Солнце в целлофане

 

Солнце в целлофане Утрированная квинтэссенция непониманияЕё звали Этель, а его Адам. Он не раз поднимал на нее руку, но никогда не оскорблял написанных ею строк. Она думала, что любит его, и

Утрированная квинтэссенция непонимания
Её звали Этель, а его Адам. Он не раз поднимал на нее руку, но никогда не оскорблял написанных ею строк. Она думала, что любит его, и находила спасение в этой несуществующей любви. Он был до педантичности серьезен в сексе и всегда добивался от неё оргазма. Она спонтанно стреляла фразами, метала ножи в постели и выращивала эдельвейсы на крыше.
Эдельвейсы думали, что крыша это Монблан, и не возражали. Монблан смотрел на них издалека и ничего не делал. Горы вообще довольно равнодушны, особенно высокие.
Он любил читать газеты вверх ногами и очень внимательно. Она однажды вышла в окно, но ненадолго вернулась за забытой сумочкой. А он просто перестал её выпускать. Она продолжала писать стихи. Он их складывал в каменный ларец, не читая. Она всё ещё верила в любовь, но исключительно из-за плохого дневного освещения.
Любовь радовалась, что в неё верят, и до поры прикрывала сознание Этель от вторжения шершавой реальности. Вера была недовольна, что её применяют исключительно к любви, и объявила голодовку, слабея с каждым днём.
Он был тиран и глупец и восхищался свободолюбивыми гениями. Она кусала в губы свою любовь и пальцами гнула наручники. Он просил её стать умнее, взрослее и ответственнее. Она дарила ему без просьб всё остальное. Он купил себе серебряный револьвер и молился этому орудию убийства, подобно всем остальным револьверианам. Она обжигала своб кожу одним лишь прикосновением к этому его сокровищу.
Револьвер влюбился в наручники и сох от невозможности выбрать правый или левый. Наручники постоянно выпрямляли друг другу согнутые места и не обращали внимания на шестизарядного воздыхателя. Шесть пуль молча ревновали.
Осенним утром в начале третьего тысячелетия их совместной жизни Адам попросил Этель сгореть на костре. Она не могла ему отказать, а глупая доброжелательница-любовь слишком поздно догадалась покинуть её. Вера спряталась в угол. Среди углей остались несгораемые глаза, в которых отражался чей-то портрет, а лицо на нём было позавчерашнее.
Адам очень удивился полученному результату и стал зачитывать стихи Этель вместо заупокойной, полагая это своим долгом. Когда закончил, пересадил эдельвейсы на Монблан, заботливо смазал наручники оливковым маслом, переписал имущество на трусливо жавшуюся в углу веру.
К вечеру, понимая, что заняться ему совершенно нечем, сжёг листы с так и не оскорблёнными строками. Потом застрелился из револьвера пятью пулями, начиная со второй. Вера удивилась его живучести и впала в анабиоз до пришествия нового носителя, как это свойственно паразитам.
Первая пуля намеренно не выстрелила и осталась с револьвером наедине. Потом она, невзирая на смущение, эротично сделала первый шаг и жили они долго и счастливо.

 

Солнце в целлофане Утрированная квинтэссенция непониманияЕё звали Этель, а его Адам. Он не раз поднимал на нее руку, но никогда не оскорблял написанных ею строк. Она думала, что любит его, и

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *