Истории из жизни реальных людей
Вера, религия и суеверия это совершенно разные понятия. Я, к примеру, лет тридцать назад был советским ребёнком, октябрёнком и пионером. В Бога не верил совсем. Дед старый коммунист, крупный партийный чиновник, отзывался о религии исключительно редко и как-то насмешливо. У бабушки, главного бухгалтера промышленного гиганта, висела в углу спальни бумажная репродукция «Мадонны» Рафаэля вот и все предметы культа в нашем доме.
Родители ну понятно, комсомольцы-добровольцы. Какая уж тут вера А в начале девяностых, глядя на то, как бывшие партийные лидеры картинно крестятся в храмах, я искренне недоумевал. Выходит есть там что-то А как же бессмертный Бендер с его «религия опиум для народа» И мои отношения с высшими силами стали напоминать старый анекдот:
«30-е годы. Урок безбожия в школе.
Учительница:
— Дети, все подняли руки и показали фигу в небо.
Все подняли, один маленький Изя сидит.
— Ты чего удивляется учительница.
— Если там никого нет, то все это не нужно. А если есть то зачем портить отношения»
Потом я конечно, ещё не раз менял свою точку зрения, но сейчас не обо мне.
Народ наш, сбитый с толку долгими десятилетиями гонения на религию, и последующим поворотом на 180 градусов определения эти путает не меньше моего, и поэтому часто возникают смешные, а иногда и грустные казусы.
Мой близкий приятель и сосед по общежитию Вовка окончил медицинский университет в начале двухтысячных. Как принято в нашей стране, на несколько лет был отправлен по распределению в небольшой посёлок в двадцати километрах от сонного райцентра. Где через полгода замещал и главного врача (78 лет) и завотделения (67 лет) и всех прочих медицинских специалистов, большинства из которых в этом посёлке и вовсе не было. Этакий лор-терапевт-хирург-невролог с эндокринологическо-дерматологическим уклоном. Вместе с Володей в сельской идиллии каким-то чудом оказалась молодая выпускница педиатрического факультета по характеру и внешности напоминавшая не Варю Черноус, а как раз интерна Лобанова. Эти самые молодые специалисты от скуки спелись, спились, по., короче как честный человек Володя был вынужден на коллеге жениться. Ну и хорошо, потому что уже пятнадцать лет душа в душу.
Что-то я опять отвлёкся. Вернёмся к суевериям.
На летних каникулах после второго курса у меня внезапно обнаружилась свободная неделя, и я искренне недоумевал, куда её девать. Сидеть в общаге в центре столицы в разгар жарких июльских деньков совершенно не хотелось, до ближайшего водоёма приходилось ездить на двух автобусах с пересадкой. От компьютера, который своим жалким процессором едва тянул третьих Героев, уже тошнило, девчонки поразъехались по домам. Над раскалённым асфальтом дрожало марево углекислого газа и автомобильных выхлопов. Скучно.
А тут звонит мне Володя. Выслушал моё нытьё и говорит:
— А приезжай. А меня тут летом хорошо. Озеро, лес, на рыбалку сходим.
— Да у меня денег нет.
— Коллега, — фыркнул Вовка. Какие деньги У нас «на сяле» все живут натуральным обменом. Мне за лечение чуть поросят не приносят. На билет наскребёшь, а тут я тебе обеспечу и жильё, и питание, и развлечения. Надо же пользоваться служебным положением. Приезжай, а то я сопьюсь с тоски, а ты виноват будешь.
До первого дежурства в больнице оставалась неделя, в кармане бренчала какая-то мелочь. Я плюнул и поехал.
Два часа на поезде, ещё три на тряской электричке «зайцем». И вот я на тихой станции с названием заканчивающимся на «чи». Володя берт меня в борцовский захват, радостно лупит по спине. За углом стоит чудо механической мысли мотоцикл с коляской. Я таких уже лет десять не видел. За водителя улыбающийся во все двенадцать зубов дояр Гриша. Меня усадили в коляску и с ветерком повезли по раздолбанной гравийке.
Париж-Даккар говорите Да по сравнению с гравийкой Новая Мыш-Малое Ваучо эта прославленная трасса рыдает от зависти. Несколько раз мотоцикл едва не вставал да дыбы, а однажды коляска добрых полсотни метров проехала не касаясь колесом земли. И всё это на скорости под восемьдесят и непрекращающийся трындёж Гриши. По-моему он был сильно нетрезв и на дорогу не смотрел вообще.
Доехали. Первые два дня рассказывать не буду. Не помню. Володя снимал комнату у безропотной старушки, полностью подчинённой его воле. Пациенты приходили к дохтуру прямо домой. Приходили в любое время суток. Стучали в окно и в три часа ночи, и в пять утра. Володя вставал в любом состоянии, лечил, советовал, выписывал рецепты, отправлял на анализы. Народник. Сейчас таких уже не делают. Да и тогда не делали, это Володя был сумасшедший. Зато и авторитет у него в деревне был как у председателя. Здороваться начинали за десять шагов. А что доктор самогонку хлещет, так кто нынче её не хлещет Свой человек.
Страшное дело, мы даже на сельскую дискотеку в клуб выбрались. Потолкались среди тринадцатилетних красавиц, накрашенных, как американские спецназовцы, послушали хрипящего Сергея Жукова, всплакнули от ностальгии. И никто нас пальцем не тронул, даже «Примой» угостили. Авторитет, что и говорить.
На третий день у Володи был приём с утра, поэтому встали с первыми петухами и пошли смотреть больницу.
О больнице стоит сказать отдельно. Построили её ещё при императоре Александре Миротворце по высочайшему соизволению губернатора Трубецкого из красного кирпича. В первую мировую и гражданскую войну по больнице стреляли из пушек, во вторую мировую бомбили с самолёта. Потом больницу покрасили, вставили окна, и она заработала как прежде. В шестидесятые, как водится, сделали пристройку из силикатного кирпича. К моему приезду пристройка развалилась, зияла провалами выбитых стёкол и активно растаскивалась местными жителями для хозяйственных нужд. Рядом с больницей в те же годы имперского правления построили церквушку. Дабы умерших в больнице пациентов для отпевания далеко не носить. Церквушка тоже вынесла многие невзгоды, но в те же шестидесятые приехали нехорошие люди из столицы и взорвали нафиг главный купол исторического памятника конца девятнадцатого века. Колокольня упала от взрывной волны, ещё два купола сильно покосились. На этом взрывчатка у нехороших людей кончилась, они плюнули и уехали обратно. Так развалины и стояли.
Сидим мы с Володей на деревянной больничной лавочке, курим и любуемся почти целым ликом Николая Чудотворца отлично видным через пролом в стене. Прикроешь глаза, и в благолепной деревенской тишине можно почувствовать себя то ли Антоном Павловичем, то ли фельдшером Лукичом. Машина времени. А мимо нас идут полдесятка старушек в тёмных платочках. Все с вёдрами, канистрами. С Володей здороваются, на меня поглядывают лукаво.
— Куда это они любопытствую у коллеги.
— А, — машет рукой доктор. Есть тут под церквушкой какой-то святой источник. К нему за водой и ходят.
— Какой источник удивляюсь я.
— Да фиг его знает! пожимает плечами Володя. Я с этим источником полгода воевал. Ересь и провокация. Они ж как заболеют, вместо того, чтоб в больницу идти, воды в источнике набирают. И лечатся примочками и стаканами внутрь. А мне потом запущенные случаи вытаскивать. Я им уже и лекции читал, и санстанцию на этот источник вызывал всё без толку. Говорят ты, доктор, тут без году неделя, а «крынице» двести лет. Ещё наши деды-прадеды лечились. Не поспоришь с таким аргументом.
— А санстанция что
— А что они сделают Приехали, анализы взяли. Ничего вода, пить можно. Железа только много. И хлорки.
— Хлорки удивился я.
— Ага, — довольно ухмыльнулся Володя. У нас тут под больницей запасы солей хлора. И железа. Можно сталеплавильный комбинат открывать.
— Издеваешься
— Само собой. Причём насчёт дедов и прадедов. Покопался я в исторических документах. В музее местном, у Леонида Павловича, я вас потом познакомлю, мировой старик, пол-литра может за вечер выпить и ни в одном глазу. А ему уже восемьдесят три года. Так вот ни в одном документе про святой источник ни слова. Брешут бабки.
А делегация уже назад двигается. Идут, крестятся, псалмы какие-то хором поют. И, сопя, тащат на себе полные канистры.
— Я вот думаю, что польза от этого источника всё-таки есть, — говорит Володя. Какая-никакая ежедневная физкультура для старушек местных. Да и эффект плацебо никто не отменял.
Докурили мы, и пошли больных принимать. Володя работать, а я так, рядом посидеть. Принеси-подай-отойдите коллега, мне тут консилиум не нужен.
Отдохнул знатно. Половил рыбку в тёмном лесном озере, накупался, отъелся. Даже уезжать не захотелось. Позавидовал Володе. Говорю:
— Хорошо у тебя тут, тишина, лепота.
— Ага, — вздохнул доктор. Особенно осенью, когда гравийка от станции в грязи тонет. Не пройти сюда, не проехать. И по телевизору три канала. Самое крутое шоу утренние новости. Из прочих средств массовой информации газета «Сельский час» и «Вестник пенсионера». А зимой снегом заметает по самые окна. На хутора к больным на тракторе езжу. Председатель толковый, помогает. Ничего, ещё год и в райцентр переберусь.
Уехал я. А через месяц Володя звонит, ржёт.
— Всё, у нас тут раскол церкви, крушение веры и беспощадный русский бунт!
— Что случилось
— Да водопровод у нас в больнице старый. При том же императоре Миротворце сделанный. И с тех пор ремонтировался редко. Дрянь, халтура. Не могла построить, чтоб на двести лет хватило. Поломался короче. Повозились местные умельцы не разобрались. Вызвали мастеров из райцентра. Те нашли в подвале какой-то вентиль медный, с печатями царскими и перекрыли нафиг. И святой источник иссяк.
— Как иссяк удивился я.
— А вот так! Я же говорил тебе, что всё это железо-хлорка неспроста. Система водоподачи тут древняя, тянет с водокачки постоянно. А излишек через отдельную трубу за больничный забор в овраг выведен. Как раз между корпусом и церквушкой. Труба-то землёй заросла за годы, про неё все забыли. Вот и получилась святая крыница.
— Так надо показать старушкам водопровод, объяснить.
— Я что, самоубийца У меня тут Первый Лионский собор с анафемами и отлучениями. Половина бабок кричит, что слесари святой источник поломали, вторая половина, что это он от грехов людских иссяк. До драки пока не дошло, но под ворота уже кто-то кому-то помои вылил. По нынешней жаре страшная месть. И вот что интересно, бабки эти всю жизнь в колхозе отработали. Дома у них в сундуках всякие вымпела, грамоты за надои. Партбилеты у многих припрятаны. Как молодые были, так о вере не думали. Может, и помогали тем, кто церковь взрывал. А теперь пробило их. Даже не на веру, на мракобесие какое-то. Ведь пока источник работал, ходили тихие такие, набожные. А сейчас слышал бы ты, какими словами они друг друга клянут. Уши в трубочку сворачиваются.
История закончилась предсказуемо. Водопровод починили, «святой» источник снова заработал. Ежедневная делегация к нему вроде бы возобновилась, бабки не поверили в рукотворную природу «крыницы». А осенью в посёлок по распределению из семинарии приехал молодой батюшка. Церковь восстановить и порядок навести. В первый же вечер они с доктором устроили посиделки «за жизнь», и Володя про казус с родником рассказал. Батюшка перед семинарией отслужил в танковых войсках, поэтому порядок навёл быстро. Собрал активисток святой воды, первым делом раздал им трындюлей, объяснил отличия суеверия от веры. Бабуськи прониклись. Весной церковное начальство выделило деньги, проломы в стенах заложили кирпичом, купола подправили, вместо главного возвели какую-то временную крышу, чтоб роспись от сырости совсем не испортилась. Священнику поставили рядом с церковью домишко. Ну и зажила деревня не по суеверию, а по вере.
А если и приезжали с хуторов селяне с канистрами, чтоб по старой памяти набрать святой воды, то батюшка не ленился, выходил из домика и громогласно грозил мракобесам карами небесными. Так и отучил.
Автор: