Истории из жизни реальных людей
В допотопные времена, когда землю не пахали собирали на утренней заре малиновые кисти щирицы, когда соли земной не ели — снедь заправляли перловой золой, когда ветры отзывались людям, а люди ведали, где лежит путь на бел-горюч камень Алатырь, ветра рождающий, тогда и случилась эта быль.
На реке Итиль, по низкому берегу, среди кружева мелких притоков стояла деревушка в десять дворов. И все в ней было справно, все по чести. И кузня своя дельная. И ведун-травник не старый еще, знатно животину от хворей отшептывал. Колдуны тоже захаживали, вести да снадобья из дальних весей приносили. И омутница своя имелась, не без этого.
Имя-то Буяна ей было дано. Да на деревне все ее омутница звали. Не из духов водяных была она, болотнику сопливому не подруга, обычная девка. Но зато какая! Силу и уважение имела немалое — жемчуг по рекам собирала, на каждую семью.
В любом крепком селении одна-две девки омутницы всенепременно быть должны. Промысел жемчуговый только на их белых плечах и держится. Чтобы в живой воде, вибрирующей, струящейся, гладкие зернышки скатного жемчуга находить, да так, чтоб на стол каждой семье хватило и в торг еще, да хоть на Нижегородскую ярмарку свезти, это слова надо было знать особые, и заговоры тягучие, и уметь мазь дыхательную замесить.
Про слова заговорные отдельно сказать надобно. Те, с которыми девицы к бобрам ходили, никто, кроме тех зверюг и не слышал. А кто услышал первые помощники становились. Омутницу к себе почти что в хатки без боязни пускали, а чужих отваживали. Ровно собаки сторожевые. Злее токмо, да зубастее.
Говорят люди, если за ногу охранный бобер схватит, то уж не выдраться вмиг все жилы разорвет. Чего только люди не рассказывали, у страха глаза велики. Но в запруды носа не казали вдруг взаправду зверь наученный заживо в омут утянет и станет потом косточки белые обгладывать
А вот тайный рецепт мази, которой омутницы себя натирали, та, что дыхание под водой им давала он и сейчас известен достоверно.
Взять жира барсучьего, для тепла. Слизи жабьей для дыхания кожи и защиты, да пару листьев черной блекоты яд страшенный, но если с умом и знанием подойти, так дело и сладится. А чтоб раковины сами распахивались, только омутницу почуяв, истолочь специальной речной травы, в ней аромат и притяжение спрятаны.
И не год, не два, всю жизнь, почитай, этим зельем мазаться надо, в ледяных ключах купаться. Омутницей быть это надо понятие иметь: где лишнего у реки не брать, как лишь одной ногой по земле ходить. А самое главное, как не уплыть с серебристой стаей рыбин на глубину. Как путь обратно к людям вспомнить.
Раз мимо селения воевода Могута с воеводством своим проезжал. По делам государевым, не иначе. Стал у реки, да и углядел, как Буяна на берег пригоршню жемчуга вынесла. Алчность ли, страсть ли охватила Могуту, не разберешь теперь. Только кинулся он прямиком к песчаной косе, кусты на бегу ломая, лапищи растопырил.
Может, аромат от водоросли его потянул, как те перловицы. А может, девку голышом увидал да голову потерял, или жадность до крупных блестящих жемчужин глаза ему закрыла. А может — все скопом.
Буяна чужака как усмотрела, так в глубину рыбкой серебристой и нырнула, только круги по воде. Могута следом, грудью волны таранит, догнать силится. Гребет, отплевывается, баламутит, все девку руками в воде нашарить хочет. Только бестолку.
Когда народ на реку прибег, только и увидали, как воевода обратно по колено в иле бредет, одной рукой штаны держит, другой от бобрового семейства отбивается.
Не съели Могуту, попугали чутка, за мягкие места погрызли да и полно ему. Злющий Могута на берегу стоял, сесть не мог на места погрызенные, обтекал да обсушивался. Все Буяну в воде высматривал. Не высмотрел. Омутницы долгонько под водой кружить умеют, на то и омутницы.
Долгие века промысел жемчужный в почете был. Да только после лета 1721 по новому счету, после Могутиной бобровой погони, омутниц стала звать нечистыми, а потом уж и вовсе ведьмами и чертовыми отродьями. Кто и как государю императору про это дело рассказал нетрудно догадаться. Мол, омутницы с жабами и бобрами дружбу водят, травы колдовские по берегу в полнолуние собирают. И все, лишь бы навредить люду доброму и государю императору. Заграбастать все сокровища речные.
Император как прознал — указ издал, на бумаге писанный. Чтоб жемчуг без спросу добывать не сметь, а кто на эдакую заразу донесет треть от взыскания получит в награду.
И долгие года гоняли девок еще, омутниц-то, поубивали немало, за то, что не пожелали звезды жемчужин из-под кнута воевод ловить да в амбары дворянские сумами ссыпать.
Сейчас, почитай, и не осталось омутниц на земле. Кого не пожгли, те сами в Персидское море уплыли, с людьми не знаются, знай себе чешут косы на прибрежных камнях да песни поют зазывные-заунывные.
Да если бы и не сгинули омутницы, не приставить их к делу извели люди в реках раковины-перловицы, рыбы красные не кипятят больше гладь великой реки Итиль, не сверкают чешуйчатыми спинами.
Умирают, истлевают последние русские скатные жемчуга по музеям, век их чуть длиннее человеческого.
Скоро последние в прах обратятся. И позабудут тогда омутниц, развеются древние знания по семи ветрам. И потеряет род людской дорогу к Алатырь-камню.