И ШОКОЛАДКУ…

 

И ШОКОЛАДКУ... - Ой, да нормально, Кать! Дочь в Москве доучивается, не знаю, кем будет. Она сама по второму-то институту на историка захотела, так что не знаю, не спрашивай. А сын давно

— Ой, да нормально, Кать! Дочь в Москве доучивается, не знаю, кем будет. Она сама по второму-то институту на историка захотела, так что не знаю, не спрашивай. А сын давно закончил, работает, живёт не один который год, ребёнка родили, но не женятся. А я и не встреваю, их дело, пусть себе сами думают.
Вот ты говоришь, что кричу, а я не кричу, я так разговариваю, у нас ведь как: если ты баба и не заорёшь не услышат. У меня ж вся жизнь громкая: дети, половина работы в цеху, мужика когда с дивана поднять.
Четверть века-больше поднимала, не женщина, а прям гидравлический привод. Дак ведь, Катьк, в мужике от этого привода только одна часть поднимается, и то мало у кого как надо и надолго. А весь мужик где лежал, там и лежит.
Очень сильное у них с лежанием притяжение. Дачу брали первым делом гамак купили. А каркас шаткий, скрипит. Ты в теплицу он скрипит, ты полоть скрипит, готовить скрипит. Пожрали и снова скрипит.
Скырлы-скырлы-скырлы, Кать, лето за летом!
На День молодёжи-то (какое там было число) позатот год поехал на рыбалку. Вернулся к ночи: сырой, вонючий, рыбу в ванную свалил, я чуть не взвыла, как раз ж намывала там полдня, все пальцы хлоркой сожгла.
И говорит такой: мол, устал, иду спать, а ты из рыбы-то тушёнки наделай, люблю её очень. А времени ночь, ага. Тушёнки, ему, конечно. И в чистую постель, даже не помывшись. Потом орал ещё, что где мыться, если в ванной рыба А раньше подумать мог!
Я пододеяльники на балконе сушила, час, поди, гладила, чтобы утюгом и летом пахли! Короче, я его прямо на кровати по рылу этой рыбой. А как побёг, дак рыбу ему в окно, у нас там внизу сирень, она вся в рыбе была, в чешуе, да в рыбе.
И тряпьё его мокрое вонючее туда же. Цирк, блин: висит на кусту куртяйка от зелёнки, а из-под неё рыбина глядит: ам тебя!
Да хрен его знает, где он ночевал. У матери, наверное. Потом так и не поговорили, всё как он домой, так меня из дому чисто кто за шиворот тащит, глаза бы не глядели. Ну и разошлись совсем за год, что ли.
Всё-всё потом вывез, во что хоть рупь вложил. Даже кровать от старого гарнитура, которую ещё его мать к свадьбе отдавала, машинку швейную унёс, серёжки мои и дочкины. Мол-де моё! Я платил! Платил он…
Заслонку чугунную от печки со старой дачи из кладовки выковырял, думала, убздится, пока до машины допрёт, она ж тяжелющая. А ничё, не переломился.
Не, квартиру не меняли, на ём материна, а эта на мне и детях. И дача осталась. А гараж и машину забрал, конечно. Ещё хотел, чтобы я ему за ремонт заплатила, но тут уж рога отвернула: какое «за ремонт», тому ремонту десять лет в обед, всё поотваливалось.
Ребятам потом жалился-жалился, что я его из дома погнала, потом бабу какую-то с «Азотки» нашёл, жить с ней начал, ни дочери не звонит, ни сыну, про внучку и не спрашиват.
Какого мужика, Кать Ну какого Такого же привести и ещё тридцать лет к нему привыкать Алкашей и бывших зеков подбирать, как сеструха моя, только чтобы в доме яйца водились Так и без мужика, и без хаты останешься, и без зубов на сдачу.
Я лучше собачку заведу. Типа таксы, махонькую и шуструю. Чтоб, когда кормишь, руки лизала, а не гавкала и не кусалась, как мужики-то. И убирать меньше, и гулять начну, и внучке радость!
Я так думаю, что свой замуж давно отсидела, подольше, чем за убийство дают. Отстирала, отмыла, оттерпела, отнянчилась. Наслушалась всякого про себя и на гамак этот насмотрелась. Пусть теперь молодые девки мучаются, если им надо.
Я пришла, салатик или творожок поела, чашку с ложкой помыла и свободная. Смотрю, читаю, в гости пойду и никого не спрошусь.
Забыла, когда весь вечер готовила, а потом до ночи убиралась. Стирки на раз в неделю: брючки, блузочки, раз-два и управилась, аж развешивать нечего. Трусы я и руками по-быстрому, на кой машину гонять, только бельё портить.
На днях с балкона всё повыкидывала: и лыжи, и доски, и детские велики с санками, и лысые покрышки, и банки эти пыльные мешками. «Пригодится», ага. Даже отдавать не стала, отнесла на помойку к бакам нехай забирает, кому не тошно.
Вон, давеча табуретка разболталась, и я такая оппа, мой-то ведь всё забрал, а ящик с инструментами бросил. Нашла, вытащила, подтянула табуретку-то и думаю: какое всё грязное.
Веришь, нет: каждые плоскогубцы, каждую отвёртку салфетками дочиста протёрла, прямо на кухне разложила: это оставляю, а то в ведро. Все болтики по коробочкам, изоленту новую купить, скотч армированный серебряный, клей для линолеума…
Целый ящик на кухне выделила пока, потом чемоданчик современный возьму, там открываешь, и всё само раскладывается, удобно.
Мужику баба наших лет зачем нужна Чтобы за ним, старым пердуном, потом ходила. Чтобы жрать готовила, убирала, обстирывала.
Вот скажи щас любому: а давай, Ваня, с тобой просто встречаться Просто ведь ему не надо уже. Разве если ты будешь к нему приходить, и сначала мыть-готовить, а потом «встречаться». Если встречалка не вконец усохла, дак ведь у каждого второго в спальне только часы стоят.
Ой, Кать, я ж на права сдала! Машину брать хочу, прикинула уже по деньгам, с кредитом хватает. Столько с тачкой жили, и «Жигули» были, и «Форд», а всё «не дам», «разобьёшь», «обезьяна с гранатой», аж вспоминать тошно.
Все бабы сейчас водят, кто в сорок выучился, кто в шестьдесят. Чай, не умнее меня. Ты заходи, поболтаем, чаи погоняем, ща номер дам, а Девушка, даже два пакета.
— Да не кричу я, женщина, что вы нервничаете, я просто громко разговариваю, я в цеху работала, слышу плохо. И синий «Пал Мал», девушка. Нет, простой. Ой, подождите секундочку, извините, пропустите, ой, спасибо! И вот шоколадку!
Автор:

 

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *