Драуг

Я бегу. Задыхаюсь от страха и адреналина. Чувствую, что лицо сковывает холодом, хотя тепло. Каблуки стучат по деревянному крыльцу, а страх накрывает новой силой, за этим стуком я не слышу моего преследователя. Мои руки дрожат, открывая неподатливый замок. Я вбегаю в дом, в мое единственное убежище, закрываю щеколды, срывая кожу, роняю ключ, судорожно подбираю его и закрываю внутренний замок.
В ту же секунду раздается стук в дверь. Дверь ходуном ходит, щеколды лязгают. Тот, кто идет за мной силен и страшен. Я бросаюсь в другую часть дома, к задней двери. Но стук раздается и в эту дверь, будто преследователь не один, будто их сотни. Но я знаю, что он один.
Я слышу этот стук, я вжимаюсь в стену. Я чувствую запах цветов, которые стоят на столе. Они начали подсыхать, но от них веет еще летним горячим полднем над лугом, на котором они росли. Я слышу запах грушевого пирога. Еле уловимый — пирог остыл и не получится съесть его с мороженым. Я вижу, как в окно бьется тихонько ветка яблони, густо усыпанная розоватыми цветками. Я
Это сон! Черт, это сон! Я мечусь по комнате. Ужас, от неутихающего стука моего преследователя, сменяется надеждой и ликованием. Сейчас! Сейчас я придумаю как. Надо что-то сделать, надо проснуться — и я кусаю себя за руку. Боли я не чувствую. Я чувствую только противный вкус синтепонового одеяла во рту. И облегчение: я проснулась.
Белый потолок. Треснувшая штукатурка на стыке плит. Еще чуть-чуть и отваливаться начнет, наверное. В однокомнатной квартире жуткий холод: отопление еще не дали. Сквозь закрытые светлые шторы в комнату сочится серый рассеянный свет. Из-под одеяла не вылезти: я взмокла от этого страшного сна и мне теперь вдвойне промозгло. Так и простыть можно. Но, видимо, я — уже.
И сон этот. Какая-то тварь гонится за мной каждый раз, а, проснувшись, я вспоминаю только то, что в таком домике я бы хотела жить. Так все хорошо: уютно пахнет выпечкой, просторные комнаты, ничего лишнего и в то же время столько всяких памятных мелочей всплывает в памяти. Это букетики цветов, высохшие уже, но не завядшие, а сохранившие цвета — это как-то специально делается. Красиво получается и стоит очень долго. Это и темные корешки книг, поблескивающие позолотой букв, и картины. Вид из окна на сад, а не на городские помойки. Вот только эта чертова тварь в который раз загоняет меня! Я успеваю убежать, запереть дверь, но стук с каждым сном все громче. И проснуться все тяжелее: настолько все реально. Особенно кровь на содранных руках. Почему-то всегда обдираю руки железными щеколдами. Они идут тяжело, словно проржавели от редкого использования или дверь рассохлась и пазы сместились.
Я вижу этот сон часто. В первый раз он закончился, как только я захлопнула за собой дверь. Потом я спряталась под столом, на котором стояли луговые цветы. Это было так глупо: он, ведь, стоит по центру комнаты и скатертью не покрыт. Но я неуклюже, как ребенок, упрямо лезла под этот стол пока ваза с цветами не упала. Прохладная вода попала мне на руку и я проснулась. В другой раз я побежала на кухню зачем-то. Там на столе лежал пирог. Пахло грушами. Так дурманяще, что в желудке заурчало, и я проснулась.
***
Ноги скользят по желто-красным листьям, невысокие каблуки вязнут в осклизлой от дождей земле. Вместе с сумерками подступает холод, и начинающийся заморозок режет горло. Я хватаю воздух ртом, я опять бегу. Дорожка к дому уже заиндевела и словно светится в полумраке. Пот застит глаза и стынет на лице, руки не слушаются, замок скрежещет. Только б не заело!
Вновь содранная о щеколды кожа и саднящее плечо: преследователь рванулся в дверь, когда я ее еще не успела закрыть. Еле хватило сил. Новый удар, лязг железа и треск петель. Только бы не сорвало!
Я замираю у двери. На сапогах моих грязь и ее не хочется тащить дальше в дом. Это будет неправильно. Дом ждет меня: вот и цветы, и запах грушевого пирога. И ночь за окнами. Дом ждет, а я тащу в него чертову грязь.
Двери ходуном ходят, а я ищу чем бы можно было вытереть грязь с сапог, но сапоги мои чисты. Это сон! Надо проснуться. Надо что-то сделать. Я кусаю себя за руку, но не чувствую боли. Только странное ощущение, будто кто-то беззубый пытается стереть меня пустыми деснами.
Тварь за дверью смеется. Так жутко, что пот струйками течет по спине, а сердце готово в один миг взорвать все мои артерии и схлопнуть вены. В панике я со всей силы бью кистью руки об уголок каминной полки — и ничего не происходит. Хотя боль есть: на тыльной стороне ладони между двух вздувшихся вен — кровящая ссадина, а пальцы онемели так, что не шевельнуть. Сон не отпускает меня.
Тварь хохочет и грохочет, дверь скрипит и стонет, слетает верхняя петля. Но мой страх заглушила боль в онемевшей руке.
Заткнись, драуг! — прохрипела я, утирая здоровой рукой выступившие слезы.
Все стихло.
За окнами светило солнце. В стекло легонько ударила усыпанная бордовыми яблоками ветка.
Тук. Тук. Тук.
Я выпрямилась. Усилием воли пытаясь сделать свое дыхание ровным, подошла к двери.
Тук. Тук. Тук.
Сняла засовы. Повернула ключ в замке.
Тук. Тук. Тук.
Я открыла дверь и вдохнула чистый пропитанный солнечным светом воздух. На крыльце — никого.
Если ты человек, то войди в дом и говори со мной, если нет, то пропади пропадом!
На дорожке перед крыльцом возник человек. На нем серый пыльный плащ, а лицо скрывает капюшон.
Я пройду вслед за тобой, — прошипел человек.
Вперед иди! Я не боюсь тебя!
Драуг подчинился и вошел в дом. Сделав три шага, он остановился. Я обошла его и встала перед ним.
Зачем ты пришел
Убить тебя.
Я едва не сделала шаг назад.
И что будет, если ты убьешь меня здесь
Ты умрешь.
Но это, ведь, всего лишь сон!
Он им и останется. А ты — не вернешься, — оскалился он.
Ты слишком долго убегала, — продолжил драуг. — Ты ослабла. Душевно — здесь, телесно — там, где ты спишь и сновидишь меня.
Я больше не бегу, — громко сказала я. — И не боюсь. Кто послал тебя
Драуг молчал.
Открой лицо!!! — закричала я.
Драуг снял капюшон. Лицо его меняло черты: менялся цвет глаз, формы носа и губ. Я узнавала эти черты. Черты разных людей, причинивших мне боль, за которую не будет ответа. Заколдован.
Назови свое имя!!!
Но он лишь расплылся в ядовитой широкой улыбке.
Я не боюсь тебя, — говорю я, стараясь не подумать, что это не так.
Не боюсь! — говорю я и улыбаюсь ему в ответ также ядовито и зло.
А что Не умирать же в страхе А разорвать напоследок его меняющиеся лица! Но в этот момент где-то в глубине дома заиграла музыка. Нарастающий ритм сам порождал внутри и складывал из ничего слова молитвы-заклинания:
Остановись!
Зло забери с собой.
Лицо свое мне открой.
Имя свое назови!
Драуг делает шаг назад и называет свое имя. Оно вырывается из его горла с кровью. Череда меняющихся лиц останавливается. Остается одно, бледное и мертвое. С запачканным бурой кровью ртом.
Остановись!
Зло забери с собой.
Дверь за собой закрой,
К призвавшей тебя уйди!
Поторопись!
Зло забери с собой.
Заклинавшей тебя верни!
И в могиле своей усни!

Источник