Район

Когда я был маленьким, мы жили на окраине города, в спальном районе. Те, с кем я ходил в детский сад и учился в дальнейшем в школе, были моими друзьями и соратниками по играм во дворе. Всё вокруг было одинаковым. Стройные ряды пяти-девятиэтажек простирались вокруг, словно непроходимый каменный лес. Приходя к друзьям в гости, я наблюдал тот же гарнитур, что и у себя дома; такой же ковёр на стене и общую планировку квартир. Наши родители в основном работали на машиностроительном заводе под окнами моей хрущёвки и тоже были знакомы с раннего возраста; наши дедушки и бабушки лежали по соседству на районном кладбище. Из поколения в поколение жители рождались, росли и ложились в могилы, зачастую не покидая пределов района.
Ну а что Здесь есть всё необходимое, и никто никогда не жаловался. Школы, больницы и торговые центры. Оптовые рынки и плодоовощные базы. Техникум для будущих работяг и колледж для решивших посвятить себя стезе юриспруденции и экономики. Имелся даже небольшой вокзал, где грохотали по стальным рельсам поезда и электрички, унося в скукоженном чреве незнакомых людей с неизвестной, но наверняка очень интересной судьбой. Я всегда им завидовал. Было очевидно, что мне предстоит вырасти, отучиться в технаре и работать здесь же, клёпальщиком или, если повезёт, инженером, день за днём наблюдать за гладкими конструкциями автомобилей, собираемых на заводе. Жениться, нарожать детей и лечь тут же, на кладбище, по соседству с родителями. И их родителями. И родителями их родителей.
Кто-то иногда уезжал в сказочную и далёкую «Москву». Этого шага никто не одобрял. «Масквааа», произносили с придыханием, сидя где-нибудь в отдалении от ушей взрослых. Впрочем, из Москвы возвращались с серыми лицами, в разочаровании тамошним бытием, и превращались в настоящих зомби, неразговорчивых и угрюмых, скупающих литрами водку в супермаркетах. Таких сторонились, не от страха даже, а с некоторым презрением, будто от прокажённых.
«Вырастешь, Серёжа, встанешь на конвейер, как я», говорил мне с гордостью отец, куря сигарету на нашем крохотном балкончике два на два метра, «знаешь, сколько я машин собрал этими руками»
И показывал покрытые мозолями ладони.
«Сколько»
«Много, сына, много. Ты только учись хорошо, и в техникум поступишь, как я».
В техникум я поступил, конечно. Перешёл из девятого класса с четырьмя одноклассниками, двое из которых были друзьями чуть ли не с детсада. Лёха и Костян. Лёша с детства увлекался авиамоделированием, руки золотые, как говорят. Костя тот ещё раздолбай, вечно тёрся с гопарями по тёмным подъездам, но и с нами общался без зазнайства, где надо вступался, при необходимости помогал. Он часто приходил ко мне домой, мы сидели в комнате и тайком курили в форточку украденные у отца сигареты, делали первые попытки учиться играть на гитаре, разучивали наизусть легенды русского рока и обменивались плакатами с изображением кумиров. Костька как-то притащил мне настоящий Маузер со спиленным бойком (образца 34-ого года, раритетная вещь!), попросил, чтоб полежал у меня пару недель, а потом то ли забил, то ли благополучно запамятовал. По вечерам я иногда доставал пистолет из-под кровати, проводил кончиками пальцев по воронёной стали, привычно разбирал и собирал, взводил и щёлкал, вытаскивал и вставлял магазин. Из дому я оружие не выносил, только ухаживал за ним и вообще со временем свыкся с наличием под кроватью нового грозного жильца.
Дни шли своим чередом. Серые будни сменялись скучными выходными; за грязной зимой приходило жаркое лето. Мы ходили с удочками к отстойнику, где текла местная мелкая речушка. Ловились в основном караси. Один раз Лёша надыбал где-то пару литров спирта, мы развели его водой и пили, давясь и занюхивая кислыми лимонами. Потом приехали пьяные пацаны на раздолбанной «десятке» и стали нас задирать, а мы, одуревшие от спиртного, полезли драться. Здорово нас избили, я наутро пришёл домой весь в синяках и ссадинах, с кровоподтёком на боку и полностью заплывшим, покрасневшим глазом. У мамы чуть инфаркт не случился. А я с тех пор каждый раз, выходя из дома, сувал за ремень джинс, под рубаху, свой Маузер.
На третий год проходили схемы сборки основной конструкции производимых на заводе автомобилей. Водили в цеха. Я ходил под распятыми на кронштейнах остовами машин и внезапно ясно, с чётким до жути осознанием понял, что больше не желаю здесь находиться. Это не моя жизнь. Не мой город. Не мой мир. Я тут как сомнамбула, погрязшая в болоте, утонувший в трясине живой человек в окружении мертвецов. И если не выкарабкаюсь, стану таким же, как они..
Мне есть восемнадцать лет, у меня имеются крохотные, но достаточные для переезда накопления. Главное уехать в загадочную Москву, а уж там разберусь. Устроюсь на первое время грузчиком на склад и буду учиться на заочном. С детства мечтал поступить в филологический на самом деле. Только где его взять, этот филологический, в нашем бесконечном районе, протянувшем крылья хрущёвок от одного края мира к другому Нет, решено! Москва, только Москва.
Взяв с собой Лёху за компанию, прогулялся до вокзала. За крохотным окошком кассы сидела толстая женщина в униформе железных дорог. Я наклонился и сказал:
«Здравствуйте. Продайте мне, пожалуйста, билет до Москвы».
Лёха стоял рядом и осоловело глядел на меня. Он не ожидал, очевидно. В зале ожидания никого не было. Да тут вообще никогда никого нет. Поезда проезжают мимо без остановок.
«На сегодня билетов нет» ответила женщина.
«А на завтра»
«На завтра тоже нет.»
«А когда будут»
«Молодой человек, не задавайте глупых вопросов! Всё, у меня перерыв.»
И поставила табличку с надписью «перерыв полчаса». Мы подождали. Полчаса. Час. Кассирша не появлялась.
«Ты вправду решил уехать» спросил Лёха.
«Ага. Ну.. я не знаю. Решил, и всё. Ни отцу, ни матери не говорил.»
«Ну ты даёшь.. А чего так»
Я зябко поёжился и подошёл к окну, за которым транслировался большой, но такой однообразный мир.
«Мне кажется, я не на своём месте. У тебя никогда не возникало ощущения, что мы будто в какой-то.. ненастоящей жизни Ведь так жить нельзя. Нельзя стоять по десять часов в очереди за протухшей рыбой. Нельзя работать там же, где работали твои отец и дед. Квасить по выходным до беспамятства. Жить в одинаковых квартирах. Ходить изо дня в день на одну и ту же работу, бесконечно, всю свою жизнь.. Почему некоторые уезжают в Москву Вдруг там всё не так»
Лёха поёжился от моих слов. Кажется, раньше он никогда об этом не задумывался.
«У меня сосед ездил в Москву», сказал он наконец, «дядь Ваня. Вернулся таким же, как эти.. Ну ты понимаешь. Пил водку, не работал, а потом повесился на трубе в туалете. Слушай, Серёг.. Может, не стоит Зачем что-то менять Может, нет ничего хорошего в той Москве»
Я упрямо мотнул головой. Нет, меня не переубедить. Хочет пусть остаётся. Я уеду. Буду писать письма и отправлять маме с папой денежные переводы. Но в этом городе больше ноги моей не будет.
Кассирши мы так и не дождались. Вечером, придя домой, я долго не мог уснуть, пялясь до рези в глазах в белый потолок. И с каждой минутой убеждал себя в собственной правоте. Чуть не с младенчества я слышал «каждый сверчок знай свой шесток», «где родился там и пригодился». Такое чувство, что всё окружение настойчиво заставляло следовать предначертанной программе. Я знал значение умного слова «нонконформист» и теперь понимал да, я тот самый нонконформист, я противоречу даже не какой-то идеологии или социуму, а всему мирозданию, обрекшему меня существовать в бесцветных бетонных коробках. И ведь у меня есть такой же друг! подумалось вдруг мне.
Я вышел в коридор и набрал Косте с нашего старого дискового телефона. Взял трубку, к счастью, он сам, а не его сварливый отец.
«Да Кто это»
«Это Серый, Костян. Я тебе чего звоню..»
***
Костя отреагировал на мои мысли с восторгом. Вот что значит единомышленник. Он тоже всегда был таким, неподходящим окружающей среде. И решил однозначно да, отсюда следует валить.
Наутро вновь сходили на вокзал. Билетная касса наглухо закрыта. Ну и чёрт с ней. Там, за окраиной города, наверняка имеются трассы, на которых можно поймать попутку и добраться до Москвы.
Побросали в рюкзаки самое необходимое. Я захватил свой Маузер. Друг похвалил, что я так хорошо ухаживал за ним всё это время. Написали записки своим родителям, оставив их на видном месте, и покинули отчие дома. Наш путь лежал на восток.
Шли долго. Пару раз удалось затормозить проезжающие машины. Добрались до окраины района, где наша старая школа, и набили животы прокисшими пирожками в столовой. Потом двинулись дальше.
За границей района обнаружился… такой же район. Громадный, безликий, устремивший в хмурое небо стеллы памятников героям войны и шпили девятиэтажных домов. Полил холодный дождь. Люди шли по тротуарам в одинаковой одежде, с постными лицами, сжимая в руках авоськи с продуктами. Местность была незнакома, но мы быстро сориентировались ещё бы, всю жизнь провели в таких же местах.
Мы всё шли и шли, засунув руки в карманы брюк и часто дыша открытыми ртами. Рюкзаки стали казаться неимоверно тяжёлыми. Раз наткнулись на рощу, и я уж было обрадовался, но за лесопарковой зоной, усыпанной сигаретными пачками и бутылками, началась всё та же рутинная застройка из улиц, дорожных развязок, зданий со слепыми стенами. В гнёздах окон загорались огни. За каждым сидела одна и та же семья, пила чай, купленный за одну цену в похожих друг на друга магазинах, ругалась и мирилась, строила планы на будущее и жила как все. Мы натыкались на организации, обходили, видели одни и те же дома, от которых рябило в глазах, и тут я наконец не выдержал, сел на бордюр и заплакал.
«Кость… это бессмысленно.»
«Что Но мы же…»
«Я вижу, ты тоже понял. Мы никуда не придём. Это бесконечно. Выхода нет.»
Он стоял, сжимая и разжимая кулаки, но я видел он понимает, о чём я. Только не хочет с этим смириться. С небольшого пригорка нашим взглядам открывался бесконечный Город домино из домов и зигзагов улиц, укрытый пеленой дыма из труб предприятий, ухмыляющийся тёмной сгнившей пастью наступающей ночи. Бежать некуда. Москвы нет.
Мы ещё пытались идти, спотыкаясь и ночуя в обветшалых, заброшенных зданиях. А в какой-то момент, ни слова не говоря друг другу, одновременно повернули назад в надежде отыскать родной район. Я знал если мы вернёмся, Костя больше не будет моим другом, как прежде. Мы вообще не будем общаться. Начнём пить водку в одиночестве, сидя по раздельности в однотипных кухнях своих квартир. А что ещё остаётся
А Маузер я выкинул по дороге.

Источник