Истории из жизни реальных людей
В моей голове собран серый гербарий медицинских терминов. Выхолощенные до хруста слова. Безличные, равнодушные, пустые.
Я слышал тягучую вязь других слов. Пышную, бурную, ядовитую растительность. Она похищает внимание и источает едкий запах дерьма. Проникает напрямую в мозг. Куда-то в амигдалу, вызывая липкий животный страх.
Она говорит со мной. Болезненно блестящие глаза, срывающийся шёпот.
В моей памяти остались лишь обрывки фраз, разум защитился от хищных лап чужого безумия.
Тычет в знаки на иконах, что-то об антихристе, а она сама — его шестерка.
«Шестёрка-естёрка-стёрка-тёрка-ёрка-рка-ка-а»
Смеётся.
Мне страшно. В четырнадцать я мало что знаю о шизофрении. Её болезнь от меня скрывали.
«Мама в больнице, с ней все в порядке, что-то по-женски»
Теперь скрывать некому.
Месяц назад я обнимал отца, лежавшего во дворе. Тяжёлого, обмякшего, как будто в оболочку тела насыпали песок. Я мог только ждать, когда приедет скорая, с остервенением глядя на звёзды. Ждал вечность, и ещё одну, и ещё… Пожалуйста, пожалуйста.
Люди в голубой форме, оранжевый чемоданчик.
Выдох облегчения, они помогут.
«Ничего не можем сделать» — как удар с размаху. Этого не может быть. Не может.
Легочная тромбоэмболия.
Пуля, засевшая в теле, выстрелила, убив его самого и моё безмятежное детство.
Отца на старом покрывале несут в дом. Я иду следом.
Запах. Сладковатый, тяжелый, навязчивый запах. Запах смерти.
Я остаюсь один на один с мамой. С её криками из спальни. Ожесточённый спор, но я слышу только её голос.
Утром обнаруживаю все предметы в доме открытыми: окна, шкафы, коробки, книги, ножницы, тюбик зубной пасты…
«Так надо»
Я сам упёк её в больницу. Мама смеялась в лицо санитарам. Звала меня чужим именем.
Она прожила ещё много лет. Нейролептики сдерживали разум, но её тело начало жить отдельно. Руки сплетались в хитрые узлы, ноги пританцовывали, губы причмокивали.
Побочные эффекты.
Она больше не была собой. Не могла читать, поправилась, была подавленной, всё время спала. От неё остался опустошенный призрак той веселой, светящейся женщины, с которой можно было спорить о русском импрессионизме за бокалом просекко.
Она ничего не помнила о своём психозе. Помнил я. Моим пробочным эффектом стал страх. Страх сойти с ума. Перестать отличать реальность от жестоких шуток бессознательного. Выискивать тайные знаки и бояться людей с коричневыми шарфами, потому что они агенты…
…Стук. Скрежет. Голоса.
Резкие, требовательные, отрывистые. Автоматная очередь слов.
Снаружи, не в голове. Я не сошёл с ума. Мне уже тридцать три, а я всё ещё не рехнулся.
Она лежит на моих коленях. Наполненная песком. Того запаха нет, я чувствую только запах крови. Он тоже тяжелый и вязкий, но не такой тошнотворный, не проникает так глубоко внутрь, не липнет к ноздрям, не ввинчивается в сознание.
Это другая «она». Ставшая такой близкой, самой важной. Слова пусты и банальны, ими невозможно описать, кто она для меня.
Примерно год мы вместе. Счастливый, беззаботный год. Я почти перестал бояться потерять рассудок. Она такая настоящая, простая, тёплая. Любит есть молочную пену с капучино и смешно щурится, пытаясь разглядеть номер автобуса. Учится на юриста и боится зачёта по семейному праву.
«Они заменили препода на агента. Но я должна обратить вселенную обратно в точку, как было до большого взрыва. Только я могу это сделать. Но они охотятся. Я видела их в старбаксе. Всё вращается. Нужно найти единственный неподвижный объект во вселенной…»
Глаза бегают, она запыхалась. Влажными ладошками крутит стаканчик с кофе. Я не могу вдохнуть, будто воздух превратился в сгущённое молоко. Сгущённое с ядом безумных слов молоко.
Пройти через это ещё раз — невыносимо больно.
Почему близкие мне люди сходят с ума Что со мной не так
Я раздавлен бетонной плитой её психоза. Боль затапливает рассудок, как утлую лодчонку, швыряет штормом растерянности и непонимания.
Я не могу. Не могу позволить ей потерять себя, эмоции, личность.
Решение пришло не мгновенно, как пишут в дешёвых романах. Оно вызревало, наливалось безысходностью, пока не упало на землю моего сознания, разбрызгав мысли о последствиях.
Они не могли меня остановить.
Скорее наоборот, я жаждал справедливого наказания. Совпадений не бывает, я проклят.
Я выхожу в другую комнату, звоню в полицию. Говорю девушке с бесцветным голосом, что совершил убийство, называю адрес.
Возвращаюсь. Бормочу что-то успокаивающее, закрывая входную дверь на ключ. Незаметно беру кухонный нож. Я не хочу ее пугать, она этого не заслужила.
Я залит её кровью, она уже перестала хрипеть. Лицо уткнулось в мои колени. Обычно мы так смотрели какой-нибудь бессмысленный ужастик. Она пряталась от жестоких сцен, я спрятал её от жестокой реальности, отравленной болезнью.
Грохот выломанной двери.
Служители закона.
Где ваша чёртова справедливость, когда всё заканчивается так…
…«Товарищ лейтенант! Подозреваемый один, никакого другого тела в квартире не обнаружено. Парень серьёзно ранен. Попытка самоубийства, судя по всему. Понял, товарищ лейтенант…»