
Маленькие детки — как ходячие диктофончики.
Бегают под ногами и все записывают.
Когда именно у них включается та самая красная кнопка записи, никто не знает.
В любом случае, молодым родителям после рождения ребенка с самого начала лучше жить так, как будто их прослушивают. Безопаснее.
Потому что однажды наступает момент истины.
Ребенок выдает первую осмысленную связную фразу.
И по ней, как по черепку древней амфоры, можно будет многое сказать о культуре семьи.
Вот так же весной сходит снег, и все окурки, пакеты, бутылки вылезают наружу. Реже — подснежники, гораздо реже.
У меня это еще впереди.
Я жду, с предвкушением и опаской.
Мало ли что.
Хорошо, если первой фразой Артема станет «экзистенциализм — это гуманизм».
А если нет
Я тут в период его самого губко — впитывающего возраста смотрел много футбола с участием сборной России. На три диктофона наговорил.
А что если он скажет «Березуцкий чмо»
Это непредсказуемо.
Вон, у моих друзей — вообще катастрофа.
Семейный прием, светский раут. Все за столом: тещи и тести, свекры и свекрови, тетушки и дядюшки, бабушки и дедушки, — нешуточный такой слет.
И их любимое чадо вместе со всеми, ковыряет ложкой что-то невразумительное в своей тарелке.
Сынок у друзей до того дня почти ничего не говорил. Выдавал какую-то классическую детскую попсу — «папа», «мама».
И тут мой друг, отец малыша, потянулся за бутылкой пива на столе.
И посреди тотальной тишины, которая, как обычно, почему-то всегда некстати повисает в самые неподходящие моменты, его сынок говорит четко, ясно и членораздельно:
«Папа, пиво — мое!»
Великая сила поэзии
Ещё подростком я выучил много стихов. Не из любви к поэзии, а из любви к девушкам.
Мне казалось, что у мужчины не бывает таких изъянов внешности или характера, которых в глазах женщины нельзя было бы исправить Гумилевым или Есениным.
Стихи не пригодились. Когда наступала пора исправлять изъяны, я от волнения начинал заикаться, тем самым увеличивая их общее количество.
Никогда бы не подумал, что однажды от поэзии в моей жизни все-таки будет какая-то практическая польза.
Что Артём будет прекрасно укладываться под Гумилева.
И окончательно засыпать под Есенина.
Папин день
Артём полюбил истории на ночь. Причём его интересует только один жанр — соцреализм. История должна быть документальной, никаких сказок. Проверено. Если начинаешь сочинять, мифологизировать, паче чаяния выдавать классику — возмущённые вопли.
Лучше всего заходят рассказы про то, как прошёл папин день. Как папа утром встал, пошёл в ванную, позавтракал, поиграл с Артемом, с ним, то есть, поехал на работу, на работе поработал, пообедал, попил чай, вернулся обратно домой…
Часто сынок засыпает подолгу, поэтому история должна быть длинной. И тут понимаешь, насколько нетривиальная задача — пересказать свой день в подробностях, чтобы хватило минут на двадцать. Подъем, завтрак, дорога, офис, работа, обед, работа, чаепитие, дорога, дом. Все. Три минуты. День, короткий, как секс. Epic failure, история некондиционная, Артём недоволен и бузит.
Поэтому в какой-то момент я понял, что нужно заранее готовиться к этой сказке на ночь для ребёнка, собирать материал, как для диссертации. Я стал гиперчувствителен к миру вокруг: к его случайностям, деталям, нюансам, полутонам, запахам, многозвучью, заднему плану, граням. 10 минут дороги от метро до офиса пешком раньше давали мне 10 секунд чистого времени в истории. Теперь арифметика обратная. Из 10 минут дороги от метро до офиса, как у коровы-рекордсмена, я могу выдоить полчаса первоклассного рассказа. Потому что эти 10 минут в пути я больше не прокручиваю в голове план на день, не возбуждаю свою менеджерскую эрогенную зону многозадачности. Эти 10 минут я, как губка почти Боб, впитываю, всасываю роскошь окружающей обстановки.
Вот трактор грузит снег в Камаз — отлично, Артём фанатеет и от тракторов, и от Камазов, да и от снега тоже. Фотографируем, кладём во внутренний кармашек распахнутой души. Вон там голуби толкаются над пятном из пшена, а тут турист застыл посреди людского потока, как волнорез, задрав голову. Справа в витрине горит гирлянда, слева буксует автобус, небо серое, чахоточное, воздух морозный и безвкусный…
Я провёл в этом режиме видеорегистратора несколько дней и вдруг увидел, как трафареты и силуэты, через которые я воспринимал окружающий мир, стали заполняться цветными красками. Я понял, что богатый внутренний мир — это не Гёльдерлин и Мунк, а трактор, Камаз, снег, голуби, турист, небо и т.д., замеченные вовремя. Чтобы стать интересным ребёнку, мне пришлось самому стать демо версией ребёнка.
Через неделю мне это вечернее время с его историями стало даже нужнее, чем Артёму. Рассказывая о своём дне сыну, я как бы проявлял плёнку и убеждался, что живу. То, на что у других уходят годы дзэна, медитаций, йоги, книг, путешествий, я получил в подарок от Артема просто так за один вечер.
Сегодня перед сном я расскажу Артёму, как писал этот текст в телефоне, покачиваясь в вагоне метро по дороге на работу, иногда поднимая глаза на странного дядю напротив, с его наушниками, не вставленными в уши, с музыкой, льющейся на пол…
Папа на арене цирка, или как дрессировать кота
Наслушался я тут всяких мудрых советов из зала.
Мол, ребенок — не пуп земли. Мол, ребёнка нужно дрессировать, как слона в цирке. Мол, ребёнок должен знать свое место, как дворовый Шарик.
Я и поддался — доколе Доколе, спрашиваю, хвост будет вилять собакой
Решил, вот с понедельника и начну. Ведь все великое начинается с понедельника.
Захожу утром очередного понедельника в клетку, зачеркиваю, комнату Артема.
Вот сейчас покажу тебе, говорю я про себя, кто тут альфа-самец.
Артем сидит на горшке. Даже не сидит — восседает. Как на троне.
Поднял на меня глаза.
О, челядь пришла, — сказали глаза.
«Капа-капа», — произнес Артем вслух.
Компот, значит, ему принести.
Я распределил вес равномерно между ногами, уперся в пол, стою, как регбист на розыгрыше. Доминирую, значит.
«Капа-капа!» — произнес Артем с такой интонацией, которую только сочетание вопросительного и восклицательного знака может отдаленно передать.
Это был, собственно, и не вопрос, а скорее угроза: ты чего, холоп, белены объелся Чего, и правда не принесешь
Ну, конечно, принесу. Я же не камикадзе.
И не осуждайте.
Вас там не было.
Вы не видели взгляда этого Нерона на детском горшке с цветочками.
Автор: Олег Батлук
Из книги «Записки неримского папы»