Долгая дорога домой

Она лежала, слегка прикрыв глаза, и довольно урчала, тем самым давая понять, что она ценит то застывшее во времени поглаживание, которое ей дарит хозяин.
А тот сидел, смотрел перед собой, положив на колени кошку и поглаживая ее изредка. Поглаживая рукой старого уже, прожившего долгую жизнь человека. Рукой, с шершавой кожей, на слегка веснушчатой поверхности которой не так легко было бы отметить старческую пигментацию.
— Что, Рыжая, вот так вот оно — чуть слышно произнес он. Вот так вот бывает. Вот так есть.
Он посмотрел в окно. Темно. Ночь. Темное небо последних этажей, с жалким отблеском далеких фонарей и красной точкой идущего на посадку (или на взлет) самолета.
— А могло бы быть и по другому. продолжил он. Чуть наклонившись, осторожно, чтобы не потревожить кошку, он налил себе еще немного коньяку, отхлебнул. По разному ведь могло быть.
Совсем по-разному. По-другому, совсем. Ведь судьба эта та чертовка, что вертит хвостом своим так причудливо и резко, так наотмашь хлещет им по бокам людских желаний, что и разъяренной тигрице не снилось.
***
Он тогда мог просто пройти. Весенний день тех лет мало отличался от весенних дней более позднего периода. Или более раннего. Солнце, играющее легкими облаками небо, ветер гоняющий по улицам запахи пробуждающейся природы и оттаявшей человечности на газонах.
— Слышь. Пацан, иди сюда, лениво произнесли у него за спиной.
Он дернулся, обернулся и Как-то сразу сбросил одну лямку ранца.
За углом обложенной бело-грязным кафелем стены родной школы стояли четверо. Колька Индеец, его друг Сема Полупанов и Женька Дроздов. Все из 7-го класса. Все на на год старше его. А с ними стояла она Диана Валерьева. Из его класса девченка. Красивая. Очень красивая. Диме она давно нравилась, но он пока еще не понимал, как сильно она может ему понравиться, спустя всего лишь пару лет, когда природа запустит древние механизмы созревания в его теле.
— Что надо Дима старался не грубить и казаться уверенным одновременно.
— Ничо. Деньги есть
— Ну, а если и есть
Дима шевельнул левым плечом, позволяя ранцу еще больше скользнуть вниз.
— Гы Ну, а если есть, то гони. Я с Диной в киношку пойти хочу, а денег нет, на пиво ушли.
Колька Индеец все с той же глупой улыбкой шагнул к нему, сжимая большой, внушительный такой кулак правой руки
А дальше Что дальше
Их было больше, их было трое. Все крепче и крупнее его, все привыкшие к дракам и к своей и чужой боли. Он мог побежать, наотмашь махнув ранцем по Кольке. И он убежал бы, как-никак, с прошлого года в легкоатлетическую секцию ходил. Он мог бы скинуть ранец и использовать его как оружие, мог бы воспользоваться замешательством и пнуть изо всех сил в пах Женьке Дроздову и сцепиться с Колькой, боковым зрением ловя как пятится ошарашенный Сема. Он мог бы
Как он поступил тогда, а Как-то же поступил.
***
Он поставил бокал на стол и с сожалением посмотрел на пустую, вымытую до блеска пепельницу. За окном все так же было темно, все так же где-то далеко внизу шумел город. Там сверкали огнями магазины и торговые центры, там, перемешивая снег с грязью и отблесками уличных фонарей, спешили по своим рождественским делам люди.
***
Вот почему-то всегда так и бывает. Сколько бы ни писали в газетах, не показывали в кино, но Не бедные и не глупые люди, словно следуя какой-то своей нуворишской аутоагрессии (стремление причинить вред себе) часто кладут бумажник в задний карман брюк. Ведь называют этот карман — «чужой карман» — не зря! Вот и сейчас, Димка, студент второго курса психфака, шел позади такого вот самоуверенного хлыща и наблюдал, как у того, медленно, по сантиметру, выползал из кармана бумажник. Выползал под силой действия трения и прочих физических явлений, продуцируемых Семой Полупановым, мастером на такие трюки. Еще секунда и бумажник падает на землю. Хлыщ идет дальше, ничего не почувствовав и не заметив, а Сема, согласно плана, отходит в сторону. Выход Дмитрия!
Как он мог поступить тогда Он мог подхватить бумажник с земли и, не подавая виду, что происходит что-то необычное, отойти в сторону, спуститься в ботанический сад, прямо возле станции метро. И уже там поделить добычу с Семой и Колькой.
Он мог подхватить бумажник и, догнав хлыща, уже садившегося в машину такси, окликнуть его «Дружище, у тебя кошелек выпал, держи». Без расчета на благодарность, но с расчетом на то, что внутри
Как же он поступил тогда Как-то же поступил
***
— Ты! Ты просто свинья! Ты развозишь грязь вокруг себя, а когда тебе ее мало, то ты макаешь в нее близких людей и находишь еще больше грязи! Ты же просто рушишь мою жизнь!
Она была красива. Со школы она была самой красивой девчонкой, которую он знал. Даже в ярости и гневе ее красота не становилась меньше, а наоборот, обретала новые оттенки и новый блеск.
— Дина
— Да иди ты к черту! Будь добр, собери мои вещи, упакуй. Вышлешь их позже, по тому адресу, который я скажу.
— Дина
— Все. Не звони мне. Меня больше нет.
Что он мог тогда сделать Эта ссора не имела логических объяснений, как и многие ссоры в семейной жизни. Эта ссора не имела логических выходов из нее, как и все семейные ссоры. Он мог плюнуть на все, собрать ее вещи, выслать, сопроводив издевательской прощальной запиской, и буквально через неделю завезти в свой дом безбашенную Зойку, которая давно пыталась с ним перемигиваться. Он мог плюнуть на все и приехать по тому адресу, что она оставила для пересылки вещей. Приехать и суметь поступить переступить
Как же он поступил тогда Как-то же поступил
***
Он смотрел в окно. В темном полотне ночи все так мелькал отблесками город , а красная точка самолета уже давно исчезла из виду. Он поставил бокал на стол и потянулся к телефону, зная, что сейчас будет.
Телефон завибирировал, сообщая об смс-ке.
«Я приземлилась. С Рождеством жеж. Гусь, я надеюсь уже в духовке» Он улыбнулся и погладил кошку, ее любимицу.
Как бы мы не поступали, как бы не могли поступить, как бы мы поступили и смогли поступить это все равно наша «долгая дорога домой». Ведь поступать так, чтобы потом, когда старческая седина тронет виски, быть в мире с собой — это значит быть дома.
В Рождество самое главное быть дома. Правда
Ammo

Источник