Narrante

 

Narrante Меня всегда завораживали твои пальцы. Даже когда твои ладони просто покоились на столе, я любила смотреть на их изящную форму, аристократическую бледность кожи, чуть заметную синеву

Меня всегда завораживали твои пальцы. Даже когда твои ладони просто покоились на столе, я любила смотреть на их изящную форму, аристократическую бледность кожи, чуть заметную синеву проглядывающих сквозь нее венок и строгие линии сухожилий. А когда ты садился за пианино и начинал играть, я не могла оторваться от совершенных, отточенных годами движений. Если бы ты жил в мире, полном магии, ты был бы волшебником. Но ты родился здесь, поэтому стал пианистом.
В детстве мы с тобой были лучшими друзьями. Познакомились, когда оказались за одной партой в музыкальной школе. Ты, со своим абсолютным слухом, давал мне списывать диктанты, а я хорошо справлялась с математической стороной сольфеджио. Помню, каким ты был тогда ранимым, немного застенчивым и удивительно одарённым. Музыку ты просто обожал, и всеми моими познаниями в классике я обязана скорее нашим диалогам и совместным прослушиваниям, чем трудам педагогов.
Тогда я не понимала, что такое гений, но интуитивно чувствовала твою уникальность, и мне хотелось прикоснуться к ней, разгадать твою тайну. А ещё ты всегда казался странно уязвимым. Помню, как однажды гостила у твоей семьи в летнем домике. У вас была беседка, где стоял рояль, и твоя семья часто устраивала небольшие концерты для своих. В тот вечер мы засиделись до самого заката. Ты часто забывал про время, когда играл, а я сидела рядом, с блокнотиком в руках, и фантазировала. Я представляла, что нет больше стен беседки, нет поселка и пыльных дорожек, стиснутых заборами. Только мы с тобой и принадлежащий нам мир, окаймленный в алые и пурпурные тона. Ты будущий великий пианист, а я известная на весь мир писательница.
Когда стало темнеть, я отвлеклась от своих мечтаний и только сейчас заметила, что ты играл с закрытыми глазами, полагаясь на память рук.
— Ты не говорил, что так умеешь, — восхищенно выдала я.
— Тут слишком темно, — твой голос почему-то звучал виновато, но я тогда не придала этому значения. Поможешь дойти до дома Я плохо вижу в темноте
Мы перестали общаться, когда закончили музыкальную школу. Я погрузилась в свои «записульки», завела новых друзей. Мне казалось, что начался новый этап, а значит, нужно отбросить всё старое и лишнее, читать правильные книги, общаться с правильными людьми. А то, детское и наивное, не вписывалось в новую картину мира.
Когда я услышала в разговоре родителей, что ты начал слепнуть, у меня словно образовалась внутри пустота. Я в первый раз столкнулась с тяжелой болезнью у кого-то из ровесников. Мне стало страшно за себя, хотелось вмешаться и возразить так не бывает, нет, вы всё перепутали а ещё я почувствовала неприятную, вязкую жалость, как к сломанной вещи или покалеченному животному, которые уже никогда не будут прежними, целыми и теперь обрекают окружающих на болезненные воспоминания.
— Саша, ты слышала, что Владик болеет Может, навестишь его спросила чуть позже мама.
— Мы давно уже не общаемся, мам, ему не до меня сейчас, — оправдывалась я. Мне казалось, что та безобразная жалость будет унизительной для нас обоих.
— Поддержала бы его
Но я поспешно скрылась из маминого поля зрения и постаралась выкинуть тебя из головы. Стыдиться было не круто и в мои планы на вечер не входило.
Признаюсь, я списала тебя со счетов. И с удвоенными силами решила осуществить свою детскую мечту, раз в строю осталась только я. Меня увлекло в круговорот из влюбленностей, экзаменов, новых увлечений, но я по-прежнему верила в наличие у себя предназначения.
Когда на первом курсе журфака подруга позвала меня на твой концерт, я сначала не поверила. По инерции согласилась, а оставшись одна, кинулась искать информацию.
Ты продолжал учиться вопреки всему. Я смотрела видео, и мне было больно от того, насколько хорошо ты играешь. В тебе появились эмоции, которых я не ощущала раньше горечь, упрямство, упоение игрой, как единственным, что осталось в жизни прежним.
Я открывала тебя заново, принимая то, что ты пережил, не как невозвратимую потерю, а как подвиг духа и победу, которая всё оправдывает. Я почувствовала, что влюбляюсь в тебя и хочу бороться вместе с тобой с твоим горем, очищаясь от предательства, которое по подростковой глупости совершила.
Перед концертом я накрасилась и приоделась, стараясь выглядеть ярко, но не пошло. Я должна была одновременно подчеркнуть нашу с тобой связь из детства и предстать обновленной, взрослой и женственной.
Сидя в зале и наблюдая за тобой, я угадывала в тебе жажду любви и поддержки, предчувствовала, как преобразит твою игру наш союз.
После концерта я решительно и бойко пробилась сквозь толпу твоих поклонников. Надо подойти как можно ближе, и когда ты услышишь меня, ты обязательно вспомнишь и поймешь.
Я подобралась почти вплотную, когда заметила, что ты держишься за руку с незнакомой мне девушкой.
— Привет, — промямлила я. А мы учились вместе
Чем дольше я писала, тем больше убеждалась в том, что я совершенно обычная, ничем не выделяющаяся из общей массы. Да, мои навыки росли, но в самой моей личности не хватало какого-то огонька, незаурядности мыслей. Я делала свою работу, и мне уже и не хотелось чего-то большего. Оставалась только ноющая обида за то, что я оказалась посредственностью.
Зато я следила за твоим восхождением. Это ты был тем самым, необыкновенным, что я ждала встретить, и я так по-идиотски пропустила тебя. Стыдно признать, я даже надеялась, что твоя девушка не выдержит трудностей и бросит тебя, и тогда я сразу окажусь рядом. Я уже не мечтала о собственном успехе. Я хотела стать кем-то вроде жены декабриста, следовать за тобой, давать надежду и уверенность, что всё будет хорошо, несмотря на все обстоятельства.
Но та, опередившая меня, не отступила, даже когда ты полностью ослеп. На фотографиях я видела её всегда около тебя, отгородившего свой мир звуков и мелодий элегантной оправой с темными стеклами. Ты больше не стеснялся болезни, как и твоя молодая жена. Новость о вашем браке я восприняла как крах всех своих нелепых ожиданий.
А у меня не складывалось. Я не могла смириться с обыденностью своей жизни и не имела воли и целеустремленности, чтобы вырваться из неё. Я с кем-то там встречалась, что-то там делала, но это было пустое, бессмысленное. Я упускала свою жизнь, злилась на себя, срывалась на окружающих, и всё продолжалось по-прежнему. А где-то параллельно существовал ты, с мировыми турне, альбомами и всеобщим восхищением. Я старалась не следить за тобой, сосредоточиться на своих делах, но всё равно срывалась и жадно поглощала новую информацию. И потом часами представляла себя там, рядом с тобой.
Мысль пришла ко мне внезапно, придав смысл и вкус всему, что я делала. Я могу написать твою биографию! Могу наконец-то соединить наши судьбы, дать той сцене из детства логичное завершение. Пусть я не буду с тобой, не смогу сама выразить то, что я чувствую, но за меня это сделает моё мастерство, так и не ставшее подлинным призванием.
Я позвонила. Твоя пресс-служба одобрила встречу.
Я приехала к вам на квартиру, формально и скупо поздоровалась с женой, и она оставила нас наедине. Непривычно было обращаться к тебе на вы после стольких лет самых личных мечтаний. Непривычна была и твоя близость, схожесть и несхожесть с фотографиями.
Мы обсуждали детали, а внутри у меня ныло несказанное и напрасное. И под конец ты всё-таки спросил:
— Почему вы решили написать обо мне книгу
— Я провела с вами детство, а хотела бы всю жизнь! выпалила я неожиданно для нас обоих.
Ты замолчал, погруженный в свою тьму, которая была богаче и осмысленней, чем мой зримый мир, и наконец ответил:
— Желание зачтется как поступок.

 

Narrante Меня всегда завораживали твои пальцы. Даже когда твои ладони просто покоились на столе, я любила смотреть на их изящную форму, аристократическую бледность кожи, чуть заметную синеву

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *