За окном одним за другим проносились полустанки. На третьи сутки пути народ устал пить, есть и даже играть в карты. Поэтому почти все просто смотрели в окна, думая о ещё вчера могучей и необъятной Родине. Семён Михалыч просто лежал. Лежал на своей верхней полке, смотрел в потолок и пытался понять, как жить дальше. Пару месяцев назад он был счастлив. А как же, в неполных 40 уже полковник, герой только закончившегося Афгана, слушатель академии, и это без папы генерала. И это всё сам. И ещё так много впереди. Но карьеру, а вместе с ней и жизнь, поломал распад страны. И теперь Михалыч вместе с семьёй мчался на поезде в неведомые ебеня Сибири, где забытому Богом и министром обороны полку понадобился новый командир. Ибо от прошлого ушла жена, он совсем спился и по пьяному делу прострелил себе голову.
На перроне полустанка маячил офицер. Увидев Михалыча, он как то небрежно отдал ему честь и подхватил пару чемоданов.
— Товарищ полковник! Майор Куриленко, комбат два. Рад Вас видеть.
— Майор, а у Вас дел нет или в здешних местах так принято, на станцию целого комбата гонять Могли бы просто бойца на машине послать. Кстати, а машина то где
-А вон, — майор ткнул пальцем в стоявший неподалёку «Урал».- Ну что, поедем, тащ полковник Только Вы жену с дитёнком в кабину садите, а нам с Вами придётся в кузове.
Часть встретила нового командира запустением и бардаком. Впрочем, так в то время было везде. Массово разбегавшиеся на «исторические родины» солдаты, голодные офицеры, потерявшие смысл жизни замполиты. Куда ни плюнь, одно и то же.
Прошла неделя и полковник вместе с женой поехали в посёлок, где была хоть какая то цивилизация. При переезде многое осталось на прошлом месте службы и поход по магазинам был просто жизненно необходим. На многое не рассчитывали, конечно, но хоть что то же там должно было быть. Зимнее солнце било в глаза, заставляя щуриться Михалыча, вышедшего на улицу покурить, пока жена рассчитывалась за чудом найденный ковёр.
— Ёпта! Михалыч! Тебя то за что сослали
От неожиданности полковник выронил сигарету на снег, обернулся и обмер. Перед ним стоял его сослуживец по Афгану.
— Лёнька! Живой! А мы тебя, паскуду похоронили. Твой борт сбили ж вроде как.
— Сбить то сбили. Только меня там не было. На пересылке забухал крепко, вот и проспал рейс. Ещё и одному политотдельцу мордель начистил. Вот и оказался тут, в танковом полку на должности НШ стою.
— Бля, — изумился Семён, — а я ж сосед твой теперь, выходит.
— Так это тебя в пехоту командовать пригнали Что ж ты в академиях своих то натворил
Медленно, но уверенно офицеры перебазировались в местную «наливайку», где за кружечкой и рюмочкой пришли к выводу, что армию всё таки накрыла жопа. И так как верхи ничего предпринимать не собираются, то. спасение утопающих сами знаете чьё дело. И так беседовали бы они долго, но идиллию разговора прервала жена Михалыча, ворвавшаяся в заведение с ковром на плече, как Шварценнегер с бревном в фильме «Коммандос».
На следующий день Михалыч зашёл в свой кабинет, тоскливо оглядел территорию части и взялся за телефонную трубку.
— Дежурный! Соедини меня с танкачами!… В/ч хххх Говорит полковник Огонько! Начальника штаба дайте! Лёня, это я. Помнишь, о чём вчера говорили Ага, ага Твой полкан там как, за или против Ага, ага. Ну, готовь машину. Я через час у себя начинаю.
Через час полк кое как был собран на плацу, где сборище из оборзевших дедов и дембелей и задроченных молодых изобразило общее построение части. Никто не понимал, что случилось. Кто то трепался, что война с америкосами, кто то брехал, мол всех «нерусских» по домам распустят. Общее внимание привлёк к себе заехавший на плац «Урал». Из него выпрыгнул Михалыч, начальник штаба полка и комбаты.
— Здравия желаю, товарищи солдаты!
— Брумбурумнахуйбрум, — отозвался строй.
— Смирно! — подал команду начштаба.
— Нахуй! крикнул кто то из дембелей.
Полковник побагровел и обвёл строй взглядом.
— Рядовой Сафиуллин!
— Я.
— Ко мне!
Сафиуллин, один из самых «бурых» дедов, неоднократно посылавший всех по известному адресу и пытавшийся поднимать руку даже на офицеров, изобразил некое подобие строевого шага и подошёл к офицерам.
— Рядовой, ты что сказать должен
— Ничё.
-Так. Ясно. Сам виноват. как будто подвёл черту полковник. Энша, начинай.
Дальнейшее запомнили все. Навсегда. Нач. штаба открыл папку для бумаг, поправил очки и начал
— За неоднократное нарушение воинской дисциплины, пререкания с командирами, поступки, порочащие честь и достоинство российского военнослужащего рядовой Сафиуллин приговаривается к расстрелу. Приговор привести в исполнение немедленно.
Ошарашенный боец рванул куда то в сторону, но ожидавшие такого комбаты скрутили его, как котёнка. Через минуту рядовой уже стоял без бушлата, шапки и ремня. Полковник вытащил из кобуры пистолет и выстрелил в упор. Комбаты кинули обмякшее тело в кузов «Урала» и машина, рыкнув незаглушенным двигателем, поехала за ворота КПП.
— Рядовой Соломатин!
— Я!
-Рядовой Евгешко!
— Я!
— Сержант Краснов!
— Я!
— Выйти из строя.
Два уставных шага вперёд. Позеленевшие от ужаса бойцы стояли, молясь о дисбате, о тюрьме, но не о судьбе расстрелянного Сафиуллина.
— За неоднократное нарушение воинской дисциплины, пререкания с командирами, поступки, порочащие честь и достоинство российского военнослужащего! Десять суток ареста каждому! Встать в строй!
После этого жизнь в части пошла так, как они и должна была идти в армии. С побудками, отбоями, с боевой подготовкой и уборкой территории. Не всегда по уставу, но всегда по правде. И многие дембеля, уезжавшие домой, вспоминали своего комполка не всегда приличными, но тёплыми словами. И каждый говорил потом дома «У нас комполка был МУЖИК.»
Тут читатель возмутится, позовёт Комитет солдатских матерей, прокуратуру и прочие органы. Но я его успокою. Дело в том, что в этот же день и в этот же час в соседнем танковом полку точно так же расстреляли такого же самого «бурого» дембеля. Только и там и там расстреливали холостыми патронами, а потом танкист поехал дослуживать в пехоту, а пехотинец к танкистам. Офицеры сделали правильный расчёт и их риск оказался оправдан. Оба бойца, привыкшие к своей безнаказанности, при выстреле банально упали в обморок, а когда пришли в себя, офицеры популярно пояснили, что на новом месте им про «расстрел» лучше молчать, а гарантией молчания послужили документы, собранные для военной прокуратуры. А там тянуло на долгий срок дисбата Вот такую историю рассказал мне полковник уже украинской армии, бывший когда то капитаном российской
Zoldner