Мороженое

 

Мороженое Иванов понуро ковырялся вилкой в рыбе. Сухое и белое неохотно отваливалось от скелета, скалилось торчащими костями. Цветную капусту подозрительного цвета мужчина все той же вилкой

Иванов понуро ковырялся вилкой в рыбе. Сухое и белое неохотно отваливалось от скелета, скалилось торчащими костями. Цветную капусту подозрительного цвета мужчина все той же вилкой разломал, растолок в пюре и размазал по тарелке. Тяжко вздохнул, виновато улыбаясь, отодвинул:
— Устал я сегодня, — выдержал паузу, переводя взгляд с хмурой супруги на окно, затем на холодильник, потом снова — опасливо — на жену, на ее руки, на раковину и на гору посуды в ней, на часы в виде кошачьей морды. Это была такая традиция, чтобы не выдать себя. — А давай прогуляемся
Наталья обыкновенно отворачивалась и вымучивала что-то вроде:
— У меня дел много. Иди один!
Или:
— Не могу, у меня ещё отчёты.
Иногда выбрасывала белым флагом:
— Я вот стирку затеяла. Сходи без меня
Тогда Иванов сутулился, втягивал шею в плечи и старой черепахой шаркал тапками в коридоре, а потом скрывался за дверью, выходил в мир. Что он там делал, Наталья не понимала. В отсутствие мужа она обходила квартиру, подмечала следы разрухи, тоски и хозяйской бестолковости, уныло ковыряла пальцем дырку в обшивке кресла или сколотый угол книжной полки. Наталья примеряла грусть и печаль у потемневшего зеркала. Когда будущее темнело грозовыми тучами, фарфоровые кошки скребли душу, а во рту оседала навязчивая горечь полыни, женщина принималась отгонять черные мысли пасьянсами.
Эта традиция была давняя. Ещё будучи урожденной Петровой, после — новоиспеченной Сидоровой, а затем снова Петровой, она поверяла свои мечты пасьянсу. Однако полгода назад решилась на шаг отчаянный и безрассудный: установила игру с поиском красивых предметов на статичных картинках с мнимым беспорядком. Наметанным глазом, привыкшим к мелким цифрам, интригам женского рабочего серпентария и странным деталям, Наталья всухую выигрывала у машины и проходила раунд за раундом.
Лицо ее в эти моменты становилось оживлённым и даже неприлично разгоряченным.
— Аха! — победно вскрикивала Наталья и заливалась смехом. Мысленно она выигрывала у темной материи. Но страсть к деталям сотворила недоброе. Постепенно образ темного обернулся отчетливой копией Иванова. Что неудивительно: встреча с игрой случилась вскоре после того, как Наталья в очередной раз проиграла кухонную битву.
В кухонной битве мадам Иванова сражалась с мужем полезной и здоровой пищей. Иванов разбирал еду на мелкие кусочки, размазывал по тарелке и возвращал. А лицо на нем было позавчерашнее.
Когда Наталья поняла, что муж не меняет лица по нескольку дней кряду, а сам изволит привередничать в еде, она испытала все стадии гнева одновременно: злость, усталость, отрицание, принятие. Еда для женщины представлялась лишь топливом, а тогда зачем все эти реверансы соусов и рубленной зелени
— Сука, — подумала Наталья. Неизвестно, относилось это к гастрономической привычке мужа, ситуации, невкусной еде или кулинарии, что не сдавалась под натиском ПП*-самоблогообучения.
Вот тогда Иванова изменила пасьянсу и испытала почти забытое интеллектуальное удовлетворение. Мелкая победа одурманила и скорректировала приоритеты.
Теперь же раунды в игре наскучили. Геометрические прогрессии прохождения уровней невыносимо удлинились и просили финансовых вливаний. Наталья страдала. Игра превратилась в мужчину, забывшего сменить вчерашнее лицо на свежее.
— Твою ж! — обозлилась на отражение Иванова. По ту сторону стояла хмурая и недовольная тетка. В квартире, с которой можно было писать новую локацию для игры о поиске вещей.
Злость была привычным состоянием продуктивности. Так Наталья писала отчёты, развешивала противное, прилипающее к рукам белье, ссорилась с кондуктором, дерзила начальнице и готовила ужины. Сегодня злость бурлила, как цунами, требовала жертв и скандалов. Пасьянсы стали слишком занудными и постными, за игрушкой давно было не поспеть, пока другие прыткие адепты открывали донатные уровни. Оставалось злиться на весь мир. И особенно на Иванова, ковырявшего ужин. Вот он отодвинул тарелку и запрыгал взглядом, как шкодный ребенок. На нем было свежее лицо. Свежее лицо уже с вечера. На муже, который сознательно выбирал позавчерашнее лицо для домашних ужинов.
Первая мысль была простой и естественной: ввернуть Иванову вилку. В глаз. С размаху. Как в том кроваво-подростковом фильме.
Вторая мысль шептала, что с вилкой никогда не поздно, а вот вывести мужика на чистую воду необходимо.
— А знаешь, — неожиданно для себя выдохнула Наталья, — а пошли гулять.
И скинула заляпанный фартук. Иванов нервно хихикнул и воровато огляделся. Как всегда прошаркал к двери и задержался на мгновение, чтобы удостовериться: супруга не шутила и шла по тому же маршруту.
Так они вышли на улицу: Иванов нарочито медленно переставлял ноги и с недоверием оглядывался, Наталья притворялась, что не крадется следом.
В огромном мире было лето. Беспокойное время полное птичьего гомона, детского крика и визга машин. Оголенные девичьи животы, сальные головы подростков, аляповатые платки бабушек отвлекали внимание от лживого мужа. Улица ударила Наталью запахами: скошенной травы, свежей выпечки, липового цвета. Это был подлый нокаут. Наталья оторопела и плелась за Ивановым. А тот, несмотря на природную неуклюжесть и грузную фигуру, вдруг обрел грацию леопарда и словно приплясывал над асфальтом. Он парил в сторону парка, совершенно забыв про супругу, вертел головой, разглядывая витрины, небо, номера маршрутов, и казался счастливым человеком. На нем было не только сегодняшнее лицо, с удивлением отметила Наталья, муж вообще загадочным образом помолодел на двадцать лет.
— Зайка, — Иванов остановился возле киоска, — мороженку хочешь — и хитро улыбнулся.
Зайка Она не была зайкой несколько пыльных лет, покрытой липкой рутиной и саможалостью. Зайка! Да откуда ж у нас такое детское влечение к мороженому
Наталья хотела сказать «нет» оплеухой, чтобы сбить удовольствие с мужа и вернуть ему годы брака, прошлогоднее лицо, а лучше убить — презрением. Она собрала злость на кончике языка и сжала губы, чтобы гаркнуть уничтожающее «НЕТ», но на секунду посмотрела на витрину. Женская ее натура ее, кокетливая, нежная — искала себя — тонкую, звонкую и юную хохотушку в отражении. А там была мерзкая озлобленная тетка с лицом позапрошлогоднего выпуска.
— Да, — неожиданно выдохнула Наталья, — да.
От любви до ненависти один шаг От ненависти до любви иногда только мороженое.
*ПП — аббревиатура «Правильное питание», принятая в тематической литературе и среде ее сторонников.

 

Мороженое Иванов понуро ковырялся вилкой в рыбе. Сухое и белое неохотно отваливалось от скелета, скалилось торчащими костями. Цветную капусту подозрительного цвета мужчина все той же вилкой

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *