Obscenus (Мат, 18+)

 

Obscenus (Мат, 18,) «Темную ночь разбавлял лишь мягкий, желтый свет одинокого костерка. Он, словно маленький маяк, притягивал к себе не только ночных насекомых, но и людские души. Души, которые

«Темную ночь разбавлял лишь мягкий, желтый свет одинокого костерка. Он, словно маленький маяк, притягивал к себе не только ночных насекомых, но и людские души. Души, которые искали ответов на свои вопросы, или же просто хотели немного погреться и подремать, никого не опасаясь».
— Заткнись, нахуй, Джаспер. Накличешь какого-нибудь обалдуя, — лениво буркнул крепкий мужчина в полосатой рубашке и потертых джинсах, метнув в сторону поблескивающего редкими хромированными деталями робота раздражительный взгляд. Робот моментально умолк, как по команде, но не сдержал ехидного смешка, когда в круг света ступил незнакомец. Мужчина сплюнул на землю коричневую слюну, закинул за губу очередную порцию табаку и скрипнул зубами. Ну, вот.
— Здравствуйте, путники, — поприветствовал их незнакомец, поднимая вверх руки ладонями к сидящему мужчине, как было принято в пустошах.
— Здарова, здарова, — вновь буркнул крепыш, показав роботу средний палец. Тот с тихим лязгом закрыл рот и увеличив яркость ламп, заменяющих глаза, посмотрел на подошедшего незнакомца.
Незнакомец был худым, обладал вытянутым лицом, чем напомнил обоим изможденную лошадь. Его одежда, старая и пыльная, состояла из легких парусиновых брюк и свободной белой рубашки, из-за ветров пустоши превратившейся давно в бурую. За плечами болтался тощий мешок, в котором и еды-то наверняка не было.
— Позвольте представиться. Меня зовут Джим. Я из общины Макиавелли, — улыбнувшись, ответил незнакомец.
— Ага, — кивнул крепыш. Ян. А тот механический убивец Джаспер.
— Убивец переспросил Джим, заметно напрягшись. Ян засмеялся в ответ и хлопнул ладонью по бревну.
— Убивец. Знал бы ты, сколько он мышей полевых передавил за все то время, что мы по пустоши шароебимся, — Джим кисло улыбнулся и поморщился, услышав ругань, но в пустошах действовал закон. Чей костер тот и хозяин, а значит, может вести себя, как ему вздумается. Не нравится Вставай и дуй искать другой. Поэтому Джим, скинув на землю мешок, с облегченным вздохом уселся на бревно и протянул к костру ноги. Ты из общины Макиавелли, значит
— Именно так. А вы
— А мы сами по себе. Шароебимся по пустыне, подбираем всякие железяки, а потом их в городах толкаем, — Ян сплюнул табаком в костер и, когда послышалось шипение, улыбнулся. Ты о законе пустоши знаешь
— Конечно, — вскинулся Джим и, развязав мешок, вытащил из него безголовую тушку пустынной крысы и ломоть черствого хлеба. Моя еда ваша еда.
— Тю, блядь. Я-то думал, у тебя там что пожирнее будет, — покачал головой Ян.
— На один укус этому кожаному ублюдку, — дополнил Джаспер, заставив Яна расхохотаться. Джим неуютно поежился, но покидать костер и единственного встреченного человека за последнюю неделю не решился.
— За словами следи, пустобрёх, — предупредил робота Ян и, покопавшись в своем мешке, вытащил две банки тушеной фасоли и одну бутылочку масла, которую кинул радостно лязгнувшему металлической челюстью Джасперу. Ну, чем богаты. Сейчас в углях картошка подоспеет и будет вполне сносная жрачка. Так хули ты шляешься по пустоши с дохлой крысой в кармане и полным отсутствием какого-либо оружия
— Простите
— Чего Я непонятно спросил поднял бровь Ян. Ну, секи сам, дружок. Твоя рубаха настолько прозрачна, что я твои вздыбленные от холода соски вижу, а вот какого-нибудь убогого револьвера и в помине не наблюдаю. Мешок твой болтается на ветру, как мошонка старины Джонни, моего армейского товарища, поймавшего сифилис во время седьмой войны серых против белых. Отвисла она тогда аж до колен, представляешь Из-за этого Джонни постоянно как еблан бегал Отсюда вывод ты безоружен, как древняя блядь, отправившаяся в пустыню умирать.
— Просто я не приемлю насилие и зло, — Ян открыл от удивления рот, услышав ответ, а Джаспер со все тем же тихим лязгом, покачал головой.
— Вот оно, блядь, что, — хмыкнул крепыш, вороша угли палкой. Выкатив из костра четыре черных кругляшка, он подтолкнул два из них в сторону Джима и кинул ему банку фасоли, после чего посмотрел на Джаспера. — Слыхал, железножопый Кажись у нас новый рекорд.
— Рекорд переспросил Джим.
— Я, что, так несвязно говорю, что ты постоянно переспрашиваешь сварливо ответил Ян. Прошлый раз мы встретили такого же горемыку, как и ты. Тоже гулял по пустыне, только поменьше. Пять дней. Ну, приютили мы его, покормили, утром он ушел, дикарей просвещать. А потом через шесть часов нашли его, попавшим к дикарям в капкан. Те гостеприимства не проявили. Отрезали горемыке член и башку забрали в качестве трофея Судя по твоей роже ты по пустошам недели две шляешься
— Две с половиной.
— Вот. Новый рекорд. Интересно, когда ты загнешься, — усмехнулся Ян, открывая здоровенным ножом свою банку. Он на миг замер, смотря за тем, как Джим рассматривает свою, после чего, вырвав её из его рук, ругнулся сквозь зубы. Откуда ж вы, блядь, беретесь. Недотыкомки ебучие. Даже сраного ножа у вас нет, чтобы консервы открыть.
— Простите, сэр. Но не могли бы вы перестать так сквернословить. В столицах страны уже давно мат вне закона. Это дико и абсолютно не нужно, — горячо воскликнул Джим, засунув закон пустоши глубоко и надолго. Ян вздохнул, скорчил ехидную рожицу и, сплюнув в костер, повернулся к нему.
— Ну а мы, блядь, не в столицах, сынок. И ты, блядь, греешь жопу у моего, блядь, костра. Поэтому я, блядь, буду блядить столько, сколько, блядь, захочу. Жри свою фасоль и не выебывайся.
— Это неправильно. Дико — Джим замолчал, когда услышал странный лязг. Он повернулся к притихшему роботу и с удивлением заметил, что тот таким образом смеется. Да так сильно, что лампочки, заменявшие Джасперу глаза, вспыхивали, как маленькие звезды.
— И ты никогда, вот прям, никогда не сквернословил Не выплевывал говно сквозь зубы, а не через жопу, прямо в рожу собеседнику уточнил Ян. Когда Джим покачал головой, крепыш вздохнул и серьезно на него посмотрел. Не, таких ебил нам с Джаспером еще не доводилось видеть. Лады, секи сюда. Сейчас я тебе попробую объяснить. Вежливо.
— Уж постарайтесь, сэр, — учтиво ответил Джим, пропустив мимо ушей яростный скрежет зубов Яна. На миг ему показалось, что хозяин костра дрогнул и даже как-то стушевался, поэтому уверенности у Джима явно поприбавилось.
— Смотри, я родился в те года, когда Великие Штаты еще были великими, а столица была одна. Не было всяких общин Макиавелли, Торквемада, Фрейд и прочей подзалупной ебанины. Отец мой всю жизнь проработал механиком в гараже. Днем чинил машины, вечером пил пиво, а ночью пёр баб. Мирная жизнь простого работящего мужика. Поэтому, когда я начал ходить, а потом и подглядывать за папкиной еблей, то отец приспособил меня к себе в помощники. Я копался в закопченных движках, вытаскивал из-под радиаторной решетки сбитую курицу, заправлял бак бензином и отдавал ключи сальному хозяину машины. Жизнь мой университет, а не пахнущие присыпкой педерасты-преподаватели из общин. Где ты учился, Джимбо
— В университете при общине Макиавелли, — с гордостью ответил Джим, проигнорировав лязгающий смех Джаспера. Нас учили, что homo obscenus есть существо дикое и с ним надлежит бороться.
— А так я, стало быть, этот твой хомо обсенус Слыхал, Джаспер рассмеялся Ян, доставая из нагрудного кармана рубашки сигару. Раскурив её, он мечтательно вздохнул, посмотрел на звезды, а потом вновь уставился на Джима. Ну и пусть. Это мой путь. Чего бы ради мне быть другим, а Дико, неправильно В мое время, если ты не бил рожу подонку, который на танцах твою девчонку тискает, то быть тебе гнилым пидорасом до скончания веков. Или корчить из себя того, кем не являешься Джимбо, Джимбо. Нравишься ты мне. Весь такой невинный, с горящими глазами Но что если я тебе скажу, что и ты такой же. Такой же, как я. Каждый ебаный человечишка в пустошах или столицах, точно такой же, как я
— Мракобесие, — побледнел Джим, копаясь в банке и выуживая последнюю фасоль. Он перемазался в золе, из-за чего принялся огрызаться на Джаспера, явно забавляющегося ситуацией. И робот ваш, сэр, тоже мракобесие. Закон запрещает иметь роботов. Это рабство.
— Джаспер абсолютно свободный железный болван, набитый металлическим дерьмом. Я лично вырезал ему модуль контроля, когда нашел на помойке и привел в божий вид, — ответил Ян. Только вот уходить он не захотел. А я что. Если не борзеет, так пожалуйста. Но ты от главной темы не увиливай. Хочешь я тебе докажу, что ты такой же, как я Грубый и невоспитанный. Только вот лицемерия в тебе побольше будет
— Докажите, сэр. Попробуйте и увидите, что ошибаетесь — Джим не договорил, потому что в руке Яна вдруг возник молоток. Он резко взмахнул им, а потом опустил на ладонь Джима, которая лежала на бревне. Не сильно, но ощутимо, так чтобы больше напугать, чем переломать пальцы. Джим, слетев с бревна, пронзительно заверещал: — Ай. Блядь! Ты совсем ебанутый
— Та-да! с гордостью поклонился Ян, встав с дерева и отвешивая шутливый поклон лязгающему Джасперу. Еще один прозрел.
— Ты ебаный, безумный псих с дикой бородой! рявкнул Джим, держась за ушибленную руку. Ты и твой металлический гомункул. Хуевы извращенцы!
— Мракобесие, — с видом знатока заметил Джаспер.
— Ебучее мракобесие, — подтвердил Ян, сплевывая в костер. Ну, как, сынок Полегчало Вот оно, вот оно Пряталось внутри и все, что требовалось это пиздануть тебя молотком по руке, чтобы оно вырвалось на волю. Когда тебе больно, ты не задумываешься о словах, а такой мужлан, как я, никогда не будет говорить языком ебучего Шекспира, получив по пальцам. «Мой Бог! Вы ударили меня молотком! Боже, как болит моя плоть».
— Ты ебучий псих. Маньяк! Машиноёб! разбушевался Джим. Он, схватив с земли пустую банку из-под фасоли, швырнул её в хохочущего Яна, затем, нагнулся за мешком и, сверкая голыми пятками, ринулся в темноту. Еще долго до Яна и Джаспера доносилась отборная ругань прозревшего путника.
— Ну, доволен меланхолично спросил Джаспер, когда Ян, зевая, выбрался из спального мешка и посмотрел на солнце, поднимающееся над пустошами.
— Ага, — протерев глаза, ответил крепыш. Весело было.
— Ты не задумывался, может такие, как он, все-таки правы лукаво усмехнулся Джаспер. Ян погрозил тому пальцем и достал из мешка закопченную турку и пакет с кофе. Может, мир изменился и таким, как ты, в нём больше нет места
— Не еби мозги, убивец. Может, мне просто нравится делать людям больно. Когда еще треснешь молотком дебила с промытым мозгом и тебе за это ничего не будет А вообще, у каждого своя правда и своя свобода. Они живут в своих столицах, сдерживают в себе настоящие эмоции, лыбятся друг дружке, как ебанаты, и шпыняют ножом в спину, когда отвернешься. Мы свободны, Джаспер. Свободны делать, что хотим. Идем, куда хотим. Жрем, что хотим. Говорим, что хотим. И даем пиздюлей тому, кто их заслужил. Все просто. Правда у каждого своя. Как и свобода.
«Над пустошами взошло солнце, залив потрескавшуюся землю и высохшие сорняки жаром. Выбрались из своих нор полевые мыши, забегали в желтой траве двухвостые ящерицы и черные пауки, чей укус парализует на несколько дней. Жизнь сделала еще один шажок»
— Дохуя ты болтливый стал, Джаспер. Собирай вещи и молись, чтобы я тебе в масленку не нассал, пустобрёх
Гектор Шульц

 

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *