа от пагубной привычки ни к чему не приводили. Уже друзья, вечные алкаши и бездельники, перестали появляться в доме, украшенном накрахмаленными салфетками. Уже сам Анатолий Никодимович перестал выходить без особой надобности на улицу. А поди-ка, даже не выходя из дома, муженёк выглядел подозрительно.
В том плане, что казался выпимши.
Что ты, что ты, Лизонька! испуганно махнул ладонью Анатолий Никодимович. Как можно. Гости ведь ещё не пришли.
Лизавета Павловна подозрительно принюхалась, но ничего не учуяла. То ли и взаправду не пил, то ли скрывает так, что ни подкопаться. Первый вариант старушке казался более милым, но склонялась она в силу опыта ко второму.
Смотри, пень старый. Ежели чего учую…
Лизавета Павловна потрясла в воздухе указательным пальцем. Продолжать не стоило, иначе озвученная угроза теряла многозначность и таинственность, а значит становилась не столь действенной. Анатолий Никодимович быстро и испуганно заморгал, выставил вперёд руки, дескать, нет-нет, ни в коем случае, даже не думайте.
Пожилая пара прожила вместе пятидесят лет. Золотую свадьбу отметили для себя неделю назад прогулкой в город, а для детей и внуков сегодня сготовили стол. Старички считали себя счастливыми в браке, так оно и было. Лизавета привычно властвовала в отношениях, раздавая команды направо и налево, Анатолий привычно исполнял, считая матриархат естественной мерой семейного счастья.
Почти всё по дому он делал своими руками. Деревянные игрушки внуку Запросто. Лобзик, шкурка и краска лошадка на палочке готова. Ещё одна полка под многочисленные книги Нет проблем. Пила, рубанок, морилка получайте.
Ну а что пить не даёт Так какой бабе по душе пьяница Спасибо, что не лупит и не уходит к другому. Анатолий Никодимович понимал в глубине души, что пьющие мужики, равно как и ворчащие бабы, это нормально, ничего плохого в этом нет. Но озвучивать догадку не рисковал даже для себя. Кому нужны революционные мышления Главное, в браке счастливы.
Семейное счастье подтверждали и четверо детей: три дочки и сын Борис. Дети уже были взрослыми, у каждого свои дети. Лизавета Павловна и Анатолий Никодимович внуков любили, хоть каждый по-своему. Бабушка вела себя строго, но милостью своей позволяла сладкие излишества. Дедушка же права на угощения не имел, зато с удовольствием играл с мальками в примитивные ролевые игры: указательным и средним пальцем рук изображал сюжетных персонажей, которые имитировали взрослые, а стало быть, столь любимые детьми ситуации от дочек-матерей до исторических драм. Любящий дед даже научился показывать на пальцах мультфильм «Ноги, крылья, хвост», чем вызывал восторг внуков. Послушай, птичка!
Пальцы левой руки с татуировкой, памятью от морозной пятилетки Устьвымьлага, звали Вася. Правой Обрубок. Обрубок получил имя уже в постлагерные годы. В одну из сверхурочных смен пальцы Анатолия Никодимовича, тогда ещё мужика Толяна, зажало в токарном станке, который он осваивал без теории. Две фаланги по одной с каждого пальца смело в момент. Толян несколько секунд непонимающе пялился на наливающиеся кровавым желе ошмётки секундно белых костей, потом, очнувшись, прихватил их первой попавшейся грязной тряпицей и робко побрёл в кабинет мастера.
Мастер Степан Иванович к проблеме вчерашнего зэка отнёсся скептически, но скорую вызвал. Думали пришить отрубленные фаланги, да куда там иди, собирай их по всей плоскости ротора.
Анатолий Никодимович воспринял ситуацию философски. Сам виноват, не надо было клювом щёлкать. И через полчаса вернулся на рабочее место, оставив на память о драме кусочек оторванной засохшей кожи да прозвище обрубкам в играх с внуками.
…Старик вздрогнул от накативших воспоминаний. Столько лет прошло, а всё по-прежнему: стоит взглянуть на укороченные пальцы без искусственной жёсткости в душе, как тут же наваливаются воспоминания о станке, рабочем прошлом, лагерных буднях да не вернувшихся друзьях. Чем они были виноваты перед страной, за которую растворялись в войне
Толя, не балдей! Лизавета Павловна чутко улавливала настроение мужа и пресекала все вольнодумства. Неровен час.
Анатолий Никодимович вздохнул, положил вздыбленные в защитном жесте руки на руки жены. И улыбнулся, насколько позволяла истёртая годами мимика. Впрочем, супруге улыбки были не нужны, она чуяла настроение благоверного интуитивно.
Смотри мне, алкаш, мягко высвободилась Лизавета Павловна. Я пошла выносить мусор, зайду в магазин. И не дай бог убавится что-то из бутылок!
Анатолий Никодимович и сам понимал, чем ему грозит секундное легкомыслие, и трогать заветные праздничные две поллитровки на кухне не собирался. Он помахал бритым подбородком вослед уплывшей за порог жене и ещё раз вздохнул.
С минуты на минуту придут дети, а он тут расклеился совсем. Ну негоже встречать гостей с кислой миной. Анатолий Никодимович воровато оглянулся и зашёл в ванную, на всякий случай задвинув за собой шпингалет.
Остатки его личной заначки лежали за вентиляцией. Старик вытащил чекушку привычным жестом, допил в два пятидесятиграммовых глотка и убрал улику обратно в тень, привычным жестом задвинув на место пластиковую решётку.
Выдохнул, опустился на холодный плиточный пол. Пошевелил укороченными пальцами. Чтобы совсем не помнить о лагере, о станке, о проклятом прошлом, надо отрезать пальцы ещё дальше, ещё сильнее. Чтобы новая боль смыла кровью мозолистую старую. Чтобы не помнить ничего, кроме свежей боли, перемешанной с болью последних семидесяти лет.
И каждый раз, когда становится невмоготу, обрезать, обрезать чёртовы пальцы. Фалангу за фалангой, по кисть, по запястье, по шею. Пока не придёт долгожданное облегчение.
Анатолий Никодимович не знал, сколько длилось забвение. Вздрогнул от звонка в дверь. Ёлки, не успел закусить. Остатки непорезанной колбасы остались в холодильнике, а тот в зале, не на кухне, как у нормальных людей. Не успеть. И вот ладно если гости. А если Лизавета Ох, батюшки, засуетился старик. Звонок нетерпеливо воткнулся в мозг снова.
…Гости веселой гурьбой завалились в прихожую, отодвинув зазевавшегося Анатолия Никодимовича в сторону. Впрочем, тут же подхватили, закружили: «Папа! Батюшка! Поздравляем! Поздравляем!» Старик кивал не в такт, улыбался во все стороны. Здравствуйте, мои хорошие! Здравствуйте, дорогие! Подарки Да ни к чему, вот мать придёт, ей и подарите.
Когда Лизавета Павловна вернулась с заполненной авоськой, большая комната кипела и бурлила. Пришли все четверо детей, включая ворчливого нелюдима Бориса, почти все взяли к дедушке с бабушкой своих детей. Вокруг накрытого стола гудели разговоры, испуганно звенели от тяжёлых шагов пока ещё пустые бокалы.
Лизавета Павловна не изменяла привычке: сперва разговоры, поздравления, воспоминания и перелистывания альбомов со старыми снимками, уже потом за стол. Присутствующие об этих особенностях знали, поэтому терпеливо молчали.
«Борис! Борис!» одними губами позвал сына Анатолий Никодимович. Борис нахмурился, но послушно подошёл к отцу, единственному, с кем он не решался спорить.
Анатолий Никодимович ухватил сына за рукав и увлёк на кухню.
Борис. Пока Лизонька альбомы листает, давай-ка выпьем по глоточку, полушёпотом на кухне предложил старичок.
Заметит. Ты ведь знаешь, какая она строгая, прогудел в ответ Борис. Он матери не боялся, проблем отцу не хотел.
Да мы потом дольем водички, незаметно будет, меленько закивал Анатолий Никодимович.
Борис поморщился. Водки ему не хотелось, только и обижать старика не стоит. Он сморщился ртом, вздохнул и согласно мотнул носом.
Анатолий Никодимович привычным жестом открутил пробки, плеснул из каждой бутылки на донышко вытащенных стаканов. Один стакан он протянул сыну, второй ухватил сам. Мужики чокнулись, выдохнули в сторону и залпом опрокинули водку в пищевод. Крякнули. Анатолий Никодимович занюхал рукавом, Борис лысиной Анатолия Никодимовича.
После процедуры отец наполнил стаканы таким же количеством воды и осторожно влил в горлышки поуменьшившихся бутылок. С одной рюмки не заметят, утешил себя Анатолий, повернулся в сторону прихожей и… Увидел стоящую в проходе и грозно уставившуюся на них Лизавету Павловну.
Сколько жена стояла в коридоре, неизвестно, но её суровый вид не оставлял надежды на лучшее. Ясно, что она стала свидетелем преступления, а стало быть, станет участником и наказания.
Анатолий Никодимович и Борис испуганно икнули, пряча стаканы за спину.
Так. Понятно, протянула угрожающе Лизавета Павловна. Она посмотрела на неубранные в угол бутылки, на дрожащие в руках нарушителей стаканы. Принюхалась к запаху алкоголя, уже необязательного доказательства.
Борис по стенке протиснулся мимо матери и предательски исчез в комнате. На войне как на войне, каждый сам за себя.
Понятно, повторила Лизавета Павловна, глядя уже только на Анатолия Никодимовича. И совершенно неожиданно добавила: В форточку дышишь вместо того, чтобы гостей развлекать. А ну марш в комнату!
Анатолий Никодимович, не веря своему спасению, прошмыгнул по коридору. В голове пульсировала в такт височной венке единственная мысль: «Не догадалась! Не догадалась!» Значит ещё поживём. Какое счастье, ничего не поняла…»
Лизавета Павловна, оставшись одна, понюхала благоухающие водкой стаканы, покосилась на неплотно закрученные пробки на водочных бутылках.
«Ох, Толя-Толя, могила тебя исправит», с нежностью подумала грозная глава семейства, полоская в раковине водочную тару.
Главное, чтобы никто не заметил этого проявления слабости. А то сядут на шею, раздолбаи. Но Лизавета Павловна умела хранить секреты лучше мужа. Устьвымьлаг закалял женщин в своих стенах сильнее, чем мужчин. И учил не демонстрировать слабину. Нигде. Ни на воле, ни тем более на продуваемой вышке лагерного периметра…
AlexTail