Картина

Ты не сможешь, у тебя не получится. Бездарь, ничтожество, халтурщик.
Снова этот голос в голове. Будто мерзкий червь, съедающий изнутри. Он культивирует мои комплексы, возвращает в детство, во времена беспомощности и бесправности. Он говорит с интонацией моего отца. И снова в памяти всплывают картинки.
Мне девять, отец заставляет меня отжиматься, хотя ни физической формой, ни здоровьем я не мог похвастаться.
Что ты как девчонка Сопли подотри, щенок! Я выбью из тебя эту дурь!
Мне двенадцать, бабушка по маме подарила на день рождения большой набор фломастеров. Она единственная поддерживала моё увлечение рисованием. Тридцать шесть цветов! Яркие, красивые и, наверняка, очень дорогие. Я прятал их от отца, рисовал втайне, по ночам.
Но он всё-таки застукал меня. Гневу его не было предела. Разломав каждый фломастер на мелкие куски и разбросав по полу, отец заставил меня собрать их, посчитать каждый осколок, а потом выгнал на улицу, «подумать над своим поведением».
Все художники пидоры. Ты хочешь стать таким же Это не мужская профессия! говорил он.
Отец избивал меня ремнём, проводом от утюга, ногами. Заставлял отжиматься, под дождём бегать вокруг дома на время, выгонял спать в подъезде, тушил сигареты об меня.
Почему мать не заступалась Она боялась его. И отчасти даже оправдывала. Ведь он — полковник, уважаемый человек. Вот и воспитывает сына в строгости, чтоб потом можно было гордиться им.
Картинки пропадают — и я снова сижу перед пустым холстом. В голове перекати-поле: ни идей, ни вдохновения, ни желания творить. Через две недели откроется моя первая персональная выставка — в день рождения. До сих пор не верится, что детская мечта осуществится.
Несмотря на количество проданных картин, постоянный поток заказов и хорошие отзывы критиков, меня преследуют демоны. Они изо дня в день твердят, что я пустое место. В моих картинах нет души, нет истории, нет смысла. Я не более, чем ремесленник.
Демоны говорят со мной голосом отца. Они помнят всё: каждый удар, каждое унижение, каждое наказание. Во время кризиса и творческого застоя они услужливо подсовывают мне самые гнусные воспоминания.
Мне четырнадцать, мы идём в гости к брату отца. Намечается большое семейное застолье. Лето, жара, но я вынужден надеть рубашку с длинными рукавами, чтоб скрыть следы очередных побоев. Никто и мысли не может допустить, что отец тиран и деспот. Мы же образцовая семья, а я счастливый ребёнок любящих родителей. В подарок моей двоюродной сестре мы несём акварель «Ленинград» — двадцать четыре цвета. Удивительно, как отец смог достать эти краски. И вручить их должен я. Всё бы ничего, но сестре три года. Ещё одно унижение. Ещё один плевок в душу. Лучше бы просто избил ремнём.
Передо мной девственно-белый холст. Тридцать две картины уже упакованы и ждут отправки в галерею. Остаётся ещё одна. Всего тридцать три на каждый год жизни. На каждый год борьбы: с отцом, с безденежьем, с собой, с демонами.
Отец в твоём возрасте уже женился, тебя воспитывал, был полезным и уважаемым членом общества. А ты Бездарность, бумагомаратель, маляр безыдейный. Правильно отец говорит: в войну таких, как ты, вешали, чтоб другим неповадно было. Ничтожество!
Если бы я мог заткнуть эти голоса! Если бы мог материализовать их и повесить на ближайшем дереве, сжечь к чёртовой матери…
Беру в руки кисть, смотрю на неё и кладу обратно. Надо очистить сознание. Надо убить своих демонов. Как раньше, в древности. Кельтские друиды обладали знаниями.
Выдавливаю на палитру умбру. Снова беру кисть, но больше не выпускаю её из рук.
Мне шестнадцать. Я впервые заступаюсь за мать, которую он тоже избивал за малейшую провинность. Беру раскалённый утюг, которым она гладила рубашку, и бросаю в отца. Никогда не отличался меткостью, но утюг задевает его по касательной, оставляя красный след на плече.
Выдавливаю на палитру кармин.
Отец всегда был сильнее. В тот день он бил меня особенно жестоко. Сине-фиолетовые полосы синяков от прута я запомнил на всю жизнь.
Выдавливаю на палитру кобальт.
Мне восемнадцать. Я сбежал из дома, на небольшие сбережения купил билет в другой город и уехал поступать в художественный колледж. Из-за отсутствия теоретической базы и хоть какого-то мастерства провалил вступительные экзамены. Но это все равно стало началом светлой полосы моей жизни.
Выдавливаю на палитру белила.
Страх, боль, ненависть, гнев, зависть, неуверенность, презрение, отчаяние мои восемь демонов. Восемь висельников. Я их судья и палач в одном лице. Я знаю, какой будет тридцать третья картина. Но самый главный демон он. Тот, кто считал себя вправе решать мою судьбу.
Мне тридцать три. Отец пришёл на мою выставку. Впервые он гордится своим сыном. Поздравляет. Извиняется. Восхищается картиной, на которой восемь повешенных. Но я не слышу слов. В ушах пульсирует кровь. Глаза застилает пелена ярости. Вот он, мой демон, мой враг, мой каратель. Я достаю из кармана нож для заточки карандашей и перерезаю ему горло. Алая кровь струится по моим рукам. Друиды знали секрет. Голоса в голове затихают. Сердце бьётся размеренно и спокойно.
Мне тридцать три. Вокруг меня белые мягкие стены палаты. Я не помню, не знаю и не понимаю, что истинно. Мне не разрешают рисовать и лечат электрошоком.

Источник