Змеиная Тропа

А в августе Соня принесла домой ужа. Крохотная змейка лежала смирно на ее руках только круглые пуговки-глаза поблескивали. Серую шейку обвивало желтое ожерелье, а на голове выделялось пятнышко белого цвета.
Это Улза. Серьезная девочка подняла к маминому лицу змею.
Женщина, которая протирала полотенцем посуду, от неожиданности и омерзения вскрикнула. Упавшая тарелка разлетелась осколками.
Господи!.. Выбрось это чудище!
Соня прижала к себе змейку и погладила сухую прохладную чешую. Ее лицо не изменило выражения: требовательно и серьезно она смотрела на маму, пока та не успокоилась.
Ну где ты ее нашла Полотенце легло на стол. Вдруг она ядовитая
Девочка ответила:
На берегу; она не укусит. Она принцесса, и ей надо помочь.
Вечером, когда яростное солнце сменил томный ветер, на веранде зажегся свет и скрипящие ступени возвестили о приходе отца.
Мошки жужжали и бились о стеклянный абажур; в вазочке с вареньем тонул комар. Соня достала его ложечкой, положила на салфетку и раздавила рукой. Испачканный палец она облизнула.
Соня, дрожащим голосом гнев страх сказала мама, не смей так больше делать.
Хорошо.
Застучали ложки. Соня нагнулась и подняла змейку, которая свилась в кольцо на ее коленях.
Это уже чересчур… Скажи ей!
Отец поднял голову. В глазах, обведенных темными кругами, жила усталость. Он недавно вернулся с работы, хотел поесть и отдохнуть, а не разбираться в ссорах жены и дочери.
Соня, не расстраивай маму. Пожалуйста.
Невысокая даже для своих семи лет фигурка выскользнула из-за стола и спустилась вниз, в стрекочущую сверчками темноту.
Господи, никаких сил не хватает, исступленно зашептала женщина. Каждый день новый фокус. Я скоро чокнусь!.. Знаешь, что она сегодня учудила Она придвинулась к нему вплотную, дыхнула в лицо жаркой обидой. Он зачерпнул еще супа. Змею притащила! Змею… Я же их так боюсь, Володечка… Ну сделай ты хоть что-нибудь…
Мужчина передернул плечами. Плачущая жена ничего не заметила.
Соню укладывать было легко: она засыпала быстро и спокойно, но даже во сне с ее лица не сходило взрослое, серьезное выражение.
Отец присел на низенький диван, вытянул ноги, уложив их на большого игрушечного медведя. Соня следила за папой темными глазами; на подушке рядом с ней лежал ужик.
Не надо так делать, хорошо дождавшись кивка, отец продолжил: Мама хочет тебе только лучшего. Ты же одна у нее. У нас. Так что завтра отнеси ужа туда, где его нашла.
Это Улза, сказала Соня. Подумала и добавила: Она потерялась.
Легкое одеяло укрыло ее плечи. Осторожно, но без страха отец тронул змейку.
Она не любит людей. Говорит, что они не могут понять ее величия, заметила Соня. Ее папа король, и он наградит любого, кто отведет ее домой.
Вот и хорошо. Может подарит тебе что, а отец попытался улыбнуться.
Соня не ответила. Она закрыла глаза и задышала ровно, тихо, словно сразу же уснула.
Утром она ушла со змейкой, прихватив яблоко в дорогу. Мама, скрывающая облегчение от ее отсутствия даже от себя, вздохнула и помахала ей вслед, а потом заперла калитку и вернулась в дом. Она и не думала беспокоиться чего бы вдруг В сонном городке, вытянувшемся вдоль реки, никогда ничего не случалось. Соня же, несмотря на все свои странности, ребенком была сообразительным, плавать умела, окрестности знала.
Только вечером она так и не вернулась.
Встревоженные родители ночью подняли соседей, вызвали милицию. Утром берег прочесали едва ли не на коленях. В пещеры, тянущиеся под городом сотни лет, отправились на второй день. Ни следа не нашлось.
Со временем все поутихло: собственные заботы и дела закружили сочувствующих, боль унялась утешение родители обрели в сыне, родившемся через год после пропажи сестры. На кладбище поставили скромную плиту. Сначала мама наведывалась туда каждую неделю, затем раз в месяц, а потом свела всё к единственному приходу в день рождения.
Жизнь продолжалась, не заметив потери одной-единственной девочки.
Мам, там стучат!
Женщина оторвалась от ряда банок, набитых овощами, залитых пахучим маринадом, и отерла вспотевший лоб. Сын поздний, любимый, выстраданный посмотрел на неё в ожидании ответа. Он был высоким ребенком: в десять лет почти сравнялся с отцом.
Я открою, беги читать.
Вытирая руки о фартук, она перебирала тех, кто мог заявиться в неурочный час. Соседки-подруги и сами сейчас на кухнях вкалывали, счетчики на той неделе проверяли, почта вроде не скоро ещё пришлет извещение.
За забором, отвернувшись от дома, стояла девушка. Длинная коса, прямая спина. Одета в какие-то тряпки старушечьи женщина смотрела на выцветшие голубые цветочки, отказываясь принимать и понимать то, что сразу увидело сердце.
