Истории из жизни реальных людей
Постоянно кажется, что они что-то задумали или страдают лёгкой формой умственной отсталости; может, пытаются всем понравиться или, напротив, закрываются от мира своей улыбкой.
Так вот это не про Сергея.
Сергей из тех людей, у которых заходит сперва их улыбка, а затем он сам. Когда он смеётся, жить становится как-то немного легче. Нет, ты не излечиваешься от всех болезней, да и дедлайны не отсрочиваются как по волшебству, но это всё становится чуточку проще переживать; вроде ты и в жопе, а вроде вот он, Сергей, и он смеётся.
Сергей работает кем-то вроде сисадмина в нашей конторе, а наша контора печатает всё, за печать чего ей платят. Мы держим штат редакторов, в основном брюнетки в симпатичных блузочках; они хихикают на перерывах над своими стаканчиками с кофе и всегда протягивают Сергею зажигалку, которую он вечно забывает, уходя на перекур. У нас есть ребята, в чьи пальцы намертво въелась типографская краска. Есть непонятные создания, определить внешность и половую принадлежность которых не представляется возможным они носятся по помещениям, как размытое пятно суеты, и вечно что-то решают, обсуждают, рассматривают, периодически примостившись узким бедром на широкий подоконник. Редкие и блаженные моменты их статики. Кажется, кто-то из них наш начальник. Ходят слухи, что это даже девушка.
Сергей появился здесь в тот очередной момент, когда наш предыдущий айтишник слёг с эпилепсией от происходящего. В основном контингент оригинальностью не отличался: поголовно небритые, в растянутых свитерах, с покрасневшими глазами и изредка мытой головой. Когда к очереди соискателей присоединился Сергей, в офисе натурально как будто взошло солнце. Он стоял, держа бумажный стаканчик с зелёным чаем, и улыбался пока что робко, словно осознавая силу своей улыбки и немножко её стесняясь. Когда он зашёл в кабинет эйчара, офис замер. Все обратились в слух. Через несколько минут мы впервые услышали его смех.
После него в кабинет не заходил никто.
Главная интриганша нашей конторы, довольно стервозная секретарша босса, страдающая от безделья и излишней любви к булочкам, попыталась было стравить Сергея с кем-нибудь. Не получилось. Сергей был абсолютно, лучезарно и безоглядно доброжелателен, полностью индифферентен к разжиганию конфликтов и даже не поддавался на попытку секретарши соблазнить его со скуки. Через пару недель я услышал, как она в очередной раз завела свою песню о том, как же ей охота уволиться, и мягкий баритон Сергея вместо того, чтобы начать её отговаривать, сочувственно соглашался с ней. Очередное демонстративно брошенное на стол заявление вместо того, чтобы отправиться в шреддер, как и предыдущий десяток раз, таинственным образом исчезло и вернулось вновь согласованным и подписанным.
Воздух в конторе стал почище.
Нет, у Сергея были свои недостатки. Периодически он приходил на работу всклокоченный и заспанный и отвратительно кодил, результаты чего мы все ощущали на своей шкуре. Уловив внимание к своим словам, он мог обрадоваться и долго и пространно продолжать тему, в то время как остальные, пряча глаза, безмолвно выбирали, кто попросит его замолчать и вернуться к работе. Но в целом Сергей был чем-то вроде кондиционера: его наличие было совершенно не обязательным, но без него уже и жизни не виделось.
Должность ежедневной зажигалки Сергея спустя где-то полгода заняла одна из штата редакторов большеглазая девочка Настя. Под её веками частенько проскакивала смешливая искорка, как отражение той искры, которой она подкуривала Сергееву сигарету. Разумеется, этого бы не произошло без его молчаливого одобрения, но он решил пойти дальше. Всё чаще я замечал, как он подолгу смотрит на её тонкие пальцы, порхающие по клавиатуре; прощаясь, он мог задержаться, приобнимая её, на добрых тридцать секунд, словно позабыв о ней и говоря что-то из-за её плеча. Улыбка с его лица не сходила теперь постоянно, приобретя мерцающую мечтательность, словно солнце, отражающееся от поблёскивающих липких листиков в майский погожий день. Было так хорошо, что иногда даже невыносимо.
Относительно новая секретарша шефа (или шефини, чёрт её или его разберёт) не оправдала возложенных на неё ожиданий и ушла в декрет, и к кабинету эйчара снова выстроилась очередь. Очередь оказалась чисто номинальной; как выяснилось, двоюродная племянница, или что-то около, эйчара уже подстраивала кресло под свой рост. Она оказалась очень тугой на ум, очень медленной и очень несообразительной; дело, занимающее её на полчаса, могло бы быть под силу даже детёнышу опоссума, но работа мысли на её лице отражалась, кажется, с тихим скрипом. Её звали Оленька. Оленька, вероятно, даже честно старалась проблема в том, что к работе этой она была непригодна. Она постоянно опаздывала, могла просто не прийти, поставив тем самым в ступор начальника и практически остановив работу издательства. Глаза у неё не горели были постоянно подёрнуты сонной поволокой.
Оленьку ожидаемо невзлюбил весь коллектив. Говорили с ней, сперва по-хорошему, предлагали альтернативы, но Оленька смотрела на собеседников коровьими глазами и с медлительным негодованием отвечала, что мы завидуем тому, что её работа важнее нашей. Далее она вновь утыкалась в несогласованный реестр, который мог оставаться несогласованным ещё трое суток. Что она делала всё это время бог её знает. Сергей распечатку истории её браузера предоставлять так же мягко и этично, как он делал всё в этой жизни, отказался.
Было принято решение Оленьку вытравить. В ход шли многие методы в основном безобидные и для здоровья не опасные, но иногда довольно жестокие. Настя со свойственным ей странным юморком присылала ей письма от мнимого тайного воздыхателя, грозившегося заявиться к ней на работу и растлить её прямо посреди стола. Эти письма, кажется, только слегка оживили Оленьку. В её кофе сыпали по паре ложек корицы, по её столу ползали майские жуки, её рабочий телефон оставался без связи по нескольку часов, но Оленьке всё это было как слону дробина. Преисполненная чувства собственной важности и тупой, как ручка ножа, обиды на окружающих, она величественно венчала собою секретарский стол.
Переломным я считаю момент, когда одна из стайки редакторов, какая-то в лиловой блузке, предложила её подставить.
Весь выводок был на постобеденном выгуле. Рассеянно стряхивали пепел в стаканчик, который предназначался для Оленьки. Лиловая блузка выдохнула дым и, как и дым, выдохнула в пространство ни к кому не обращённую фразу:
По статье её, может..
Был там Сергей. Он услышал лиловую блузку, но промолчал. Была там и Настя. Она тоже услышала. И тоже смолчала.
Через пару дней обнаружили пропажу денег из сейфа. Не крупную, но достаточную для того, чтобы не списать всё на обсчёт. Офис, что встал бы на уши в любой другой раз, сейчас примолк. Затаился.
Сперва объявили, что можно списать всё на ошибку, если кто-то признается. Никто ожидаемо не признался. Потом пригрозили обыском. Молчание.
Я заметил, что Сергей неотрывно смотрит на Настю ищущим, просящим взглядом. Это был первый раз, когда я готов поклясться заметил в его лучистых глазах слёзы.
Настя молчала, не сводя глаз со своих рук.
И тогда Сергей встал и сказал легко и свободно, смущённо улыбаясь:
За чистосердечное же обещали списать Ну так вот. Я взял. Извините.
Я увидел, как вскинулась Настя. Тревожно заколыхалась лиловая блузка.
К-как взял.. изумляясь, переспросил начальник, у тебя же и доступа не было
Я же айтишник, не забывайте, Сергей накинул рюкзак на плечо. Подмигнул. Там не такая большая сумма. Вычтите из моего расчёта, пожалуйста. Я все документы в четверг подпишу.
Я догнал его уже на проходной. Он обернулся на мой оклик, дружелюбно кивнул:
Помню тебя. Ну чего, покурим
Мы закурили. Зажигалку я заметил он не забыл.
Чего делать-то теперь будешь
Ещё чем-нибудь займусь. Дел-то море. Просто не люблю, когда так. Не по-человечески.
Я кивнул, пытаясь не вспоминать, что тоже был там и тоже молчал.
Мы за тебя вкинемся.
Да нет, не надо. Спасибо, он улыбнулся широченно солнце затмив. Достал из кармана смартфон, жужжащий звонком с Настиной фотографией. Звонок сбросил.
Ну чего. Бывайте!
И он пошёл. Понёс свою улыбку и смех в другое место, куда-то, где по-человечески. Огибая газон по неудобной траектории. Он никогда не топтал газоны, этот Сергей.
Проигрыватель