Дубки

Мне тридцать лет, Диме тоже тридцать. Начало века, лето, турбаза «Дубки», 20 км от города. Прекрасный лес, деревянные домики, туалеты тоже деревянные, чуть меньше домиков, без претензий на фешенебельность, с дырками по центру. Комары размером с колибри — июньские, бесстрашные, жадные.
Директор турбазы милейший мужчина Пётр Павлович, давно женатый, но гей. Веяние времени. Его заместитель тоже гей, моложе лет на десять, очень обидчивый и ревнивый, зовут Евгений. Они с Петром Павловичем больше чем сослуживцы.
Мы с Димой холодные натуралы во плоти. Приехали на три дня, гонимые жгучим интересом к женскому полу. Женских пол в те прекрасные годы активно посещал местечковые зоны отдыха. Заграница пока не затмила чудеса российской природы, турбазы летом активно эксплуатировались.
Дима уже бывал в этих краях. На майские провёл разведку боем с небольшим трудовым коллективом. Соблазнил местную чудо-женщину Алину, которая работала в «Дубках» барменшей летом, и медсестрой в соседнем санатории круглогодично. Такая многогранная трудовая биография.
Зимой Алина скучала, потому что была замужем и потому что в санатории зимуют только пенсионеры. «Дубки» — турбаза летняя. За развратом туда спешат с мая по сентябрь. Алина ждала начала сезона, вздыхала, ставя в своём санатории уколы неинтересным телам ветеранов труда.
Вечером, в баре я увидел эту прелестницу во всей красе. Бюст её мирно покоился на барной стойке, клиентов почти не было, милая дама зевала. На Диму глаза ее вспыхнули алчным огнём непогашенной страсти. Майского приключения с моим другом ей точно не хватило. Оживилась, отняв бюст от стойки, выпрямилась и заулыбалась.
Дима взял ее руку в свою и нашептал что-то на ушко. Думаю, кратко описал её прелести в изысканных выражениях. Я бы тоже так сделал, но некому было. В баре сидели местные: директор, его заместитель Евгений и две дамы бальзаковского возраста, которые в мои тридцать лет не волновали взор и сердце так, как волновали бы в сорок.
Компания пригласила нас за свой столик. Мы взяли две бутылки коньяка. Веселье вступило в первую фазу и плавно перешло во вторую, когда глаза у всех блестят, как звёзды Млечного пути, а языки заметно заплетаются.
Напомню, директор турбазы и его зам были геями, неловко скрывая это. Пётр Павлович, которому шёл шестой десяток, обладал прекрасным тенором, что и доказал всем после пятой или шестой рюмки. Он положил руку на колено моего друга Димы, но слезящийся взгляд почему-то устремил на меня. Блаженствуя, затянул застольную песню. Затянул чисто. Публика тихо млела. Дима периодически стряхивал руку тенора со своей коленки, улыбался, называл его шалунишкой. Пётр Павлович не сдавался и водружал ворсистую длань обратно. Я внутренне напрягался, поскольку его очи продолжали протирать на мне дыру. Евгений нервничал. Жуть! Но было душевно.
Ночь нависла над маленьким баром. Посетителей, кроме нас не было. Романтический флёр окутал помещение.
Евгений уже страшно ревновал и метался с дымящейся сигаретой от столика к барной стойке, мешая наслаждаться певческим дарованием Петра Павловича.
К полуночи все мы стали добрыми друзьями, включая дам бальзаковского возраста и барменшу-медсестру, знойную Алину, которая надеялась, что эта ночь не пройдёт для неё бесследно. Но Дима был настоящим товарищем и понимал, что оставить меня одного и уединиться с прелестницей будет подло и низко по отношению ко мне.
Дружба победила плотское чувство, и мы с Димой просто напились. Бар покинули под утро и пошли купаться в Волге. Два пьяных молодых человека, без всякого сопровождения со стороны прекрасных, на тот момент, дам. Спустились по крутому склону, и нагишом, с нецензурными выкриками, совершили омовение в водах великой реки.
Путь наверх занял около часа. Пребывая в крепких объятиях Бахуса ни друг мой, ни я, долго не могла вскарабкаться по крутому склону. Скатывались вниз кубарем, смеялись и продолжали штурмовать пригорок, казавшийся нам Эверестом.
Доползли, перепачканные песком и всем, что оставляют после себя отдыхающие.
— Завтра дискотека, — заметил Дима, — там мы обретём своё счастье. Хотелось бы раньше, но надо потерпеть.
Турбаза спала тихо и мирно, пока мы не посетили душевой комплекс под открытым небом типичный для турбаз однозвёздочного уровня. Вода в душевой, охлаждённая июньской ночной прохладой спровоцировала нас на такой отборный мат, что проснулись все. Это нам наутро высказала жена Петра Павловича, не стесняясь в выражениях.
Мы, с присущей молодым людям скромностью, отрицали всё и вымаливали у неё ключи от бани хотелось отогреться. Она отсылала нас к мужу, но намекала, что он непременно увяжется с нами. Не рискнули. Пошли совершать повторное омовение на пресловутый пляж.
Изобилие женской красоты, оккупировавшей берег реки, не поддавалось логичному объяснению. Сплошные одинокие женщины, парочками и небольшими группками подставляли свои тела летнему солнцу. Мы с Димой переглянулись и решили, что будем счастливы ещё до дискотеки. Ящик прохладного пива, что был у нас с собой, укреплял веру в успех.
Две бесхозные и почти совершеннолетние девы, завоевали наши сердца с первого взгляда. Мы подлегли к ним и завели непринуждённую беседу, пытаясь обольстить их неокрепшие, юные души. Удалось. Выпили пива. Пригласили девушек продолжить у нас, в однозвёздочном домике, где хранились неисчерпаемые запасы армянского коньяка. В те времена коньяк был в фаворе у женского пола, и нимфы с радостью согласились.
Вскоре, случилось то, к чему мы так резво стремились, покидая город. Домик наполнился сладостными вздохами, пылкими признаниями и бесконечными поцелуями. Кровати наши разделяла небольшая ширмочка и осознание факта, что кто-то по соседству также прилежно исполняет волю Эрота, распаляло воображение и подогревало страсть.
Моя юная леди была прекрасна и неутомима в любви. Девушка Димы тоже старалась и доказывала, что коньяк употребляла не зря.
Мы потеряли счёт времени и обрели его только с наступлением темноты. Взаимность и любовная лихорадка завладели нами. На дискотеку не пошли. Потом, всё потом решили мы и предпочли вселенскую гармонию бесполезным телодвижениям под музыку.
И опять ночь обрушилась на турбазу «Дубки».
— Пойдём прогуляемся, — предложил я своей визави.
Она охотно согласилась. Ленивый Дима и его не менее ленивая подруга предпочли остаться в домике. Дима читал ей из Ахматовой, а она терпеливо внимала его речам.
В обнимку, мы с Кристиной, а именно так звали девушку, трижды обошли территорию «Дубков». Остановились у моей машины, охваченные внезапной страстью. Я предложил Кристине послушать музыку в салоне. Мы удобно устроились на заднем сидении и вновь слились в объятиях, суливших нам неописуемое блаженство. Стёкла в машине пришлось задраить, дабы застраховаться от атак комариных орд. Кондиционера не было. Через пятнадцать минут духота в салоне стала невыносимой.
Кристина вдруг начала задыхаться. Мы выскочили на улицу. Кристине стало плохо, она тяжело втягивала ночной воздух, глаза казалось вот-вот выскочат из орбит.
— Что с тобой с тревогой спросил я.
— У меня астма, ах, чёрт, я задохнусь сейчас.
— Где ингалятор У тебя же есть ингалятор
— Я не взяла его, он в городе.
Приступ усиливался. Мне стало не до шуток. Джентльмен внутри меня умер и уступил место трусливому обывателю. Я запаниковал. Ночью врачи спят. Кристине только через месяц должно было исполниться восемнадцать.
— А вдруг, она сейчас отправится в царство Аида мелькнула мысль в моём растревоженном мозгу, — А в ней моё семя, а она несовершеннолетняя, а я ещё и не жил. Господи, меня же посадят!
Кристина задыхалась.
— Дай руку, — приказала она.
Я дал ей руку, она сжала мои пальцы в кулак и коротко задышала в него. Это помогает, — прохрипела она. Приступы удушья следовали один за другим. Моя паника достигла пика. Так продолжалось не менее получаса. Я вспомнил всю свою жизнь, уверовал в Бога и воззвал к нему.
— Что вы, мужчины, все так пугаетесь, — спросила Кристина, когда ей стало чуть лучше. — У меня часто такое бывает.
Я пропустил мимо ушей слова про « всех мужчин».
— Ты что же, дура, ингалятор с собой не носишь
— Да не трясись ты так. Забыла и что
— И что Ты с ума меня сведёшь.
Приступ прошёл. Выжатый, как лимон, я довёл девушку до её домика. Она заметно повеселела, словно была рада моему испугу.
— Кристиночка, ты иди спать. Завтра увидимся.
Я поцеловал её наспех, запустил в кроватку и вернулся к себе.
Насытившись поэзией, Дима и его пассия мирно дрыхли. Счастливые. Дима всегда нутром чуял безопасных девчонок. А у меня вечно экстрим.
Наутро, я разбудил обоих и сославшись на срочный вызов в город, попросил Диму собирать вещи. У нас были ещё одни проплаченные сутки, но я бы не вынес второй приступ астмы или ещё чего-нибудь подобного.
Отобедав, мы покинули «Дубки». Дима был счастлив и бодр, я удручён и печален.
Осенью он женился на «безопасной» девушке с турбазы.
Директор однозвёздочной обители порока Пётр Павлович повесился в январе, не выдержав бесконечной зимней скуки и ревности Евгения.
Его супруга стала директором «Дубков».
Вадим

Источник