Истории из жизни реальных людей
Ангелина Савельевна упрямо тащила на десятый этаж тяжелые пакеты с едой. Оба лифта опять не работали: грузовой сломался два дня назад, а в обычном застряли какие-то люди, которые сейчас на весь стояк гулко матерились, видимо, препираясь с диспетчером.
Непутевый сынок Ангелины Савельевны так и не устроился на работу. Никакие мольбы его не брали, никакие угрозы: все то не его, то начальство слишком наглое. Особенно теперь, когда Ванюше исполнилось тридцать шесть лет, а директора все сплошь и рядом то бабы тупые, то сопляки двадцатипятилетние жизни не знают, а командовать берутся. Что такого Ванюша знал о жизни, что он громогласно и часто это повторял, для Ангелины Савельевны было большой загадкой. Вот только разгадывать ее было некогда: после вахты в общежитии пенсионерка спешила в магазин, чтобы купить продуктов для сыночка. Исхудал ведь совсем!
И жену себе под стать выбрал. Но у этой запросы круче: она же девочка, ей работать не пристало. Не привстало и не присело. Хоть бы дитя не зачали — этого Ангелина Савельевна не вынесет: пенсии не хватит, а с общаги уйти придется. Кто с ребенком-то будет сидеть Горемычная эта, что ли С ней бы кто посидел.
Давление пенсионерки росло с каждой ступенькой, сердце предательски квохтало, как обезумевшая курица, и дергалось внутри.
Ох! Ох! — уставшая, взмокшая Ангелина Савельевна грузно осела на банкетку в узком темном коридорчике.
Ох! — как труба иерихонская возопила она, моля о помощи, да только мольба эта в ту же трубу и вылетела, ибо Армагеддец и без нее был в самом разгаре.
Плыл по квартире сизый дым, играла музыка, какие-то тощие, с измалеванными рожами, граждане непонятного пола сновали из угла в угол, задумчиво и отрешенно созерцая пустые обшарпанные стены.
О! Хавчик! — хохотнул кто-то над ухом Ангелины Савельевны и уверенно запустил ручки-щупальца в ближайший пакет.
А-а-а! — завопила пенсионерка и вцепилась этому Ктоту в волосы. А-а-а-а!
***
В просторной больничной палате на шесть коек было светло и покойно. Так покойно, что, если бы не чей-то храп в углу, Ангелина Савельевна решила, что она в морге. А от морга бы она вот сейчас не отказалась: достало все, аж Кондратий трахнул. Вот только, паскуда такая, не до нужного Ангелине Савельевне конца. Не жизнь, а казнь египетская.
Казнь ебипетская! — обиженно сказала пенсионерка в потолок, потолок за это на нее почему-то не рухнул.
Но стало как-то легче. Что-то, чувствовала Ангелина Савельевна, кралось из глубин ее души к мозгу: еще немного — и на нее снизойдет
Сначала снизошло одеяло. Тонкое, красно-белое в клеточку, во влажном посеревшем пододеяльнике, оно предпочло пол бренному телу пенсионерки. Бренное тело возмущенно дернулось и на пол полетела бренная больничная утка. Тихий час перестал быть тихим.
Теперь до Ангелины Савельевны снизошли соседи по палате. Все, кроме давящей храпака гражданки в углу. Храпак был почти додавлен, но, явно, не сдавался.
Где я — испуганно вскрикнула Ангелина Савельевна, прикинувшись шлангом.
Шланг предательски громко засипел: пищеварительно-выделительная система никогда не была подконтрольна бедной женщине.
***
Приступ у Ангелины Савельевны был тяжелый, и потому вставать ей разрешили только на третий день. И то только по нужде да умыться. На остальное и сил-то не было. Но Ангелина Савельевна не жаловалась. Не привыкла как-то. Всю жизнь все сама и сама. Справлялась же Справлялась. И сейчас непременно справится. Ей нужно: у нее сын. Как он там Хотя правильнее было бы спросить: как он где Носа, ведь, не показал в больнице! И что там у него за люди такие в квартире были Что с ним вообще
Ничего не знала тоскующая мать и узнать не могла: сын на звонки не отвечал. Но женщина крепилась и упорно выходила каждый день на пробежку: сначала до сортира и обратно, потом до столика дежурной сестры, а теперь уже и марафон до процедурного кабинета на утреннюю капельницу давала. По стеночке, правда, но и то хлеб.
Тяжко для души было в часы посещений. В ее палате почти все условно лежачие, так что к вечеру завсегда аншлаг. К мадам Храпак приводили дочку, девочку лет семи с криво заплетенными, в петухах, косичками. Сегодня вот девочка хвасталась матери очередной, подаренной дедулей игрушкой:
Смотли, мам! Великолепная леди Баг! — и трясла перед ней громадноголовой куклой, одетой в красный капроновый костюм с черными пятнами.
Матушка умилялась и, держа девочку за руку, уводила ее тихим шагом прогуляться по больничному коридору.
Э-э-эй! — цокала языком Валентина Федоровна, что лежала ближе к окну. Вот что за герои у современных детей
К Валентине Федоровне приходили в основном в утренние часы, поэтому под вечер ей стало, видимо, скучно, и она отправилась вслед за женщиной и девочкой, желая получить ответ на свой вопрос.
Да лучше уж такие герои, — тихо вслед ей шептала Нина Сергеевна, сухопарая, неопределенного возраста женщина с желчным видом. — Наши-то герои Леди Бак и Суперскот: у одной уж и крышка не закрывается, а все что-то в себя складывает, того гляди разорвет, а другой — когда хотит пьет, чего найдет — жрет, а потом где приспичит — ссыт, а совсем упьется — то и срет.
Обдав словесной желчью смущенно молчавших соседок, но не достигнув цели в виде Валентины Федоровны, Нина Сергеевна закатила глаза, шумно выдохнула, покачала головой и углубилась в какое-то подозрительное чтиво на нерусском языке. Чтиво вполне могло оказаться криминальным, поэтому не понимающая в языках Ангелина Савельевна в дискуссию вступать не стала, хоть и обидно ей было за такую же, как и она шестьдесят-плюс и по размеру и по возрасту Валентину Федоровну.
К самой Нине Сергеевне приходил только ее брат. Скорее всего, близнец. Поскольку отличались они друг от друга только жиденькой спиралевидной шишкой из волос на голове Нины Сергеевны. Рассказывал он, особо не стесняясь и голос не понижая, о своих амурных похождениях. В этот раз жаловался на какого-то друга:
Вот подложил он мне свинью, ты не поверишь! — вещал близнец. — А эта свинья утром встала и все карманы мне обчистила, на трамвай даже не оставила, сука!
К молодой девушке с дальней кровати, имя которой Ангелина Савельевна не посчитала нужным запоминать, приходила такая же, не стоящая запоминания, подруга-балаболка. Болтала вроде по-русски, да все слова словно исковерканные: ага, чел, зырь, чувиха, отстой. В какой-то момент, правда, девица произнесла загадочную вне контекста, но вполне осмысленную, по мнению Ангелины Савельевны, фразу:
Прикинь, весь цикл сбился: то семь пятниц на неделе то и дело, а тут — пятый понедельник подряд, мочи моей нету!
Моя есть, — не выдержала Ангелина Савельевна. — Хоть упейся.
***
Пошла вторая неделя пребывания Ангелины Савельевны в больнице. На сына она сердилась, ругала его мысленно. Но он же у нее единственный, любимый! Мнилось женщине, что не может он прийти, потому что работу нашел, и времени у него теперь нет. А значит, ей еще больше стараться надо, выздоравливать, восстанавливаться и спешить на помощь. А то как же Она же мать! Такое оно, дело материнское жопу за детей рвать. И не только при родах. Хотя кто-то внутри Ангелины Савельевны с последним утверждением был основательно не согласен. И темными больничными вечерами в почти опустевшей палате этот кто-то ей тихо говорил:
Ну все, дорогая, эта игра больше свеч не стоит: такую хрень Релифом не решишь.
И ревела бедная Ангелина Савельевна белугой, покрепче уткнувшись в подушку. А белуга ворочалась в темных глубинах ее подсознания, злобно бурча: Не верю!
Ванюша все же появился. Пришел в белом халате в палату. Апельсин принес и яблоко. Красно-бордовое, до мягкой черноты. Слезы счастливые текли по щекам Ангелины Савельевны нарадоваться не могла так долго скучавшая мать.
Дела-то ваши как — нежно спросила она.
Мы с Дашкой решили вместе в группе музыкальной играть. Гитару купили, — светясь от гордости, заявил сын. — В серванте там у тебя лежали деньги.
Вы охуели — голос Ангелины Савельевны зазвучал, как гул в наэлектризованных проводах.
Не, не укулеле, — сказал Ванюша, вгрызаясь в яблоко. — Нормальную басуху взяли. Ма, а у тебя пенсия когда, мне занять надо
Ангелина Савельевна не ответила. Пришел Кондратий, желая исправиться. Она не стала ломаться…
Автор: