Евдоха-Золотая шубка

 

Евдоха-Золотая шубка - Слышала, Евдоха-Золотая шубка померла – запыхавшись, спросила Матрену, забежавшая соседка Валентина. - Иди ты, правда что ли – удивленно отозвалась Матрена, - когда

— Слышала, Евдоха-Золотая шубка померла – запыхавшись, спросила Матрену, забежавшая соседка Валентина.
— Иди ты, правда что ли – удивленно отозвалась Матрена, — когда сподобилась
— Сегодня утром. Отчего-то она скотину утром не выгнала в стадо, корова мычит не доеная, соседка Марья заглянула к ней, а она уже холодная. Вызвала милицию, фельдшера. Там сейчас занимаются, детям звонят.
— Отмучилась бедная. Прибрал-таки Боженька, — перекрестилась Матрена, — сколь годов ей было-то, Евдохе

— Ой, как бы, не соврать, — смутилась Валентина, — ей ведь уже давно за девяносто было. Поди, годов девяносто пять есть.
— Да нет, бери больше, уже к ста подбиралась. Ладно, на похороны пойдем там и разузнаем. А пока садись к столу соседка, по чаевничаем. Вот стул.

Валентина недавно в деревне. Взял ее вдовую замуж сосед Степан, тоже вдовец. И вот уже год, как переехала к Степану. С Матреной быстро общий язык нашли. На первых порах она Валентине подсказывала, показывала, про деревенские бабьи характеры рассказывала, вроде наставницей стала. Вот она услышала новость, кому бежать, как не к Матрене.

Валя уселась и благодарностью приняла чашку с чаем.

— Матрена, а почему в деревне, теперь уж покойную Евдоху, Золотой шубкой звали Евдоха, это ведь от имени Евдокия
— Ну, да, — отпила Матрена из чашки, — Именем Евдокия ее крестили, а прозвали так, потому что у нее всегда были деньги. Даже в самые проклятые времена и то умела деньги делать.
— Как же она их делала, если народ голодный да холодный был, тем более после войны – удивилась Валентина.

— А так. Поедет в город, благо он недалеко, верст семь всего, там у ней брат в какой-то организации работал, через него умудрялась обувь, ситец, сатин доставать. По деревням развезет, знакомым, родственникам раздаст, те у людей на продукты обменивали, ну там, на зерно, сено. У кого куры неслись, яйца копили и на них ткани брали. Детей одевать, обувать надо, да и самим не голыми же ходить. А в колхозе денег не выдают, работали за «палочки», по осени немного продуктами рассчитывались. Люди отрывали от себя, а меняли. Евдоха зерно молола на мельнице, сено корове, другой скотине. Молоком, маслом, мукой, яйцами на городском базаре торговала. От овец шерсть настрижет, молодым девкам раздаст, те носки, рукавички вяжут. Снова на базар. Девушкам за труды, ткани, платочки, мыло «духовитое». Особенно они старались за духи, «Красная Москва» назывались. Свиней еще откармливала. Мясо, сало, в городе на «ура» разлетается. Вот и водились у нее деньги. В долг никогда не давала. Берешь у нее взаймы, обязательно под проценты, а так и близко не подходи, хоть загибайся с голоду.

— И не жалко ей было деревенских – со страданием спросила Валя.
— Нет, как она говорила — отродясь такого слова не слышала и не знала.
— А прозвище, откуда такое интересное
— Был у нас местный «дурачок», Егоркой звали. Безобидный, царствие ему небесное, — перекрестилась Матрена, — как-то подбежал к Евдохе, и давай просить у нее копеечку на конфетки. Та не дает, дескать, нет у ней. А Егорка, стыдит ее на всю улицу: «Да как нету, если у тебя дома золотая шубка висит». Откуда он это взял, никто не знает. Только, как повстречает ее, кричит дурашливым голоском: «Гляньте, Золотая шубка пошла. Золотая шубка у ней дома висит». С того дня ее и прозвали «Золотая шубка». А Евдоха обходила Егорку десятой стороной.

 

— А семья была Что-то детей не видать не ездят что ли
— Как не быть, муж был, Осип Андреевич. В войну погиб, остались трое детей. Две дочки и сын. Вера, Надя и Игнат. Ой, врагу не пожелаешь такого детства, какое у них было. Трудились с малых лет. Пока мать по торговле по городам и базарам ездит, вся скотина на них была, хозяйство. А летом огород. Ягоды поспеют, в лес гоняла собирать их, после дождей по грибы, затем ведра наполнит и на базар. В общем, дети света белого не видели. Правда, они у нее всегда сытые ходили, одетые. Ничего не скажу, были как все. Постепенно дети школы заканчивали и уезжали учиться в города. Учились неплохо. Колхоз вроде даже направления давал в институты, Евдоха

наотрез отказалась и детям не велела брать. Те и сами не хотели, не чаяли, как вырваться из деревни, потому как если отучится по направлению, в колхозе надо будет три года отработать, а не хочешь, возвращай колхозу деньги за обучение. А Евдохе-это смерти подобно. Учились дети, представляешь, мать ни продуктами, ни деньгами, не помогала им. Куда деваться На одной стипендии сидеть Голодно. А одеваться как Устроились в городе на работу, перевелись на заочное отделение, сами себя обеспечивали и учились. Так там, в городе они и остались. Девчонки замуж повыходили, Игнат женился. А на свадьбы никто мать не позвали. Ни сестры, ни Игнат. Пролегла меж ними межа. Простить не могли матери ее нечеловеческую жадность. Больно уж много бед перенесли из-за этого. Через эту жадность и всех родственников отвадила от дома. Так одна Евдоха и куковала все эти годы.

— Страсти Господни, — поежилась Валентина, — да что-то не вериться. Мать и детям не помочь В голове не укладывается.
— В жизни всякое бывает соседка, — отозвалась Матрена. Тем и закончилась беседа.

К вечеру в деревню, приехали дети Евдохи, их там участковый поджидал с понятыми. Протокол составить и опись имущества сделать, определить была кража или нет, нет ли уголовного почерка в смерти бабуси. У милиции своя работа. Через день состоялись похороны. Народу было много. Люди стояли во дворе, на улице, ждали, когда покойницу отпоет приезжий батюшка. Пока шел молебен, мужики и бабы делились новостями. А было чем поделиться. Как рассказывали понятые Михаил и Анна, участковый начал вскрывать все шкафы, сундуки, чемоданы, а там добра. Чего только нет. Отрезы разных тканей, шелк, шерсть, хлопок, а сколько драповых пальто и все с песцовыми воротниками, а меховых женских, мужских шапок. Сельсоветский секретарь только охала, ахала и неустанно вписывала все это богатство в протокол. А самое неожиданное было в подполе. Там в сундуке деньги нашли, много. Кроме современных, обнаружили пачки старых купюр, что были в ходу до обмена 1947 года, 1961 года. И все на многие тысячи. А зачем она старые деньги копила, раз государство изъяло из обращения Непостижимо. Мало того, золото в шкатулке нашли, а там кольца, серьги, цепочки, даже монеты были царской чеканки. Правда участковый все ценности заактировал, увез, сдал в банк на хранение, пока полгода не пройдет, а там пускай наследники разбираются. Под самый конец описи, Михаил заметил, что-то висит там в подполе за столбом, пошел снял с крючка, вынес на свет, а это была ветхая, облезлая, рыжая лисья шуба. Михаил покачал головой:

— Вот почему тебя, Евдоха, дурачок Егорка «Золотой шубкой звал. И откуда знал – и спросил, — будем актировать
— Да ну брось… это рванье. Запишешь лисьей шубой, отвечай потом за нее. Наследники могут и по полной цене за нее спросить, скажут, подменили.

Так и оставили ее «золотую шубку» там, на крючке в подполе. А старушку похоронили, поминки справили. А жизнь дальше пошла, как будто и не жила на этом белом свете Евдоха-Золотая шубка

Автор: Т. Ишемгулов

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *