Осколок

 

Осколок Кровь на моих руках. Воспоминания, несущиеся перед моими глазами. Осколок на моей шее. Скальпель. *** Сплюнув кровь на асфальт, я утерся рукавом костюма и побежал дальше по двоящейся в

Кровь на моих руках. Воспоминания, несущиеся перед моими глазами.
Осколок на моей шее. Скальпель.

***

Сплюнув кровь на асфальт, я утерся рукавом костюма и побежал дальше по двоящейся в глазах дороге. Боль в ребрах, накатывающая на меня при любом движении, не давала двигаться ровно, каждый тяжелый вдох рождал новую волну, пронизывающую меня насквозь. Быстрый взгляд назад. Отстали.

Аккуратно, чтобы не потревожить страдающие легкие, сел на землю. Рот в очередной раз наполнился кровью, и, украсив ей газон, я почувствовал, как следом за ней из меня вылетело что-то твердое. На траве лежал белый камушек.

Мой зуб.

Некоторое время я разглядывал его, будто не веря. Потом с любопытством натуралиста поднял с травы и начал рассматривать. Вымазанный кровью неровный кусочек белого камня. Потерянная часть меня. Удивленный отсутствием боли во рту, я сжал руку и, еще не понимая зачем, опустил осколок себя в карман заляпанного кровью пиджака.

Небольшое усилие, новая доза подгоняющей боли, и я уже на ногах. Набираю номер отца. До сих пор не понимаю, почему нельзя было позвонить ему, сидя на траве.
— …WORLDS LIKE VIOLENCE BREAK THE SILENCE…
Ну кто ставит такие песни на гудки
— …PAINFUL TO ME PIERCE RIGHT THROUGH ME…
Давай же, просыпайся.
— …CANT YOU UNDERSTAND, OH MY LITTLE GIRL THEY CAN ONLY…
— Внимательно, — заспанный, хриплый голос.
— Пап, меня избили, я на углу Елизаровской и Кронштадской.
Тишину, повисшую в трубке, можно было намазывать на хлеб.
— Жди, сейчас буду.

Десять минут спустя папина крокодилица подъехала к перекрестку. С очередным пропущенным сквозь зубы стоном я забрался на переднее сиденье. Рядом с моей ногой лежал здоровый ржавый ломик. Отец, человек лет сорока с практически седыми волосами, вопрошающе посмотрел на меня.

— За дело хоть
— Не… Девочку провожал до дома. А на обратном пути три каких-то быка. Без причины… Может, из-за костюма. Кх.
— Дышать больно
— Ага. И зубами плююсь.
— Да-а-а, вот это выпускной. Умеешь отмечать. Ладно, поехали в травмпункт. Смотри по сторонам, если увидишь пидарасов, разомнусь.
Я внимательно осматривал улицы всю дорогу до травмпункта. Лицо заводилы я помнил ярко, оно сияло в моей памяти костром ненависти. К сожалению или к счастью, в тот день мы не нашли моих обидчиков, и огонь моей ярости не погас.

В травмпункте нас встретила гробовая тишина безлюдного здания. Отец посадил меня на скамейку и отправился на поиски врача. Практически притащив его за собой, он позвал меня. Пьяный травматолог с трудом проник в кабинет, наткнулся на стену и, прицелившись, приземлился на стул.
— Фуф. Выпускник У меня дочка тоже сегодня выпустилась. Так больно
— Да.
— А так
— Еще больнее.
— Сколько пальцев видишь
Пальцев было слишком много.

Через пару недель, насилу выписанный из больницы для сдачи экзаменов, я заполнял анкету на поступление в столичный ВУЗ и разглядывал осколок в своей руке. Решение идти на стоматолога, а не на лечебное дело, родилось именно тогда.
Поступление и учеба дались мне легко. Каждый раз, сталкиваясь с трудностями, я сжимал в руке свой талисман, и старая ненависть придавала мне сил. На четвертом курсе он покрылся прозрачным материалом и повис цепью на моей шее.

Мой второй выпускной прошел с минимумом веселья и без инцидентов. Собрав вещи и попрощавшись с друзьями, я уехал в свой родной город.

 

Интернатура и первые годы работы прошли чудесно. Я получил квартиру, перестал гулять и кутить, женился. У меня родился ребенок, старшие товарищи с ЧЛХ хирургии отпустили меня в вольное плавание по океанам гноя, человеческой глупости и невезения.

Обычный поздний вечер обычного дня. Мария Николаевна, операционная медсестра предпенсионного возраста, влетела в ординаторскую.

— Иваныч, ты седня на дежурстве Дело-то какое темное на Елизаровской! Говорят, стреляли! Скоро привезут, поди, к нам.
— Марь Николавна, ну почему сразу к нам И другие отделения есть.
— Ну, Иваныч, ты же знаешь, я такие вещи чувствую.
Вопреки обыкновению, сестра оказалась права. Одного из пострадавших привезли к нам.

Осмотрев повреждение, я отправился мыться. Огнестрельная рана лица. Задев нос, пуля вошла в правую скуловую кость и вышла чуть кпереди от козелка уха. Огнестрел — явление не частое, но встречающееся, я пару раз оперировал похожие случаи, все должно быть нормально. Вымывшись и дав медсестре надеть на себя операционное обмундирование, я подошел к уже введенному в наркоз пациенту и приступил.

Дело пошло хорошо. Но мой взгляд упал на левую половину лица этого человека, а развитое пространственное мышление быстро достроило полную картину.

Это он. Он. Давно потухший огонь сжег все барьеры памяти. Вновь та ночь, как в первый раз; я одновременно и избитый выпускник, и оперирующий хирург, и обе ипостаси связанны цепью ненависти через осколок у меня на шее.

— Владимир Иванович, все в порядке

Я могу убить его. Могу изуродовать. Это потребует определенной сноровки, чтобы никто не понял, но миллиметр там, миллиметр здесь, убрать здоровые ткани, будто некротизированные… Я могу это сделать. Прямо сейчас. Скальпель начал медленно двигаться в операционном поле. С пожирающей жадностью изучая его, я увидел тяжелые вены наркомана, увидел язвы, увидел человека. Человека на моем операционном столе. Человека, которого я могу спасти.

Просто человека.

— Все в порядке, доктор — рука сестры, окруженная ореолом слепящего света, вытирает пот с моего лба, будто стирая вместе с ним мою ненависть.
Я смотрю на неё ничего не выражающим взглядом.

— Разумеется. Продолжаем операцию.

Цветков

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *