Метка

 

Метка Его тело распластано на столе, словно куриная тушка, готовая отправится в духовку. Распотрошённая и ощипанная. Почти. Я подхожу ближе, а он даже не дёргается, поглощённый болевым шоком.

Его тело распластано на столе, словно куриная тушка, готовая отправится в духовку. Распотрошённая и ощипанная. Почти. Я подхожу ближе, а он даже не дёргается, поглощённый болевым шоком. Глаза больше не видят, уши не слышат, пересохшее горло выдаёт едва слышный хрип. Мои шаги звучат громче, хлюпанье обуви в крови не вызывает омерзения или чего-то такого. Он здесь для другого: напомнить мне, как это бывает, когда
Опускаюсь на корточки и во все глаза наблюдаю за судорожным движением губ, за тем как грудная клетка опускается и поднимается так тяжело, словно все грехи мира лежат на ней. Очередной вдох. Подношу ладонь к раскрытому рту, чтобы почувствовать тот самый, последний момент, когда он захлёбывается кровью. Любоваться тем, как расслабляется каждая мышца, как пустеет взгляд, как человек превращается в скульптуру. Для этого он сейчас здесь и ещё немного после. Хочу посмотреть, как плоть начнёт разлагаться.
Вытираю капли крови о джинсу, прекрасное изобретение человечества, и выхожу из комнаты, запирая её на замок. В кабинете тихо. Я не пользуюсь современными изобретениями. Компьютер лишь имитация сверхразума. Фотография иллюзия сохранности мгновенья. Записываю каждую секунду произошедшего в дневник. Память начинает подводить, да и перечитывать бывает приятно. Как недавно, когда перечитывал томики из Лондона. 1888 год был восхитителен, сейчас немного сложнее. Жертву кто-нибудь начнёт искать и все эти геолокации, джипиэс только подсказывают полиции, но я научился избегать этих неудобств. Бомжей никто не считает. В крайнем случае, даже если кто-то подберётся ко мне слишком близко, если захочет причинить вред — метка защитит меня. Но за тысячи лет такого ни разу не было, инстинктивно всё живое держится подальше, в опаске причинить вред.
Жертва. Сейчас так называют пострадавшего или погибшего человека. Неважно от аварии или руки убийцы. Думал об этом десятилетиями: кажется, они просто подсознательно пролитую кровь отдают своему богу. Делают то же, что и мы с братом делали очень давно. Понимают, что высшую силу интересует только кровь, а не какие-то плоды земли. Впрочем, как и тогда.
Кровавые подношения мне — всё в этих томах рассуждений и мыслей, воспоминаний и планов — тянутся начиная с самой первой жертвы, самого первого греха. С единокровного брата, любимца родителей и Его. А за ним тысячи тысяч с ужасом наблюдают, как топор мясника рассекает плоть, заворожённые блеском собственных кишок, продолжают орать. Это мой алтарь пропитанный кровью и нечистотами.
Я подхожу к двери в кладовую и включаю свет. Вот мой иконостас: несколько десятков зеркал от пола и до потолка. Круглые и овальные, заключённые в рамку из пластмассы и дерева, а под ними лежит камень — тот самый, что стал первым орудием убийства на Земле. Мне кажется, нет. Все следы крови уже стёрлись с него. Только моя память и фантазия добавляет красный в эту картину.
После проклятья сколько времени ушло на молитвы Я стирал колени в кровь, разбивал лоб в поклонах, но Он оставался нем, и тогда я перешёл к жертвоприношениям: стадами вёл овец, коз и коров на убой, но Он оставался глух к моим просьбам и предсмертным крикам скота. Кровопролитие, за которое и был сослан, казалось самым логичным продолжением. Я вырезал внутренние органы, когда женщины были ещё живы, под паническим взглядом мужчин отрезал их половые органы, пальцы и соски́, пока они не падали в обморок. И тогда я вновь приводил их в чувство, не позволял умереть в забытьи. Мне нужны были их крики даже на том свете, впечатывающиеся в Его уши, чтобы он наконец-то сказал мне: «Хватит!». А Он не сказал, сохраняя своё величественное молчание, пока я ломал голову.
Наверняка, где-то на страницах дневников, сохранился тот момент, когда всё встало на свои места. Когда я понял, что зря ждал ответа откуда-то с небес. Он не заговорит со мной. Он не услышит молитвы и не примет жертвы. И уж тем более не остановит.
Всё просто: зачем мне останавливать себя Зачем прекращать жертвы в свою честь Зачем говорить себе: «Хватит!»
Эти миллионы миллионов дней, историй и эмоций вокруг никогда не были проклятьем. Не могло ни одно существо на планете желать зла своему создателю. Не мог создатель сделаться смертным и оставить своё детище на произвол судьбы. Я не смог бы так поступить, нет.
Умиротворение растекается по венам, и я выключаю свет, возвращаюсь в кабинет и открываю новую страницу дневника. Нужно записать каждую секунду, пока не забыл.
«И сказал ему Господь: за то всякому, кто убьёт Каина, отмстится в семеро. И сделал Господь Каину знамение, чтобы никто, встретившись с ним, не убил его». Быт. 4:15

 

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *