Война за нашими окнами

 

Война за нашими окнами Елена Антоновна Волого (4 года, д. Велешино, Копыльского района, сейчас проживает в г. Пинск, Беларусь) Моя родная деревня называется Велешино Второе, ещё звали его

Елена Антоновна Волого (4 года, д. Велешино, Копыльского района, сейчас проживает в г. Пинск, Беларусь)
Моя родная деревня называется Велешино Второе, ещё звали его Маленькое или Паненское. Стоит она на берегу реки Выня. Действительно маленькая деревня была. Несколько дворов, коровы. Тишина и мир.
Как-то летом из соседней деревни прибежал старший брат Ростислав. Слышу кричит что-то матери. Та сразу в слёзы. Жарко было, она только прилегла отдохнуть. И с первых слов брата оба плачут, кричат. Я не понимаю, что происходит, но тоже плачу. Мать схватила меня в охапку, стиснула изо всех сил. А брат кричит:
— Война, мамочка! Война!
Войны мы очень боялись. Другие о ней может не знали, не понимали, что это такое. А у нас отец Антон Романович только что вернулся с советско-финской, где был ранен. И друзья там у него погибли, и сам он чуть не погиб. Мать ночей не спала, волновалась за него. Когда вернулся шаг от него ступить боялась. И вот новая война.
***
Мимо деревни шла гравийная дорога на Несвиж. На следующий же день по ней потянулись наши войска, чтоб дать отпор врагу. А потом покатились обратно, разбитые, испуганные. Кто пешком, кто на лошадях. Было много раненых, их везли на подводах, они с трудом шли сами. Окровавленные бинты на руках, на голове.
Раненые заходили к нам в деревню, спрашивали врача. Односельчане указывали на нашу хату. Отец хоть и не врач, в колхозе работал ветеринарным фельдшером, а помогал всем: промывал раны, смазывал йодом, накладывал повязки, давал порошки.
Мы дети выходили на дорогу. Смотрели во все глаза на толпы красноармейцев, на лошадей, на редкие грузовики. Солдаты спрашивали у мамы, далеко ли до Минска, как пройти, чтоб не встретить немцев, но та только качала головой. Откуда мы знали Ни радио у нас не было, ни газет.
Однажды у хаты остановился офицер-кавалерист. Один. Попросил напиться, расспрашивал про дорогу. Мы его окружили, трогали тёплый лошадиный бок, перебирали металлические клёпки на уздечке. Офицер поднял меня на руки, крепко обнял, вздохнул как-то судорожно. Видимо вспомнил, что где-то далеко на западе у него осталась своя дочь. Хотел меня обнять за неё.
Старшей сестре моей стало завидно, она дернула меня за ногу. Офицер поставил меня обратно на дорогу, погладил Нину по голове:
— Поедешь со мной
Нинка обрадованно кивнула. Она готова была с этим красивым человеком, на этом коне хоть на край света. А офицер смотрел на нас, сам улыбался, а из глаз слёзы катились.
***
А ещё через несколько дней по дороге двигались немецкие машины, а наши отступающие части шли лесом. Так и тянулись рядом, враждебно поглядывая друг на друга. И вот, прибегает к нам молодой лейтенант с простреленной ногой.
— Помогите! Друга ранило.
Отец тут же собрал сумку, позвал брата, побежал с лейтенантом.
Через час притащили раненого. Оказалось два лейтенанта отступали из под Гродно, шли лесом в направлении на восток. На гравийную дорогу недалеко от деревни Мельники (в километре от нас) выехали несколько советских танков с «нашими солдатами». Офицеры с радостью бросились к своим, но вдруг увидели, что из люка вылезает танкист в немецкой форме. Остановились, бросились было обратно, но поздно. Немцы принялись стрелять вслед.
Первому офицеру пуля попала в ногу, но кость не задела. Это он прибежал к нам за помощью. А второму пуля пробила грудь, он упал в лесу. Отец с братом на покрывале принесли раненого. У него из груди хлестала кровь, быстро пропитывала тугую повязку. В колхозном амбаре устроили нору в сене, куда и спрятали лейтенанта.
Его товарищ сказал, что раненого зовут Михаил Мармулёв. Долго сидел рядом с ним, что-то говорил. Но раненый ему не отвечал, был без сознания. Наутро мы второго лейтенанта не нашли. Убежал он на восток. Но осуждать его не стоит. Он же понимал, что если останется могут погибнуть оба. А так хоть у одного была возможность выжить.
Отец постоянно ходил в амбар, делал Михаилу частые перевязки. Каждый раз мать с тревогой спрашивала:
— Ну как он там
Отец качал головой. Он был уверен, что лейтенант не выживет. Ещё через день он сделал ему прокол в груди, выдавил воздух. На четвёртые сутки офицеру неожиданно стало лучше. Вот какое удивительное здоровье было у этого человека. В полнейшей антисанитарии, без антибиотиков и надлежащей помощи, он сумел выжить, начать выздоравливать от тяжелейшего ранения.
Родители начали поговаривать о том, чтоб перенести лейтенанта в дом, но тут в деревню заехали немцы, начали ловить курей, в нашем саду разместили кухню. Родители забеспокоились, вдруг кто-нибудь зайдёт в амбар и услышит стоны раненого. Тогда смерть и ему, и всем нам.
Как немцы себя будут вести, мы сразу поняли. Нам показали. Поймали в лесу двух солдатиков, притащили к офицеру. Те стоят, ни оружия, ни знаков различия, мальчишки совсем. Офицер даже разбираться не стал, махнул рукой. Повели солдатиков за околицу, в сторону реки.
Бабы бросились следом:
— Ироды, куда вы их Отпустите!
Немцы отталкивают женщин. Показывают винтовки, мол понятно, куда ведут.
Бабы стали кричать:
— Сынки, как вас зовут Откуда вы родом Мы запомним!
Но солдаты не отвечали. Шли покорно, опустив головы. Расстреляли их тут же и тела бросили в реку.
Ещё через несколько дней приехали полицаи, начались обыски и облавы по деревням. К нам пришли соседи, мол, увозите своего раненого. Если найдут пострадает вся деревня. И вас убьют, и нас тоже, за компанию. Отец с соседями за это сильно поругался, но понимал, что они правы. Никому не хотелось рисковать своими жизнями и жизнями детей ради чужого человека, пусть и своего офицера.
Ночью отец и его друг Адам Пылило отвезли офицера в Копыль. Там была больница, в которой ещё лежали раненые красноармейцы. Их лечил наш врач Иван Лепетило. Очень хороший и грамотный был человек. И храбрый. Ничего не боялся. Сам ездил на лошади по деревням, осматривал раненых, которые прятались в домах деревенских. Собирал продукты для солдат. Лечит в больнице красноармейца, а за окнами немцы ходят, полицаи с оружием.
Продуктов в больнице, конечно, не хватало. Раненых много, все молодые, хотят есть. Мама несколько раз с тётей Любой Занкевич навещали «нашего» (так называли его взрослые). Раненые в палатах просили что-нибудь поесть, хоть лука печёного привезти. Доктор просил тряпок, йода для обработки ран.
Мать прошла по деревне, собрали корзинку. Вернулись в Копыль, а в больнице пусто, кого расстреляли, более крепких в концлагерь увезли. Бросились расспрашивать про «нашего». Узнали, что когда полицаи подходили к больнице, их увидели через окно. И несколько раненых покрепче, в том числе и Михаил, вырвались, сбежали.
Уже потом мы узнали, что лейтенант выжил, был одним из организаторов партизанского отряда «Буревестник», который воевал в Узденском районе. После войны его удостоили звания Героя Советского Союза. Но к нам он никогда не наведывался, никакой весточки о себе не присылал.
После войны тётя Люба нашла его в Борисове. Поехала и он помог ей получить документы участника партизанского движения.
А мама не поехала. Мы спрашивали её потом почему
А она постоянно отвечала:
— Мы обязаны были всё делать, чтобы защищать свою Родину!
***
Уже к осени началось постоянное противостояние партизан и полицаев. Иногда соседи воевали между собой, братья и друзья оказывались по разные стороны. Большинство мужчин, конечно же сразу ушли в лес. Но были и те, кто пошёл на службу к врагу.
Причины для этого был разные. Кто-то сводил счёты за старые обиды, кого-то Советская власть не устраивала. Были и просто негодяи, подонки, уголовники.
В полицию пошёл Юлик Высоцкий, семья которого жила на хуторе Городок. В 1930-е годы их репрессировали, посадили кого-то из старших, забрали корову, имущество. Поэтому Юлик озлобился. Как только появился шанс начал мстить. Сильно издевался не только над своими бывшими обидчиками, но и вообще над всеми. Знал всех колхозных активистов, помогал устраивать засады на партизан, потому что лучше всех знал лес в округе, тропки через болота, укромные места. Много бед принёс. Но сам жил неспокойно, боялся, что однажды ночью к нему в дверь постучат.
Однажды к нам приехали каратели, собрали списки партизанских семей и принялись собирать их в одном месте. Юлик принимал активное участие, дотошно проверял списки, вписывал тех, кого пропустили. Немцы вывезли всех к лесу и расстреляли. Стариков, женщин, детей. После этого Юлик понял, что жизни ему на хуторе не будет, перевёз всю семью в Копыль, под защиту немцев.
Но долго не прожил. Настигла его кара. В одной деревне каратели окружили несколько партизан, загнали их в дом. Долго стреляли, пока у партизан не кончились патроны. Юлик полез на чердак, кричал, чтоб сдавались, бахвалился, что сейчас возьмёт их живыми. Партизаны не пожалели для него последней гранаты.
У нас в деревне все вздохнули с облегчением.
***
В 1942-м году партизан сильно прижали. Приехали большие отряды полицаев, над лесом летали самолёты, выслеживали. Поэтому партизаны вынуждены были уйти на юг, в Полесье, где леса были побольше и болота не давали пройти тяжёлой технике.
Под видом партизан на Копыльщине начал действовать «летучий отряд» из украинского полицейского батальона. Их командира звали Орлов и база у них была в Копыле. «Летучий отряд» быстро передвигался между деревнями. Скакали на лошадях, как банда какая-то. Заезжали в деревню и провоцировали жителей. Били их, спрашивали: «Где немцы Где партизаны»
Люди были сбиты с толку. Это партизаны себя так ведут И что это за всадники Что происходит
Орловцы быстро обнаглели. От провокаций быстро перешли к грабежам, убийствам. Брали, что хотели, а если кто сопротивлялся тут же расстреливали. Запугали всю округу. А отомстить им было уже некому партизаны ушли на юг.
***
Деревня и при оккупации жила своей жизнью. Война войной, но землю пахать надо, корову кормить надо, сено косить тоже надо. Молодёжь собиралась по вечерам на танцы. Играла гармонь, пели песни, танцевали.
Дядя мой Степан устраивал у себя во дворе посиделки. Приходила красивая девушка Соня Пилипкова с Кривого Села. Она всем нравилась, хорошо пела, танцевала. Мне кажется, все парни были в неё влюблены. Первая красавица на всю округу. За то, чтоб с ней потанцевать чуть драки не устраивали. Один парень Стась Касперович, очень её любил. Прямо хвостом ходил, всех парней отгонял.
А как-то пришёл и лица на нём нет. Посидел в углу, глядя на всех безумным взглядом, а потом исчез. Наутро мы узнали, что полицаи всю семью Пилипковых расстреляли. А Стась исчез. Наверное, пошёл мстить за свою любовь и пропал.
Жизнь была странная, страшная. Нечего было есть, а самое главное все были в опасности. Моя старшая сестра Нина, дочь отца от первого брака пошла в гости к тёте в Узду. Та жила на окраине посёлка и в её доме квартировал немецкий офицер. С одной стороны в доме чужой и злой человек. С другой защита. Если в доме офицер то полицаи не придут и не начнут грабить.
Только сестра к тётке пришла, сели с ней разговаривать. Смотрят несут этого офицера. Кто-то из подпольщиков добыл оружие и устроил на него покушение, ранил. Немцы не стали разбираться, схватили Нину. Держали для чего-то в заложниках. А потом увезли в Германию. Сходила к тётке в гости.
***
В 1942-м мама родила сестричку Валю. Еды нам постоянно не хватало. Свиней и кур уже не было всё забрали полицаи и немцы. Осталась только корова. Всё, что удавалось достать мы тут же прятали. Вырастим зерно, засыплем в деревянные ящики и закопаем в землю. Зерно от этого плесневеет, портится. Ещё отец растил гречиху, картофель, другие овощи. Полицаи придут, обыщут дом, утащат всё, что найдут. Мать плачет, мы дети, плачем. А кому какое дело Помирайте от голода.
Вы поймите, тогда ведь магазинов не было. Что с земли собрали, то и ели. А если забирали продукты то и есть нечего. И взять неоткуда. И у соседей не попросишь у тех самих дети с голоду пухнут. К весне осталось у нас только немного гречки. Мучительный выбор для мамы. Дети на неё голодными глазами смотрят, есть просят. А гречки горсточка. Надо маленькую Валентину этой гречкой кормить.
Я и сегодня помню запах каши, которую варила мама, такой приятный аромат, что и не передать словами. Этот запах помню всю жизнь. Наварю себе этой гречки. Ем, ем и наесться не могу. Внуки смеются надо мной из-за этой каши. Говорят, неужто вкусно так А для меня вкуснее всех тортов эта гречка.
Однажды родители и брат ушли в поле сеять зерно, а меня оставили смотреть сестричку. Мама сварила три картофелины и сказала мне покормить Валюшу. А я сама голодная. За весь день сама едва две картофелины съела. Я решила попробовать одну картофелину, очень хотелось кушать, только раздразнила аппетит, затем взяла вторую, третью. Съела кожуру, подобрала каждую крошку, облизала пальцы. Мама вернулась и спросила: «Ты кормила сестрёнку». Я расплакалась, она догадалась обо всём и ничего не сказала. Мне и сейчас стыдно через столько прошедших лет вспомню и плачу.
***
В феврале 1943 года в деревню приехал карательный отряд со списком партизанских семей. Снова какой-то предатель постарался. А у нас беда. Накануне прибежали к нам из других деревень такие же партизанские семьи прятаться. Их раньше «чистить» начали. У тёти Зони Раицкой в погребе семья родственницы её Серафимы и четверо детей. Полицаи нашли, заперли всех в этом подвале, обложили дом соломой, хотели поджечь.
Зоня — мужественная женщина. Бросилась на этих полицаев, начала у них из рук солому выхватывать, кричать. Её тогда избили сильно, но набежали другие люди, стали полицаям говорить, что они ошиблись, что в подвале не партизаны, а просто дети с нашего села спрятались. Каким-то чудом уговорили. Полицаи плюнули и уехали. Нас тоже не тронули. Спасибо тёте Зоне за спасение деревни.
Много ещё страшного было. Как мы дожили до освобождения не знаю. Сейчас и вспоминать об этом больно и слёзы наворачиваются.
Авторы: Гушинец (DotorLobanov) и Борис Денисюк
Рассказ из книги «Война за нашими окнами».

 

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *