Как я перестал бояться и полюбил ксерокопию

 

Как я перестал бояться и полюбил ксерокопию Когда я понял, что нас давно уже нет Мне прошлой весной рассказал электрик. Он под магазином спал. А потом проснулся и всё-всё мне рассказал. Что наш

Когда я понял, что нас давно уже нет Мне прошлой весной рассказал электрик. Он под магазином спал. А потом проснулся и всё-всё мне рассказал. Что наш город умер, а мы ксерокопия. Он сказал, что давно это понял. Очень понятливый был, таких мало. Свезли его на кладбище месяц назад. Это он тоже знал говорил, что ластик скоро сработает и сотрёт его. А может, от пьянки умер.
Я не сразу поверил ему. А потом как поверил! Всё вокруг подтверждало его слова. Жёлтые хмурые дома, которые не имели сил рассказывать сказки (как мы в них спим). Улицы, с односторонней неподвижностью, собаки с растерянным взглядом, ржавый трамвай, где ночуют пьяницы.
Деревья, которые перестали ловить ветер. Ветер, который даже не пытался убегать. Люди, которые не пытались что-то изменить. Ксерокопии людей, точнее.
И раскраска действительности. Нет, не монохромная. Просто казалось, что каждый цвет имеет пепельный оттенок.
Поверил, в общем, и успокоился. А до того очень переживал. Когда меня называли неудачником, к примеру. Я и сам знал. Другие тоже неудачники, но самокритика не многим свойственна.
Я раньше строил планы, терпел поражения и начинал всё заново, но энтузиазм неуклонно выветривался. Я устал от неудач и начал ненавидеть белку в колесе и зеркало. И в красках всё прибавлялось пепла.
И окружающих ненавидел: кто-то пил, кто-то ругал пьющих. Но все вместе по вечерам замирали у телевизоров. Там показывали другую жизнь и люди усердно верили в неё. Даже те, кто подыхал от переутомления, препоя, передоза; даже те, чьи мечты вывернулись наизнанку. Изнанка была цвета скисшего супа, волосатого кулака и стеклянных глаз.
В жизнь за пределами города верили даже шагая в петлю и ложась на рельсы. Иногда кто-то казался мне живым пока не смотрел в его глаза. Там тоже был пепел.
Уходили важные для меня люди было больно. А когда уходило что-то важное из людей было страшно. Трудно не сбежать через чёрный ход, если глаза становятся чужими. А губы, которые целовал и рисовал акрилом на окне, обрели вес и презрительно отказывают дать в долг до послезавтра.
Самые лучшие исчезали бесследно. Наверное ластик. Или алкоголь Или они на пару работают
Я кусал губы и избивал стены, когда пальцы из-за работы потеряли гибкость и гитара прописалась на шкафу. Потом понял, что тех, для кого я писал песни, уже нет. А я не успел спеть ни одной. Лучше бы просто пальцы не гнулись.
Когда решил, что пора переквалифицироваться в управдомы, меня уволили даже из охраны. Принадлежать к дворникам и сторожам есть смысл, но не здесь. Человек-ноль я боялся таким и умереть.
Но теперь всё иначе! Я знаю правду и она оправдывает меня. Действительно, в чём я виноват, если давно умер и всё вокруг ненастоящее Всё нормально, мама! Мне даже нравится. Смирившимся быть лучше, чем неудачником! Если я буду в это верить, ластик меня не сотрёт.
Наш город остался далеко в прошлом я точно знаю, что он был. А потом нас съели лангольеры, сделали копию и сказали, что так и было.
Особо прожорливые съели и копию. И сделали новую. И ещё одну. И ещё. И каждая бледнее предыдущей.

 

Как я перестал бояться и полюбил ксерокопию Когда я понял, что нас давно уже нет Мне прошлой весной рассказал электрик. Он под магазином спал. А потом проснулся и всё-всё мне рассказал. Что наш

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *