Запах осени

Он ворвался внезапно, в самом начале августа. Когда лето еще было в самом разгаре, на улице невозможно было находиться в обеденные часы, а соседские мальчишки поливали случайных прохожих из шланга, он заявился ко мне самым нахальным образом. В виде желтого кленового листка, пахнущего осенью.
— Ну привет, — сказала, нахмурившись, — ты рано, еще только начало августа.
— Осень скоро, — грустно прошептал желтый лист, — просто скоро осень.
Листочек немного поднялся, встревоженный порывом жаркого ветра, и мне показалось, что ему самому не верится в то, что он такой желтый-желтый, совсем осенний. Хотя должен был быть зеленым, пахнуть водой и серебряным колокольчиком, пахнуть теплом, игрушечным корабликом и немного пылью полуденного солнцепека. А он пах осенью.
— Осень… листочек как будто стыдился тех слов, которые еле слышно шептал, — осень будет.
И снова закружился в грустном танце. Таком неуместном посреди летнего двора. Вокруг хохотали дети, качались качели, кричали птицы. Бабушка Эмма картинно охала, обтирая вспотевший лоб и пытаясь догнать непоседу Лизу. Дедушка Эрик, воспользовавшись ситуацией, быстренько встал со скамейки и посеменил в сторону арки. Не иначе как в кафе «Стакан», где разливают холодное пенное пиво. Заведение открывалось только летом, о чем дедушка Эрик от всей души сожалел.
— Могли бы и осенью поработать, — ворчал все время, — подумаешь, клиентов у них мало, да я один их таких сотню стою.
Но листику не было дела до страданий чьего-то дедушки. Он пришел ко мне, и не собирался уходить, пока не доскажет свое сообщение до конца. А я вдруг подумала, что времени осталось совсем-совсем мало. И что вот сейчас, вот прямо сей-же-час, можно сбегать домой за купальником, позвать ребят, побежать на речку. Можно выпросить два с половиной рубля у папы, купить мороженное. Можно зайти за Анькой и рвануть в ботанический сад, там забраться на горку и рухнуть в траву, и раскинуть руки в стороны. Можно смотреть на облака и представлять инопланетян. Или пойти к фонтану, ножки помочить.
— Осень… гадкий желтый кленовый лист никак не отвязывался, — она не злая.
— Ничего себе не злая! я вскрикнула. — А лето кто заканчивает А дожди кто приносит Кто зиму приводит, а
Внезапно площадку затопило запахом мокрых листьев. Шум деревьев сменился шумом дождя, но никто этого не заметил. Мир продолжал жить в лете, тогда как меня ни за что ни про что окунули в осень. Где-то вдали послышался крик улетающих журавлей. Запахло книжками, солью, деревом, старой кладовкой. Жаркий ветер вдруг стал ледяным, пронизывающим. Вспомнился дедушка Гриша, который так неудачно попал под ливень, не заметил ямку в асфальте, упал и сломал себе ногу. Запах бинтов и больничной палаты, и страшные, страшные мысли.
— Я умер, — как будто услышал их желтый кленовый лист, — совсем, понимаешь
— И что я сказала это нарочито равнодушно, хотя уже понимала, просто не хотела верить.
— Я больше не буду расти на дереве, — мне показалось, листик немного съежился, — не буду петь вместе со своими братьями, радуясь солнцу, не буду пить вкусный мамин сок, умываться дождем, засыпать в долгожданной прохладе…
На несколько секунд лист умолк. Я тоже не знала, что делать, что говорить, потому что думала только о дедушке Грише. Он такой ведь живой был, живой-живой. Постоянно куда-то спешил, подтрунивал над бабушкой Галей, покупал нам с брательником бублики. Ловил рыбу, учил выжигать через лупу, заваривать чай из смородины.
А потом пришла осень, а он ушел. Со сломанной и перебинтованной ногой не побегаешь в кафе «Стакан» с дедушкой Эриком. И груши не сможешь трясти из тети Зининого сада. Дедушка Гриша сдал. А потом ушел. Это мама так говорила, хотя папа всегда договоаривал: «Умер Гришка».
Это ж надо подумать, чтоб в августе желтый лист. Я зажмурилась, пытаясь силой мысли загнать его обратно на дерево, прикрепить к толстой ветке, заклеить вишневой смолой. Тетя Алла однажды учила лечить деревья…
— Лен, ты чего тут, — я не сразу сообразила, что меня зовет Анька, — мы с ребятами в парк собираемся, пойдешь с нами Скажи родителям!
— У меня тут… я замялась, не зная, смогу-ли объяснить подруге, что тут случилось, — лист. Желтый.
И я подняла его с земли и протянула, как доказательство. Анька взяла листик и стала рассматривать. Потом покрутила между ладошками. Обнюхала зачем-то. Вокруг нас собралась компания, и все наблюдали за кружением желтого кленового листка в руках подруги.
— Осень скоро, — Анькин вердикт был встречен всеобщим тяжелым вздохом, — надо скорее…
Что «скорее», я так и не поняла. Друзья бросились в сторону парка, я только и успела, что забрать листик и сунуть в руки бабушке Эмме, попросив, заодно, передать родителям, что мы ушли.
И только спустя много лет я узнала, что лист не умер. Соседка, оказывается, тоже все поняла в тот день. И, изловив, наконец, непослушную Лизу, пошла домой и положила тот листок между страниц любимой книги.
— Ты не умер, — шепнула, наверное, — просто пропах осенью.

Источник