И где эти шестнадцать лет

Евгений встретил Ольгу на выходе с Янгеля. Сначала остолбенел, потом глотал слюни, что-то кряхтел невпопад. Видно было, что она захирела, как майская роза в октябре. Лет-то прошло — ого, пиздец, сколько лет прошло. Целых шестнадцать долгих лет. Стояли друг напротив друга. Смотрели. Она — на его руки, он — на ее морщины. Бытие скукожилось вокруг, как половая тряпка. Евгений вспомнил объятия, морские волны, вкусный портвейн, касания рук, однушку в Дегунино, песни Билана, шторы, сериалы, запах фруктиса, ругань, долгие синие прогулки в одиночку, слезы. Вспомнил, как убирался из квартиры в худом костюме из Сударя. Почему его надел Она стояла на пороге полном сквозняка, красивая, тонкая, опухшая от слёз. И вдруг прошло шестнадцать лет. Евгений улыбался, как имбицил, скрывая прорехи в деснах. Неслись вагоны. В вагонах — горожане. Летело время. Она неуклюже его обняла. Давление понизилось, удары глухими судорожными колоколами трезвонькали в ушах. Под драповым, пахнущим кошкой, пальто осунулась жизнь. Лицо её серое, милое. Простой хвостик, забранный в тугую черную резинку. Чего-то она там всё кричала ему в ухо, а он переспрашивал: чё Чё ты говоришь, Оль Поезда грохотали. Как дела Дети есть Жена А он зудел: нет-неа-нет. Она ему: пошли кофе выпьем Он поправил спадающие брюки. В теплом кафе, где пахнет сырниками, Евгений чувствовал щемящее, безвыходное. Выждал, схватил, поцеловал в засос. Перехватили у таджика четыре бутылки в «Красном и Белом». Когда очнулся утром с тревожного похмелья, а рядом- никого. Чего Встал у подоконника, прикурил за окном Самара. Кошачий лоток, сервант, шторы, запах сигарет, трусы, пустые бутылки. Пошел в ванную. Сергей чесал голову и улыбался отражению в зеркале. Никаких шестнадцати лет.
Сергей встретил Ольгу на выходе с Янгеля. Сначала остолбенел, потом глотал слюни, что-то кряхтел невпопад. Видно было, что она захирела, как майская роза в октябре. Лет-то прошло — ого, пиздец, сколько лет прошло. Целых шестнадцать долгих лет. Стояли друг напротив друга. Смотрели. Она — на его руки, он — на ее морщины. Бытие скукожилось вокруг, как половая тряпка. Он вспомнил объятия, морские волны, вкусный портвейн, касания рук, однушку в Люблино, песни Варвары Визбор, шторы, сериалы, запах хэдншолдерс, ругань, долгие синие прогулки в одиночку, слезы. Вспомнил, как убирался из квартиры в худом костюме из эйчэндэм. Почему его надел Она стояла на пороге полном сквозняка, красивая, тонкая, припухшая от слёз. И вдруг прошло шестнадцать лет. Сергей улыбался, как имбицил, скрывая прорехи в деснах. Неслись вагоны. В вагонах — горожане. Летело время. Она неуклюже его обняла. Давление понизилось, удары глухими судорожными колоколами трезвонькали в ушах. Под драповым, пахнущим кошкой, пальто осунулась жизнь. Лицо ее серое, милое. Простой хвостик, забранный в тугую черную резинку. Чего-то она там всё кричала ему в ухо, а он переспрашивал: чё Чё ты говоришь, Оль Поезда грохотали. Как дела Дети есть А он зудел: нет-неа-нет. Она ему: пошли пить кофе Он поправил спадающие брюки. В теплом кафе, где пахнет бутербродами с рыбой, он почувствовал щемящее, безвыходное. Выждал, схватил, поцеловал в засос. Перехватили у узбека четыре бутылки в «Магните». Когда очнулся утром с тревожного похмелья, испугался, что ее нет, а она рядом. Голая, улыбается. Встал у подоконника, прикурил. Кошачий лоток, сервант, шторы, запах сигарет, трусы, пустые бутылки. И где эти шестнадцать лет
Евгений встретил Сергея на выходе с Янгеля. Сначала остолбенел, потом глотал слюни, что-то кряхтел невпопад. Видно было, что он захирел, как майская роза в октябре. Лет-то прошло — ого, пиздец, сколько лет прошло. Целых шестнадцать долгих лет. Стояли друг напротив друга. Смотрели. Он — на его руки, он — на его морщины. Бытие скукожилось вокруг, как половая тряпка. Евгений вспомнил объятия, морские волны, вкусный портвейн, боксерские перчатки, однушку в Строгино, песни Лазарева, шторы, сериалы, запах Лореаль, ругань, палатку в Крыму, долгие синие прогулки в одиночку, капли мочи на простынях. Вспомнил, как убирался из квартиры в худом костюме из Сударя. Почему его надел Сергей стоял на пороге полном сквозняка, красивый, жилистый, подпухший от каберне. И вдруг прошло шестнадцать лет. Женя улыбался, как имбицил, скрывая прорехи в деснах. Неслись вагоны. В вагонах — горожане. Летело время. Сергей неуклюже его обнял. Давление понизилось, удары глухими судорожными колоколами трезвонькали в ушах. Под драповым, пахнущим кошкой, пальто осунулась жизнь. Лицо его серое, милое. Чёлка, сросшиеся брови, вены на руках. Чего-то он там всё кричал ему в ухо, а Женя переспрашивал: чё Чё ты говоришь, Серёж Поезда грохотали. Как дела Работа Кто-то есть А он зудел: нет-неа-нет. Серёжа ему: пошли вино пить Он поправил спадающие брюки. В теплом кафе, где пахнет шашлыком, Евгений почувствовал щемящее, безвыходное. Выждал, схватил, поцеловал в засос. Перехватили у казаха в «Перекрёстке» три бутылки полусухого. Когда Евгений очнулся утром с тревожного похмелья, испугался, а вдруг его нету. Голая Ольга лежала рядом, улыбалась, читала инстаграм. Евгений закурил у подоконника. Кошачий лоток, сервант, шторы, запах сигарет, трусы, пустые бутылки. И где эти шестнадцать лет
Ольга встретила Сергея на выходе с Янгеля. Сначала остолбенела, потом глотала слюни, что-то кряхтела невпопад. Видно было, что он захирел, как майская роза в октябре. Лет-то прошло — ого, пиздец, сколько лет прошло. Целых шестнадцать долгих лет. Стояли друг напротив друга. Смотрели. Она — на его бороду, он — на пуговицы ее блузки. Бытие скукожилось вокруг, как половая тряпка. Она вспомнила объятия, морские волны, вкусный портвейн, касания рук, однушку в Анино, песни группы «Корни», шторы, сериалы, кошку, запах Гарнье, ругань, долгие синие прогулки в одиночку, слезы. Вспомнила, как убиралась из квартиры в тесном жакете от Mango. Почему его надела Он стоял на пороге полном сквозняка, некрасивый, с пузом, подпухший от хайнекен. И вдруг прошло шестнадцать лет. Ольга улыбалась, как имбицил, скрывая шрам на руке. Неслись вагоны. В вагонах — горожане. Летело время. Он неуклюже её обнял. Давление понизилось, удары глухими судорожными колоколами трезвонькали в ушах. Под драповым, чуть пахнущим собакой, пальто осунулась жизнь. Лицо его серое, милое. Проступающая залысина. Чего-то он там кричал ей в ухо, а она переспрашивала: чё Чё ты говоришь, Сереж Поезда грохотали. Как дела Дети А он срывался на фальцет: нет-неа-нет. Говорит: пошли выпьем чего-нибудь Ольга поправила спадающую бретельку. В теплом кафе, где пахнет тостами с сёмгой, она почувствовал щемящее, безвыходное одиночество. Выждала, схватила за руку, припала к губам. Перехватили у киргиза четыре бутылки каберне в «Пятёрочке». Бежали в сумерках. Когда очнулась утром с тревожного похмелья, испугалась, что его нет, а он рядом. Надёжный, семейный Тигран. Встала у подоконника, прикурила, потом вспомнила, что в соседней комнате спит Вера, выбросила папиросу. Кошачий лоток, сервант, шторы, запах сигарет, трусы, пустые бутылки. Где эти шестнадцать лет Легла рядом и растворилась во сне.
Евгений с Сергеем встретили Тиграна с Ольгой на выходе с Янгеля. Сначала все остолбенели, потом глотали слюни, что-то кряхтели невпопад. Видно было, что все они захирели, как майские розы в октябре. Лет-то прошло — ого, пиздец, сколько лет прошло. Целых шестнадцать долгих лет. Стояли друг напротив друга. Смотрели. Тигран — на руки Евгения, Сергей — на морщины Ольги, Ольга- на сумку Евгения, Сергей — на мускулы Тиграна. Бытие скукожилось вокруг, как половая тряпка. Евгений вспомнил объятия, морские волны, вкусный портвейн, боксерские перчатки, однушку в Дегунино, песни Билана, шторы, сериалы, запах фруктиса, ругань, палатку в Крыму, долгие синие прогулки в одиночку, капли мочи на простынях. Тигран вспомнил лаваш, мерседес Станислава Георгиевича, море, кубики сына, футбол, грозовой вал, выстрелы из ружья в ночи, вино из фужера, раздвижной стол, Стерлитамак, хоккейную коробку, отца, булыжник. Сергей вспомнил песни Земфиры, российский триколор, новый год, портвейн, штопор, таблетки, огнедышащий закат над Рейном, слезы, рынок в Черкизово, пуховик, Жанну Дарк, прерии, соль, перец, Сахарова и депутатов петербургского законодательного собрания. Ольга вспомнила соседских кур, двушку Толика, шампанское, махеровый свитер, новости на первом канале, концерт Галкина, бодрость духа, брокколи, кожаную юбку, ютуб, бабулю, тигра в пражском зоопарке, гниду Виталика, диван-кровать, треуголку, фотокамеру, кран. Тигран вспомнил, как убирался из квартиры в трениках из спортмастера. Ольга- в вишневом свитере через плечо. Евгений — в косухе. Сергей — в шинели деда. Почему они все это надели Сергей стоял на пороге полном сквозняка, красивый, жилистый, подпухший от каберне. Евгений стоял на пороге полном сквозняка, некрасивый, худой, подпухший от кваса. Тигран стоял на пороге полном сквозняка, волосатый, мускулистый, подпухший от ананасной воды. Ольга стояла на пороге полном сквозняка, прекрасная, худая, подпухшая от джина и его тоника. И вдруг прошло шестнадцать лет. Евгений, Тигран и Сергей улыбались, как имбицилы, скрывая прорехи в деснах. Ольга улыбалась, как имбицил скрывая шрам на руке. Неслись вагоны. В вагонах — горожане. Летело время. Сергей неуклюже обнял Тиграна. Евгений неуклюже обнял Ольгу. Давление понизилось, удары глухими судорожными колоколами трезвонькали в ушах. Под драповым, пахнущим кошкой и собакой, пальто осунулась жизнь. Лицо Тиграна серое, милое, скуластое. Лицо Евгения белое, мыльное, с жировиком. Лицо Ольги сухое, сумрачное, мешки под глазами. Лицо Сергея большое, с медным отливом, куцее. Чёлки, сросшиеся брови, вены на руках у всех. Чего-то там Тигран всё кричал Евгению в ухо, а Ольга переспрашивала: чё Чё ты говоришь, Сергей Евгений кричал на прохожих, переспрашивал. Поезда грохотали. Как дела Работа Жена Муж Завод Пасека Офис Бабушка Мать Кто-то есть Где-то Молоко сколько стоит А хлеб Был в Киеве Как там А Тигран зудел: нет-неа-нет. Сергей звенел: нет-нет. Евгений кряхтел: неа. Ольга верещала: ой, нет! Тигран всем: а пошлите-ка вино пить и шашлык есть Сергей поправил спадающие брюки. Евгений поправил спадающие брюки Сергея. Тигран поправил спадающую юбку Ольги. Ольга поправила Тиграну весло за спиной. В теплом кафе, где пахнет пловом, Евгений почувствовал щемящее, безвыходное. Тигран почувствовал живое, пламенное. Сергей почувствовал жжение в области гениталий, а Ольга почувствовала, что в салат Цезарь настрогали несвежего сыра. Тигран выждал, схватил, поцеловал в засос Сергея. Евгений выждал, схватил, поцеловал в засос Ольгу. Перехватили у мормона в «Утконосе» девятнадцать бутылок полусухого и пачку творога. Когда Евгений очнулся утром с тревожного похмелья, то посмотрел, кто лежит рядом. А там газета. Когда Ольга очнулась утром с тревожного похмелья, рядом лежал Эдик. Когда Сергей очнулся утром с тревожного похмелья, он увидел рядом томик Достоевского и храпящего Тиграна. Когда Тигран очнулся ото сна, то рядом благоухал завтрак на подносе, нежно приготовленный Сергеем. Евгений закурил у подоконника. Сергей не курил. Тигран набил трубку табачком. Ольга закурила парламент сильвер блю. Кошачий лоток, сервант, шторы, запах сигарет, трусы, пустые бутылки. И где Сергей, Тигран, Ольга и Евгений

Источник