Истории из жизни реальных людей
Женщина сидела передо мной скрестив ноги, нервно барабанила тонкими пальцами по деревянной столешнице. Поймав мой взгляд, смущенно улыбнулась и спрятала руки на коленях. Я налил ей стакан воды и тоже улыбнулся. Она явно чувствовала себя здесь не в своей тарелке, чужеродная в атмосфере, потерянная в пространстве.
— Год назад я похоронила мужа, — наконец, заговорила она, — и теперь я одна. Нет, есть дети, внуки, но у них своя жизнь. С мужем мы прожили хорошо. Немного до золотой свадьбы не дотянули. Очень я его любила, — она закусила губу, посмотрела на меня неуверенно, — пожалуй, я сразу начну с самого сложного.
***
— Это было много лет назад. Шесть лет как я уже была замужем, и пять из них имела любовника.
Повисла неловкая пауза, она закусила губу, потом как-то неловко улыбнулась.
— Нет, я любила мужа, это был замечательный человек, нашей дочке, Анисье, только исполнилось 4 годика, но
Это был друг моего мужа. Мы познакомились на нашей свадьбе. Потом он нашел меня, сказал, что любит, что подлец, что не может сопротивляться своему чувству. Я выгнала его. Но нас уже зацепило, как рыбу на крюк. Почему я тогда не рассказала всё мужу Думала, что справлюсь сама. Что разберусь. Что все будет как прежде — у моего мужа будет и верная жена, и близкий друг. Но я попалась. Я была очарована его силой, волей, красотой, страстью. Я не устояла перед этим искушением, я влюбилась. Так состоялся и запечатался этот круг.
Про нашу связь не знал никто, ни единая живая душа.
Пять лет я жила двойной жизнью. Замечательная жена, весёлая простушка, хорошенькая хохотушка, дом полная чаша, всё счастье наше. А внутри сплошное месиво вина, ложь, страсть, предательство. Я ненавидела любовника, за то, что он так изуродовал меня, но я была его твореньем. Два Франкенштейна — мы разодрали друг друга в клочья и сшили из них чудовищ. Мы смешали боль с наслаждением и не могли им противиться. Это был наркотик, который убивал и не отпускал.
Почему я не ушла к нему Он был женат, а я замужем. Он любил жену, а я мужа. Бывает и так.
Она усмехнулась, в несколько глотков выпила воду из стакана. В комнате смеркалось, зимнее солнце осторожно ползло к горизонту. Снова повисла напряженная тишина, и я засуетился.
— А давайте чаю заварим, а Горячего, сладкого, с печеньем.
— С удовольствием, здесь довольно холодно, — улыбка смягчила её лицо, чуть разгладила морщинки у губ, — столько лет прошло, а саднит до сих пор.
Вода из крана бежала ледяная, студила руки. Набрав воды в чайник, я поставил его на подставку, щелкнул выключателем. Он тихонько зашумел. Я достал старый заварочник, на белом боку которого синел домик, из его маленькой трубы вился дымок.
— Да-а, наше время бежит как река. Сначала ручей весело журчит по камням, звенит, переливается по лесной прогалине. И из него пьёт Бемби. Потом полноводная река плавно несёт свои воды по полям, она поит и кормит. А к старости мы превращаемся в болото дельты. И уходим в вечность моря-океана. Где лежит старый кит, у которого тысяча глаз, в такие моменты я часто нёс подобную чепуху.
Я подал ей коробку с сахаром-рафинадом, поставил на стол вазу с галетами. Она взяла одну, прочитала:
Мария, вот это печенье, право, неизменно. Я их с детства помню!
Напряжение немного спало, и она продолжила.
— Итак, было 30 декабря. Мы недавно переехали в новую квартиру, выкинули и потеряли при этом кучу старого хлама, у нас не было ни ёлки, ни игрушек, мы плохо знали наш новый район. Но соседи подсказали, куда идти.
Ме-ло-дия. Так назывался магазин. Там стояла ёлка с красной звездой на верхушке, весь магазин пропитался её смолистым ароматом. Я помню, как с этим запахом на меня обрушилось предчувствие Нового года. Глаза слезились с мороза, в горле перехватило и запершило. Новый год, всё с чистого листа, всё будет хорошо!
Блестящие шары в гнёздах деревянных ящиков, серебристые сосульки, разноцветные домики. Ватные деды морозы в алых шубах и голубые снегурочки в белых сапожках. И надо было пробиться к прилавку, выбрать, купить, выписать, оплатить, упаковать.
В этой суматохе мы потеряли Ниску. Мне показалось, что мелькнула её шубка, я бросилась вслед, а она ускользала за широкими чужими спинами. Наконец, я догнала, ухватила за плечо, развернула и это была не она, чужая совершенно девочка с круглым лицом и белёсыми ресничками, держала за руку мамашу в черном полушубке. Я тогда чуть не задохнулась от ужаса, я потеряла мою девочку!
Потом мы, конечно, её нашли. Она стояла за ёлкой. Как раз там, где охранной шеренгой перед ночным окном выстроились ангелы.
Теплый воздух поднимался от радиатора под окном, и кончики пуховых крыльев плавно колыхались. Голубые стеклянные глаза на фарфоровых личиках, тонкие руки раскинутые, протянутые, сложенные в молитве. Не знаю, как они попали в тот советский магазин, какая-то импортная поставка, стеклянные шары ручной росписи поменяли на партию ангелов. Жутко дорогие, жутко красивые!
— Мааам, купи Вот этого, который на меня смотрит и ручки тянет, я тогда уткнулась носом в её щёчку, в выбившийся из-под шапки светлый локон, обняла её, такую толстенькую и неуклюжую в коричневой цигейковой шубке. Я бы тогда даже щенка ей купила!
А ведь мы в тот вечер заблудились, представляете Плутали по чужим дворам с ворохом покупок, с сумками, набитыми хрупкой красотой, муж тащил подмышкой ёлку, она всё время за что-то цеплялась, он беспрестанно чертыхался, а мы с Ниской хохотали. Очень замёрзли тогда. И вдруг, как в сказке, открылась дверь, и на мороз вывалился густой, ароматный пар из маленькой пельменной. И мы погрузились туда, сошли по ступенькам в этот жаркий, яркий, шумливый вертеп. Наелись пельменей, выпили водки, напоили ребенка горячим чаем. Потеряли ёлку и побили шары Нет, нет, я шучу, никто ничего не побил и не потерял. Тепло подействовало на нас самым волшебным образом, а добрые люди подсказали дорогу к трамваю.
Это был день, когда я была совершенно, абсолютно счастлива. Мы наряжали ёлку шарики, сосульки, старый фарфоровый чайник, доставшийся от бабушки, морковка на прищепке, дождик, мишура. Нискин смех и топот босых ножек. Мы выключили свет и смотрели, как мерцает самодельная гирлянда. Я помню большие тёплые руки мужа и его дыхание на моей щеке, когда он обнимал меня. И я плакала, уткнувшись ему в грудь. А он гладил меня по спине и шептал, что я глупенькая девочка. И целовал меня нежно-нежно.
Она сделала несколько глотков остывающего чая, отвернулась к окну, наверно, не хотела, чтобы я заметил слезы, скатившиеся по дрожащим щекам.
— И фарфоровый ангел протягивал к нам руки из-под ёлки.
Ниска тогда утащила его в свою комнату, поставила рядом с кроватью, сказала, что он будет охранять её от чудовищ. Я была против, боялась, что уронит, разобьет. Он же дорогой, зараза!
Весь следующий день я готовила, у нас был большой стол, много гостей новоселье, Новый год. Собирались все наши друзья, в том числе и мой любовник с супругой.
Ниска сновала вокруг меня, притащила своего ангела, поставила на табуретку, щебетала что-то на своем детском языке. Я слушала вполуха, ловила обрывки её летучих мыслей.
— Фима, а ты мне покажешь еще краски Мы с тобой полетим, полетим, высоко-высоко, ты меня будешь подкидывать и ловить она смеялась и гладила его по пуховым крыльям.
— Мама, а Фима показал мне ночью город весь в огнях, там были золотые башенки, и водопад голубой, и я плавала в газировке.
— Ничего себе, какой сон тебе приснился.
— Нет, мама, это взаправду было, всамделишне. Меня Фима за руку взял, и мы полетели. Далеко, сначала темно было, а потом светло.
— Бывает, солнышко, такие порой сны снятся, прям всамделишние. А почему Фима Это ты его так назвала
— Нет, он сам сказал, что его зовут Серафим, а мне можно называть его просто Фима.
У меня почему-то побежал неприятный холодок по позвоночнику, и кожа на руках пошла мурашками.
— Нисочка-Анисочка, Фима с тобой всю ночь летал, устал, давай поставим его на полку, пусть отдохнет. А то как он покажет тебе другие краски и замки
Я забрала у дочки игрушку, унесла к себе в спальню, поставила в шкаф на верхнюю полку и плотно закрыла дверь.
Новогодняя ночь прошла на пределе моих нервов. Я улыбалась мужу, я улыбалась любовнику, я мечтала, чтобы всё побыстрее закончилось, боялась, что я выпью слишком много, что он выпьет слишком много. В полночь пробки шампанского ударили синхронно в потолок, под мерный звон курантов я считала до двенадцати, глотала сухую шипучку, а в голове крутилась одна и та же бессмысленная фраза я хочу домой, я устала, я хочу домой, господи!
Спать легли в предрассвет, в серые полутени, пьяные и измочаленные весельем, провалились в подушки, в лунный морок, в сон.
Я проснулась… Нет, очнулась. Знаете, как в кошмаре. Словно произошло что-то плохое, и ничего уже не сделать, ничего не вернуть, не изменить, не исправить.
В изножье кровати кто-то стоял. Я не видела лица. Он протянул руку И я взлетела. Легко прошла через стекло окна. Подо мной расстилалась забелённая снегом земля. Вокруг было пусто, ни души. Стелился легкий дымок из трубы маленького домика внизу, прямо как на этой чашке.
Она водила пальцем по краю белой фарфоровой чашки с синим домиком на боку, и дымок струился из крохотной трубы к её тонким старым пальцам. Чай остыл. На донышке сиротливо желтел кусочек лимона.
— Я пыталась обернуться, чтобы посмотреть на свой дом, на окно, из которого я вылетела, я боялась, что разбила его, что разбудила мужа и дочку, что они замерзнут с разбитым окном. Но не могла. Меня несло вдоль земли и вверх. Внизу летели дома, потом деревья, лес. Становилось темнее, мы летели в ночь, на север.
Я чувствовала его присутствие. Я не чувствовала холода, я больше не чувствовала страха. Я превратилась в ветер, в воздух, в пространство. Я была частью опрокинутого на меня черного звездного неба. Вокруг начали появляться сполохи огня. Казалось, у меня вырастали призрачные крылья, голубые, зеленые, фиолетовые, они закрывали половину небосвода, переливались, волновались, окутывали мир цветным покрывалом. Вокруг меня разыгрывалось божественное представление древних трагедий. Плыли корабли и пылали города, гигантский волк присел на задние лапы, а потом кинулся и пожрал луну и звёзды и рассыпался на мириады серебристых светлячков, которые опадали снегом на землю. Это было северное сияние, и я была в самом его центре. Каждую клетку моего несуществующего тела пронзала дрожь, я превратилась в голос, в нечеловеческий вой, обращенный в черную глубину неба, на молочно-белую немую луну.
— Я хочу домой! Я хочу домой, господи! Отпусти меня! Прими меня!
— Лети
Я понеслась вверх, за пределы пространства и времени, за пределы всего сущего. Оно ждало, оно пульсировало и тянуло, затягивало мою душу словно в чёрную дыру, высасывало тоску и обещало радость, нирвану, счастье. Забытье. Там и был мой дом. Я хотела туда! Где нет ни боли, ни страха, ни мучений. Только ласковые звезды на атласном небосводе.
Я никогда не забуду этот голос, шепнувший мне на ухо:
— Твоя дочка тоже сказала, что хочет домой. А потом сказала, что хочет рассказать об этом маме.
Низкий, тяжёлый вязкий. Он словно наполнил меня, сделал материальной, телесной. Напугал.
И я упала.
Меня подкинуло на кровати. Я резко села, кровь бешено стучала в ушах, руки тряслись, дрожали губы. Лицо было мокрым и соленым.
Дверь шкафа была приоткрыта, луч света падал сквозь неплотно задвинутые шторы, серебрил ангельские крылья.
Я больше не смогла уснуть. Проверила Аниску она тихонько сопела в своей кроватке, была потная, горячая, мокрая.
Всё утро я просидела на кухне, пила выдохшееся шампанское из горла толстой бутылки. Принесла ангела, поставила на стол голубые стекляшки глаз, синий балахон, пух обычная рождественская игрушка, набитая ватой и расшитая стеклярусом, с фарфоровой головой и руками.
Я тогда просто неловко поставила пустую бутылку. Помню, как звук удара разнесся по спящей квартире, кукла упала, голова откатилась под стул, рука отломилась.
Грохот разбудил Ниску, она прибежала, забралась ко мне на колени.
Она плакала, а я гладила её по волосам, обещала, что мы отдадим ангела дяде Жене, у него золотые руки и волшебный клей, он всё починит и игрушка будет как новая. Папе мы решили ничего не говорить, чтобы он не расстроился и не ругался.
У Жени, действительно, были золотые руки. Я отдала ему сломанную куклу, и он не смог мне отказать, ведь это и был мой любовник. Женя. А еще я сказала, что между нами всё кончено.
Всё. Кончено.
Она встала и подошла к окну, положила на холодное стекло ладони, прислонилась к нему лбом. Постояла так, потом повернулась и сказала в повисшую тишину:
— Через две недели Женя умер. Ночью, во сне. Врачи сказали аневризма мозга, кровотечение, инсульт. Он умер легко и быстро. В свою последнюю секунду он улыбался.
В спустившихся сумерках она казалась бледной, как снег за окном.
От пристани послышался гудок, это подходил катер, курсировавший между городом и островом. Это означало, что обратно он отправится через двадцать минут и моей гостье пора собираться.
Она молчала, в кухне тикали старые ходики, где-то залаяла собака.
— Почему Вы приехали сегодня ко мне Зачем
— Сегодня утром дочь повезла меня за подарками на Новый год детям и внукам. Я всегда всё тяну до последнего. До 30 декабря. Случайно мы наткнулись на антикварный магазин зеркала с виньетками, подсвечники, самовары, подстаканники. Зашли поглазеть. Моя внучка, ей три года, остановилась перед витриной, ткнула в стекло пальчиком и закричала мама, хочу эту куклу! А Ниска, мадонна сорокалетняя, взвизгнула как девчонка Мама, помнишь, у меня в детстве такой ангелочек был, ты его еще разбила! Мы его покупаем!
Но это был не такой ангел, это был тот самый ангел. Женя хорошо его починил, ничего не заметно, только ноготь цепляется за трещину на шее. Я сказала моим девочкам, что это лучший подарок бабуле на Новый год, что он напомнил мне молодость.
Днем я приехала одна на пристань, хотела выкинуть его в море. Стояла, смотрела в воду и думала а может пришло моё время Может мне пора Пора туда, домой.
Потом я увидела катер, вспомнила рассказы про отшельника, что живет на острове и лечит людей Я не знаю зачем я приехала к Вам. Облегчить душу. Исповедоваться. Спросить. О чем Что это было Сон, явь, игры разума Его смерть это стечение обстоятельств или или это моя вина
Я молчал, я не знал ответов.
Она быстро собралась, допила остывший чай, положила свою ношу в сумку, поблагодарила меня за гостеприимство и внимание. Попрощалась и вышла. Туда, куда звал её то ли гудок катера, то ли вой ветра.
Светлана Бастрикова