Да
Она до последнего боялась обознаться: просто девушка собирает подписи или продает что-то ненужное. Но с незнакомого лица на нее строго и серьезно смотрели глаза Сони.
Допросить ее не удалось: она упорно молчала. Улыбалась, кивала в ответ, но ни словечка не сказала. Врачи твердили в один голос, что с ней все хорошо, она здорова. Никаких признаков жестокого обращения, никаких запущенных болезней. Мать гнала от себя видения сырых подвалов и жестоких насильников, а отец просто радовался.
Он ходил с Соней и Саней за руки, сияя улыбкой показывал дочери, как переменился город, рассказывал сыну, как они раньше жили.
К осени все наладилось: к ним перестал приходить следователь, не оставлявший надежду разговорить свидетельницу, сплетни городские нашли новый объект тишь да гладь. Соня сидела дома, послушно исполняя любые просьбы, помогала матери. Только та, натыкаясь на серьезный взгляд, нет-нет да и вздрагивала. Чудилось ей что-то неясное, смутное. Словно в глубине темных глаз скрывался кто-то иной, а не ее потерянная дочь, кто-то чужой и страшный.
Первым умер старик из дома напротив. Противный дед, который любил сесть вечером на табуретку, вынесенную к забору, достать бутылочку самогона и распивать ее, попутно обругивая всех, кого видел. Однажды он просто не вышел. А на утро забеспокоившаяся соседка мало ли, вдруг помер не молодой же подняла крик.
Никто ничего не знал, но уже к обеду пронесся слух, что деда-то убили. На опухших руках нашли два следа, как от игл, а деньги похоронные пропали. Все дружно решили, что виноваты залетные наркоманы.
Соня жадно слушала сплетни, стояла по вечерам на улице вроде и отдельно, но рядом со стайкой гомонящих соседок. Матери казалось, что ту веселили слухи. Она нервничала и злилась, сама не зная почему. В доме начали запирать входную дверь ключ мать держала при себе.
А потом погибла девочка на другом конце города.
В тот день, как и всегда, мать встала раньше всех и увидела открытую дверь. Соня нашлась в спальне. Сидела на неразобранной кровати и широко улыбалась.
Ну вот где она могла быть Куда ходила
Муж отмахивался от шепотков:
Дело молодое… А что молчит так это даже хорошо, быстрее замуж выйдет.
С тех пор мать стала запираться в спальне и того же требовала от сына. Она изводила себя подозрениями и страхами, бесконечно представляя невообразимые картины. Соня в ее кошмарах то превращалась в огромную кобру, сдавливающую ее в тисках объятий, то улыбалась как киношный вампир и всаживала в тела жертв острые зубы.
К зиме город затих. Вечером никто не задерживался на улице, все торопились домой, пугливо оглядываясь на каждый звук. Смерть поселилась у реки каждую неделю кто-то умирал.
Сегодня мать возвращалась домой с неспокойным сердцем. Она ездила в райцентр, а Санечка приболел на попечении сестры остался.
Автобус трясся на неровном асфальте, мимо пролетали реденькие полоски деревьев, высаженных вдоль дороги. В отражении своем мать видела себя будущую безумную старуху, одинокую, забытую всеми.
Я дома! Санечка, ты как
Расстегивая пальто, она вошла в комнату сына. Пусто. Сонина спальня тоже пустует. Сердце зашлось, застучало быстро-быстро.
На кухне дочь нашлась: шинковала лук, чистила морковь.
Соня
Дочь повернулась, взяла у матери пальто и пошла к шкафу, который стоял в коридоре. Из-за стола высовывались босые ноги большие, почти как у отца.
Санечка лежал тихий, спокойный. На белой руке выделялась красная припухлость со следами от зубов. В кастрюльке на плите булькал суп, на доске, на горке луке валялся нож. Обычный кухонный нож с пластмассовой черной ручкой; в заклепки въелась грязь он остался еще от деда.
Мать не помнила, что было дальше. Кажется, она что-то кричала. Кажется, била кого-то. Но она помнила, как пыталась поддеть ножом веки, раздвинуть их, ведь именно из серьезных глаз дочери все это время! часами! днями! на нее смотрела чужая морда, скалилась издевательски. Мутное, тусклое существо свилось кольцами там, в глубине, и не желало уходить. Оно злое! злое! забрало ее дочь, забрало сына; ей нельзя оставлять это так, нельзя…
Весной на одну могилу всегда сползались змеи. Бесстыдно переплетясь гибкими телами, они скользили по первой траве, негромко шипели. Самые сильные взбирались на памятник, гладили раздвоенным языками портрет, с которого строго смотрела еще живая Соня.
Отца хватило ненадолго: он проводил безумную жену, которую едва усмирили четверо санитаров, похоронил детей, а затем тихо и быстро угас.
Его похоронили рядом с сыном Соня лежала сама.
Какая бы ни выдалась погода, сколько бы народу не пришло на кладбище помянуть предков одна змея всегда сторожила ее могилу. Маленький ужик с желтым ожерельем и белым пятнышком на голове лежал на камне памятника и едва слышно шипел. Сторожу, убиравшему соседние могилки, чудилось, что иногда в шипение змеи влетается девичий смех. Тогда он крестился и, не оглядываясь, уходил домой, а ужик провожал его пристальным и серьезным взглядом черных глаз.
Автор: Матильдовна

Источник