ЗАВОД

 

ЗАВОД Этого человека давно нет, но его образ, как акварель после окунания в воду - расплывается по глади памяти, примешиваясь к другим цветам, оставленными иными людьми. После, ей остается

Этого человека давно нет, но его образ, как акварель после окунания в воду — расплывается по глади памяти, примешиваясь к другим цветам, оставленными иными людьми. После, ей остается только раствориться, замутив воду.Но смотрясь в раскрашенную мутную воду, я,как ни странно,лучше вижу собственные черты в этой красочной глади,мои и его черты обобщаются в цельную картину. Нагнать хлесткие приливы ностальгии может чья-то бодрая хромота, курящая рука в форточке высотки или услышанное в очереди «длинное, зеленое и пахнет колбасой». Во мне остались мигающая лампа над дверью родительской квартиры, шум телевизора горизонт, запах капусты в подъезде и его смуглые, чудные руки.
На кухне, в 6 утра, дедушка включал белорусское радио,передающее прогноз погоды. Он отвлекался от процесса на городе Гомель,потому что после него шел Минск а завтра поездка на дачу, и как в прошлые выходные попасть под ливень никто не хочет. Под голос дикторши и скрип ножек табуретки, он менял транзисторы в плате соседского телевизора или изучал новые схемы, выданные на работе. Он по-настоящему любил сложности -они приводили его в интригующее замешательство. Когда нужно было «расшифровать» сложную схему, понять причины неработоспособности устройства, в общем поломать голову он с охотой ее выкручивал, взвинчивал и встрясал в поиске решения задачи.Шархая ногами из угла в угол, покусывал губу, подходил к окну, всматриваясь в пейзажи «захрущевья» . Скрещивая руки за спиной, разглядывал растения в окнах домов напротив(видимо, запреметив особо хорошие экземпляры на весенние посадки). Он был художником, мастером. Человек просто снимает крышку, нагревает паяльник, вот он делает какую-то петельку из проволоки.. Но было в этих, казалось, простых движениях, важность и знание. Пальцы окручивали эти петли свободно и пластично. Руки — крепко, монолитно удерживали на весу тяжелые детали.
Его измозоленные работой руки, шершавые и смуглые, всегда завораживали. В его широких плоских ладонях зияли искры, и когда он работал, все вокруг заливалось их светом.
Самые же ценные, вызывающие волнения воспоминания, как конфетка, найденная в кармане родительского пальто, относятся к периоду его работе на заводе Термопласт. Завод, на котором он проработал инженером-технологом больше 35 лет, занимался изготовлением плат для телевизоров, приемников, и переработкой материалов. Работу свою, конечно, он очень любил. Не думаю, что кого-то удивит, если я скажу, что дедушка часто задерживался на работе. Трудоголизм тут был неизбежен, тем более, на таком ответственном участке как метрологическая лаборатория, где нужна точность расчета и внимательность. Вечером он приходил уставший и довольный. Работал, конечно, человек всегда на совесть. А вот если не ладились дела на службе, то он был раздражителен и придирчив, тогда уж ни сам не отдохнет, и никто не сможет из домашних.
Дедушка был сам с Нижнего Новгорода,где берет начало его сложный темперамент и прямота выражений. Его характер окончательно закалился, как мне кажется, в период заработков на Севере — возле поселка Мирный, в середине 70-х годов. Как он считал, семья должна жить в своей теплой квартире, обеспечена и довольна жизнью, все должно быть как у людей. Не так тяжело, как приходилось его семье в послевоенное время.. Три года он работал разнорабочим. Там он и получил радикулит и отвращение к гречке, которую приходилось есть ежедневно. При этом выносил все сложности скудного быта и суровую погоду Якутии без жалоб, и более чем достойно. В письмах писал только, что скучает по дому, и спрашивал, нужно ли выслать денег.
В нем было что-то от Северного человека, определенно. Много историй он рассказывал о жизни здешних, проделках товарищей с бригады и прочих курьезах. Даже делясь историей о том, как чуть не погибли они с другом под лавиной, в его глазах грелась ностальгия, а руки довольно потирались, как у костра.
«Там эхо такое в горах! Стоят над корягами такие огромные снежные шапки гор. И воздух горный тяжелее обычного кажется.
Мой товарищ забрался почти на верхушку шапки этой, а я слышу грохот, снег валит! Я уже горло надорвал орать Сане, чтоб он спускался. А то подняться поднялись спуститься то сложнее. И надо быстрее двигать, чтоб не полечь. Он там кубарем и повалился.. Все мы в снегу были, когда приползли в консервы наши, в бараки, зады отморозили, а когда отогревались у костра, то уже и одежда замокла вся..»
Он был сам где-то там.. Там, где много снега, сосны протыкают облака, и ревут люди анекдоты в бараках.
Мне кажется, в человеке, который жил в послевоенное время, есть особое отношение к работе. Это не только способ выживания, но и облагораживание человека, способ пробить себе место в жизни и реализоваться через профессионализм. Он говорил этим:»Я живу не зря. Я живу в своей работе, и после меня останутся плоды моих трудов. Вы будете слушать радио, смотреть концерт по телевизору — и я уже буду жить в тех воспоминаниях, после первого просмотра комедии Гайдая в Новый Год!
Автор:

 

ЗАВОД Этого человека давно нет, но его образ, как акварель после окунания в воду - расплывается по глади памяти, примешиваясь к другим цветам, оставленными иными людьми. После, ей остается

ЗАВОД Этого человека давно нет, но его образ, как акварель после окунания в воду - расплывается по глади памяти, примешиваясь к другим цветам, оставленными иными людьми. После, ей остается

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *