Старая сказка

Слышал ветер-менестрель разговор да мне принёс-нашептал, а я вам рассказываю.
«Сказка-ложь, да в ней намек
Притаился между строк, —
Еле зримое послание
Из исчезнувших эпох»
***
— Отец, да неужто нельзя никак вырваться, магию от себя отвернуть Разве не можешь ты — черноокий мальчуган заглядывал отцу в глаза, ожидал ответа. Чародей отвечал:
— Я бы рад от такого дара избавиться, да въелся он мне в самое нутро, сынок, сросся я с ним, понимаешь
А сын понимал. Понимал и боялся. Потому как знал: придёт возраст возмужания, запишут и его, как отца, в управщики, стянут по рукам и ногам без верёвок, да не развяжешься. Все в их роду колдунами были, и ему туда же, стало быть.
А может, лучше бы, если бы истребили их род, как многих колдунов да чародеев, в прошлом веке. Ведь поглядишь, так что хуже управством заниматься или жить, как все: убивать, чтобы самому не погибнуть. Все смертные в юности-то соглашение подписывали, дескать, выбираю столько-то убийств, вот росчерк. Да сколь угодно, только не больше полтины. А дальше что жизнь разве Лишь друг другу глотки грызут.
Можно и без росчерка, да что толку, коли за тридцать пять всё жизни нет: свои же растерзают. Таков уж порядок: живи не тужи, но за спокойствие в самом расцвете поплатишься. Ни дочери, ни сыну напутствие дать не сможешь не успеешь.
Был бы колдуном помогущественней проклял бы тех, кто заварил эту кашу. А так что страдать только да ждать своей участи. Отец вон каждую весну пропадает. Служба-то у него как раз на конец зимы, а как росчерки соберёт, уходит в лес, волком воет, наверное. И мается, мается, да токмо что толку
Сын-то думал, как бы колдунов вокруг пальца обвести, от судьбы убежать. Разве придумаешь Отец не знал как, да и дед тоже, а значит, не знал в целом мире никто.
«Время, поумерь свой пыл,
Я еще не исходил сто дорог,
И сто историй в свое
Сердце не пустил»
Годок прошёл, за ним другой, знай себе вертится колесо жизни, земля полный круг проходит.
Пришла пора, полюбил молодой чародей, но девицу не своих кровей, чуждую колдовских чар. «Беде быть, сынок, — говорил отец. Одумайся, пока не поздно».
Но сильна, как смерть, любовь. Одурманила молодую кровь, несмышлёный разум. Были встречи под луной да слова горячие. И несколько лун уж сменилось, когда решился чародей возлюбленной признаться. «Свет мой алый, заря нежная, мне управщиком быть, росчерки принимать, — говорит, а у самого сердце до горла заходится. Немила судьба, но так уж на роду написано». Не отвергла девица колдуна, не испугалось любящее сердце. Сочетали молодых.
Пришло время чародею долг исполнять. День ото дня невесел: супружнице-то на будущий год росчерк в соглашении оставлять, себя приговаривать. Долго думали, да всё немило. Не хотела красавица руки кровью марать, не хотела и в расцвете умирать. Собралась да втайне от мужа пошла к самой старой колдунье совета спросить.
— Дело нехитрое, — отвечала ведьма, выслушав молодую женщину. Могу обряд совершить, да только захочешь ли
— Я, бабушка, очень мужа люблю. И бессмертие его страшит меня, и соглашение нет мочи от мысли раньше супруга почить.
— Это раньше думать надо было, — ворчит колдунья, варево в чугунке помешивает, да что уж теперь. Ну, раз предложу, а там сама думай. Надумаешь на грядущее полнолуние приходи обряд совершать. Станешь чародейкою, бессмертие обретёшь, да будете с супругом только и знай, что раз в год по сорока дней росчерки от смертных собирать.
— А взамен что же, бабушка
— По дару и плата, родимая. старуха расшерудила кочергой угольки, растрясла по избе золу. Пустой будешь былинкой, не сможешь плоды дать, детей родить.
Молчала молодая женщина. Из двух зол меньшее выбирают, а третье ещё злее оказалось. Старуха глядела исподлобья.
— Сгоряча ответ не давай, время до луны круглой есть ещё. Знаю, что чародейки родить могут, да только у тебя не выйдет, жизнь своих будущих детей за свою отдашь. Такова цена, так что хорошо подумай. А теперь иди, некогда мне с тобой, — колдунья отвернулась к печи.
Сказать супругу о ведьмином обмене али надумать что другое Пустоцветной женщине разве мила жизнь А руки кровью марать или в расцвете умирать, оставив мужа спорым да сильным вдовцом Мучается мыслями молодая, а дни бегут, луна всё толще становится.
Настал час полной луны, молодую ноги сами к ведьме несут. В ночь тихую, ночь вещую, совершился обряд, и с рассветом вышла из избы старухи новая чародейка. Не изменилась лицом, да супруг сразу приметил в ней перемену. Призналась молодая жена, всё как есть выложила.
Жесток был чародей в гневе. «Что натворила Что натворила!» — вопрошал он с каждым ударом. Пятьдесят раз прозвучал вопрос, пятьдесят раз остался без ответа. Бездыханная женщина лежала на деревянном настиле, чародейская кровь стекала в щели меж досками.
Не знала она, что только смертному не под силу лишить жизни колдуна. Чародею же подвластно, только дар свой при этом потеряв.
Мужчина тяжело вздохнул, и, не оборачиваясь, вышел из дому. Он чувствовал, что чародейская кровь растворилась, знал, что и за ним скоро придёт смерть.
«Нет на свете старика,
Кто бы знал наверняка,
Где здесь выдумка, где — правда:
Стерли разницу века»

Источник