Лисенок Алисы

Первым пожар почуял ее Лисенок. Он принюхался. Испугался. Но Алиса все равно поехала на работу, потом в университет. Там она что-то писала, чертила и даже ела в столовой безвкусную вермишель.
Преподаватель что-то спросил. Кажется, все ли у нее хорошо. Алиса, конечно, кивнула. И прикрыла ладонями живот. Очень надеясь, что так никто не заметит разгорающийся костер. Старалась держаться, старалась не обращать внимание на то, как около огня воет и мечется, боясь опалить лапки маленький рыжий Лисенок.
***
На картине, что запылала костром, раньше жил серебряный полумесяц. Почти как настоящий, он бросал белые блики на синюю траву. Ее Лисенок увидел это во сне, и Алиса писал месяц не одну неделю, наносила мазок за мазком. «Это Коготь Лунного Лиса, — шептал её Лисенок, приятно щекоча пушистым хвостом, — Среди лис есть поверье: захочешь прогуляться до Счастья Лунный Лис укажет когтем дорогу.»
— Вот молодец, Лисенок, красота-то какая, — говорила им мама.
Он довольно урчал, покусывая край кисточки из лисьей шерсти (в каждой шерстинке немного лисьего счастья). Он взмахивал ей снова и снова, пока месяц не стал как настоящий. Светил ярче лампочки.
И указывал на Охотника, что захаживал к Алисе пить чай с пирожными. Лисенок его сначала, признаться, побаивался. Прятался. Но однажды девочка Алиса вытащила упирающегося зверька наружу. Охотник улыбнулся так, что у маленького лисенка замерло сердце. Погладил властной рукой по взлохмаченным ушкам и сказал, что охотится только на диких и злых зверей: волков там и всяких шакалов.
А маленького смешного лисенка в обиду не даст. Прикормил его брусникой. А когда становилась так хорошо, что он мог только счастливо урчать, Алиса заботливо закрывала Лисенку глазки. «Спи мой хороший, — слышался голос хозяйки, звенящий от счастья, — ты же чувствуешь, все будет хорошо. Спи.»
***
«Может и нет никакого пожара Может быть, если я снова буду делать вид, что его нет, он погаснет» Только в воздухе витал нестерпимый запах гари. Преподаватель странно на нее посматривал, боялся, наверное, что на шторы перекинется пламя с ее волос.
— Можно выйти Не дожидаясь ответа, девушка вышмыгнула из аудитории. Найти бы чего-то холодного. Что хоть на миг остудит это пламя. Не даст ему подняться выше. Огонь не доберется до самого главного!
Охотник часто кормил ее с ложки мороженым со вкусом брусники. Лисенку не нравился вкус, лисенок, точно помнил, у брусники совсем другой, не пластмассовый и не приторный. «Глупый, глупый лисенок,» — ворковал Охотник. Алисе было обидно, ведь ее Лисенок не далее, как с утра написал акварелью улыбающиеся звезды, вызвал их к жизни из сна. Лисенку было все равно, лишь бы Охотник продолжал говорить, лишь бы слышать его голос и вглядываться влюбленными глазками в его опасные глаза.
Глупый лисенок выбалтывал все маленькие лисьи тайны: ты знаешь, Охотник, лисята любят когда их гладят, любят валяться на теплой травке, подставив беззащитное пузико солнцу, когда ты, их Охотник, улыбаешься (когда ты улыбаешься любят больше всего) а еще обустраивать норку. Тащат из леса сушеные листья и цветы, хранят их в альбомных листах (не абы какие, только самые красивые). Ночами лисята боятся, что их картины никому не нужны и что ты однажды полюбишь кого-нибудь другого: с волчицей там в душе или львицей. Вот у кого и ум характер! Кстати, на картине это не просто какой-то там месяц, это коготь Лунного Лиса. Коготь Лунного лиса, представляешь
Охотник все улыбался, нежно поглаживая стрелы. Лисенка приятно будоражило чувство близкой опасности. Глупый лисенок знал, что его могут застрелить. Но не выстрелят. Никогда.
***
Девушка плеснула в лицо воды. Лицо и рыжие волосы, все охвачено невидимым пламенем. Никакая вода не заглушит огонь, если он внутри. Ей слышался тонкий вой. «Спи, нет никакого огня, тебе показалась, глупый, спи, слышишь,» — шептала она.
***
Она часто заставляла его спать. Алиса заботилась о том, чтобы он всегда засыпал, когда Охотник натягивал стрелу за стрелой и направлял в Алису. Что глазами хлопаешь, снова все сгорело, хозяйка-то из тебя никудышная!Кругом одни цветы, да опавшие листья в альбомных листах. Выкинуть все пора! Выстрел. Алиса старалась не плакать, не плакать из последних сил. Слезы катились внутрь. Инфантильная бездарность, избалованный ребенок. Только кисточкой размахивать и умеешь.
Ты думаешь, в наше время это кому-нибудь нужно Выстрел. И вообще, надо признаться, он больше любил другую, с волчицей там или львицей в душе. Вот у кого и ум и характер! Последняя стрела чуть не угодила в лисенка, который высунул заспанную мордочку, посмотреть, что происходит. «Тихо. Ты в безопасности. Я тебя заслоню, маленький, слышишь,» — успокаивал его тихий голос Алисы. Лисенок внутри прижимал ушки, дрожал, смотрел на картину и мечтал оказаться там, где не стреляют и не кричат, там, где тишина, месяц и трава. Почувствовать вкус брусники. Вдохнуть невероятный серебряный воздух.
— Снова не слушаешь!
Лисенок что-то лепетал в свое оправдания, он не понимал в чем, но был очень виноват, краснел так, что это было видно даже сквозь рыжую шерсть. И бежал жарить новую порцию ароматных маслят и подосиновиков, которые под строгим взглядом Охотника вновь превращались в черные подгорелки.
***
Ей вдруг стало так больно, что Алиса прикрыла глаза. Увидела тот месяц. Огонь внутри уже доставал почти до самого неба, лизнул Лисий Коготь. Тот распался на тысячи мазков, под тонкий вой ее маленького лисенка. Огонь, будто радуясь жесткой победе, заплясал с удвоенной злостью.
Она не видела, как горели лисьи полотна.
— Картины. Я заберу — робко спросила Алиса. Лисенок сбежал от Охотника, пока она спала. Вырвался из капкана, подчинился инстинкту всех лис ее трусливый лисенок. Добрался до дома, родной норы в грохочущем железном звере. Убежал в ночь. Без вещей.
Лисенку не жалко нового платья, книг и даже красок. А вот картин жалко. Они же живые, он собственолапно вытащил месяц из сна! Поэтому лисенок плакал, и просил вернуть его счастье: если не ту щепотки лисьего блаженства, когда Охотник снисходительно чешет его за ушком, то хотя бы Коготь Лунного Лиса!
— Что заберешь Ты думаешь, я стал бы хранить этот хлам Охотник на той стороне трубки оскалился с плохо сдерживаемым торжеством. Ему было хорошо, неприлично хорошо, как, бывало, когда он наконец-то выкуривал из норы притаившегося зверька. Она не видела его лица, но знала, что тот улыбался, натягивая решающую огненную стрелу, — Сама виновата. Не надо было сбегать. Я как раз сжег все. Еще догорает.
— Как сжег
Маленький Лисенок завыл. Сжег, и все И лисий месяц сгорел, сгорел вместе с другими полотнами Выставочными и не выставочными. Натюрморты, наброски портретов, пейзажи с могучими замками и глупые пучеглазые лисята. Все попало в костер импровизированного инквизитора.
***
Алиса поморщилась, с трудом сдерживая боль. Видимо, та стрела угодила Алисе прямо в живот. Огонь медленно, но методично выжигал все внутри. Алиса поехала с костром на работу. Потом в университет. Там она что-то писала, чертила и даже ела в столовой безвкусную вермишель. Не обращала внимание на то, как около того огня без перерыва воет и мечется, обжигая лапки, раненный зверек. Что на него обращать внимание Он вообще любитель повыть.
— Алиса, все ли в порядке Ты вся какая-то красная. Может быть, скорую спросил кто-то
— Живот горит. Обычное дело, — отмахнулась Алиса, и начала оседать. Все-таки вызывали. Врач щупал, трогал. «Здесь больно А здесь А тут» Потом побледнел: «На операцию. А тут воспаление! Живо!»
— Не переживай. Операция эта легкая, просто заснешь. А как проснешься — уже никого (ой, я оговорилась, ничего) не почувствуешь, — приободрила ее тетушка в палате, — хочешь конфетку
Алиса конфетку не хотела, но поблагодарила. Ей становилось хуже, костер давно разросся в гигантский пожар. Лисенок не поверил тетке, все плакал, царапался и брыкался. Потом забился в самый дальний уголок. Обожженная огнем мордочка с немым отчаянием смотрела на Алису. Некуда больше бежать.
— Ты слышал Потерпи, все будет хорошо, только потерпи, — ласково врала девочка Алиса Лисенку, привычно прикрывая его испуганные глазки, — Засыпай, маленький.
Врач поднес к ее носу ватку с едким запахом, Лисенок взвизгнул и попытался зажать носик, но вскоре затих. Все расплылось, потом они как будто бы упали в холодную ночную реку.
Что дальше, девочка Алиса не помнила. Ей не снился ни месяц, ни брусника, (то были сны лисенка) — ничего. Когда очнулась, была боль. Та тетка в палате им наврала — было очень и очень больно. Так что Алиса кричала. И звала, звала Лисенка. Лисенок не откликался.
— Алиса, Алисонька, Лисенок! прижалась к ней теплой щекой мама (от нее пахло страхом, Лисенок бы непременно его почувствовал), — Мой Лисенок!
— Живой, — все шептала мама. Ее соседка по палате, та женщина, что предлагала конфетку, заговорчески подмигнула Алисе. Они-то обе знали, что маленький Лисенок умер, не выдержал операции. А может быть, болезнь здесь ни при чем, она сама его усыпила , он сгорел в том адском пожаре, утонул в холодной реке, его выманил из норы и пристрелил меткий Охотник.
— Не Лисенок, — прошептала она и потеряла сознание.
Вскоре ночью, тяжело опираясь на перила (шрам на животе все болел, и каждый шаг давался с трудом), девушка Алиса тихонько спустилась по лестнице. В раме открытой двери подъезда сиял серебряный полумесяц. Он отбрасывал белые блики на синюю траву. Коготь Лунного Лиса, указывая Путь. Прекрасная Лисица вдохнула серебряный воздух, по вкусу похожий на свежую бруснику.
Грациозно вильнула рыжим хвостом и сделала шаг вперед.
Автор: Александра

Источник