СКЕЛЕТ В ШКАФУ

 

СКЕЛЕТ В ШКАФУ Скелет из шкафа выпадает всегда неожиданно. Его появление не предскажешь, да и кто обычно знает, что там спрятано за старыми платьями, висящими просто так, потому что они уже

Скелет из шкафа выпадает всегда неожиданно. Его появление не предскажешь, да и кто обычно знает, что там спрятано за старыми платьями, висящими просто так, потому что они уже просто память и потому что они символ ушедшего, а не вещи. Было бы странно, конечно, скажи моя мама, которую я с рождения своей дочери зову то мамой, то бабушкой, за чашкой чая или рюмкой домашней наливки:
— А вот, кстати, была у тебя, Аленка, сестричка, трагически погибла, когда ей был почти годик. Все как-то не собралась сказать пораньше.
И продолжила бы спокойно говорить о текущих делах и проблемах, закусывая их кусочком пирога с малиной. Нет, все случилось не так. Скелет, как ему и положено, вывалился из шкафа неожиданно и здорово расшиб мне голову. Метафорически выражаясь, конечно.
Мы говорили о предстоящей свадьбе моей дочери. Иришке было уже двадцать три и она вцепилась в этого своего Стасика, как клещ, словно девчонке на пенсию пора, а она все без кольца и мужа. Я от ее выбора в восторге не была, но молчала. Бабушка, то есть моя мама, вернее, ее пример, ее жизнь, были перед глазами. Чтобы она высказала свое мнение Никогда, могла тихо, на ушко прошептать, что пирог недосолен или поцыкать зубом, глядя на пыль на полках, но в основном молчала и свое мнение имела обыкновение держать при себе, за очень редким исключением, когда дело касалось жизни и смерти. Это я уже потом поняла. Я всегда думала, именно поэтому они с отцом так хорошо ладили и ладят. Он у меня немножко психованный, такой буйный, громкий, компанию любит, вообще людей обожает. Мама — домоседка, а ему только волю дай! Он всю страну объездил, ему до сих пор письма приходят. Я на эти конверты смотрю, как на чудо. Надо же такому случиться, что люди до сих пор его помнят и предпочитают именно писать, а не звонить по телефону. Вот такие противоположности мои родители и живут очень счастливо, мама никогда отца не пилит, все как-то сглаживает и жизнь у них простая и скучная. Так мне всегда казалось. И я никогда не узнала бы правду, если бы не моя собственная дочь.
Иришка настаивала на скорой свадьбе. Я, как и многие матери, не видела, что у меня творится под носом и поэтому уговаривала дочь потерпеть немного, чтобы мы не влезали в кредиты и денег подсобирали на хорошую свадьбу. А она уперлась, как ослица и все твердила, что пожениться они хотят как можно скорее. Мама наши споры слушала, молчала по обыкновению, а потом и говорит Иришке:
— Не выходи за него замуж.
— Почему это
Моя дочь под стать деду, такой же псих, только в юбке, быстрая, шумная непоседа. Если что не по ней, орать сразу же начинает. А тут так жалобно на бабушку смотрит и тихо переспрашивает:
— Почему, ба
Я не просто удивилась, у меня во рту почему-то пересохло, наверное, от волнения. Бабушка наша советы дает, а дочь даже не орет по этому поводу. Есть от чего онеметь.
— Пьет он и будет пить еще больше. Сразу видно. Это пока тебе весело с ним, потом будет намного хуже.
Стасик действительно выпивал, не до обморока, не до скотского состояния, но любил вино и пиво, я же боялась только водки и поэтому никакой угрозы не видела. Мой первый муж — Иришкин отец, сильно злоупотреблял, пил именно сорокоградусную, развелась я с ним рано, дочь еще малой была. Нас, кстати, бабушка и развела, когда увидела, как он пьяный дочку из кроватки взял и, шатаясь, понес во двор мужикам показывать. Она тогда единственный раз в жизни орала и настояла, чтобы я подала на развод и собрала муженьку чемодан. Могу сказать, она права была, я это уже потом поняла и спросила ее только об одном, почему она до свадьбы меня не предупредила, мама тогда плечами пожала и сказала, что надеялась, все будет по-другому.
— Он изменится, вот увидишь, — Иришка так жалобно на бабушку посмотрела.
— О себе не думаешь, о дите задумайся, — бабушка встала из-за стола, открыла дверцу старого буфета и стала что-то там искать.
— Рано им еще про детей думать, мама, — я удивилась, что бабушка вдруг заговорила о детях. Дочь — сама еще ребенок, да и пожить немножко вдвоем надо, присмотреться друг к дружке. Так я все и сказала им обеим и не поняла, почему Иришка глаза опустила и покраснела. Сначала не поняла, но потом дошло.
— Ты беременна — я не смогла сказать это радостно, хотя о внуках мечтала уже давно, но думала, что все будет спокойно, размеренно, поженятся, с жильем, машиной определятся, а уже потом, через пару-тройку лет родят мне внучку или внучка. — Бабушке сказала, а мне нет — я поняла, что мама в курсе и сильно обиделась.
— Никому не говорила, — Иришка глаз не поднимала и краснела все сильнее, — бабушка догадалась.
— Догадалась, конечно, — бабушка села за стол и положила перед Иришей старую, черно-белую фотографию какого-то ребенка. Как и все маленькие он был чудесен и мне показалось, я даже почувствовала его детский запах, неописуемый, непередаваемый, но такой родной, что у меня заболело сердце.
— Это Ирочка, моя дочка, — спокойно сказала бабушка, словно ни в чем не бывало, словно я не была единственным ребенком в семье.
— Кто — прошептали мы с Иришкой, мне почему-то стало жутко и страшно, я поняла, что ничего хорошего мы не услышим.
— Ирочка, твоя сестра. Она погибла, когда ей был почти год. Не дожила до своего первого Дня Рождения, — ответила нам бабушка и тихо заплакала.
Вот так, неожиданно наш семейный скелет и вывалился из старого буфета.
— Того урода уже нет на белом свете и я постаралась забыть даже его имя, даже свидетельство о разводе сожгла и паспорт поменяла, — так начала свой рассказ бабушка, а мы с Иришей все никак не могли поверить, что это все действительно было и что мой папа — второй муж, а я второй ребенок.
— Он тоже немного выпивал, по праздникам, а праздники у него случались слишком часто, но я думала, вот родится дите и он поймет, какое это счастье и что это счастье не надо запивать водкой и вином и что это наше продолжение, шаг в бессмертие, да, много я чего себе придумала. Да, Ирочка, придумала, как ты сейчас делаешь, — бабушка погладила Иришку по голове и, вздохнув, продолжила, — мы тогда жили в другом городе, его название я не забываю только потому, что там могилки Ирочки и моих родителей и мы с папой иногда там бываем.
Это было тайной моего детства и юности. Откуда родом мои родители. Поначалу они отшучивались, говорили с неба свалились и я в детстве так этому верила, что защищала эту «правду» в драках с детьми, чьи родители не скрывали ничего, или почти ничего, так вернее. Потом мама сказала, что из родного города они с папой вынуждены были уехать, что был скандал и я ныла и нудила и все пыталась выведать детали, мама держала рот на замке и я уже сама придумала романтическую историю о старом, злом и влиятельном поклоннике мамы, от которого ее спас мой отец. Эта история мне самой так понравилась, что я стала выдавать ее за истину. Потихоньку эта «правда» обрастала деталями, именами и стала жить своей жизнью. Мамы, бабушки и тети моих одноклассниц стали поглядывать на мою маму с жалостью и завистью. Счастливой романтики хотелось каждой, а мама так и не поняла, почему к ней так стали относиться, я же не стала признаваться ей в своем вранье, ведь для меня это стало историей моей семьи. Между тем мама продолжила свой рассказ. Или исповедь
— Ирочкин отец — мой первый муж, тоже слегка выпивал. Да, это было забавно сначала, он был душой компании, кумир всех девчонок, он их сводил с ума одним взглядом, так вроде бы нехотя, но женился на мне, устав от бесконечного праздника, как он тогда думал. Ему захотелось стабильности. А мне хотелось хорошую семью, двух дочек и такого покоя, который не тяготит, который в радость. Ему это понравилось, и он был доволен целый год, а потом понял, что тихая, семейная жизнь не для него и даже хотел развестись со мной, такой клушей и домоседкой, как он меня видел, но его мать не позволила, сказала, раз породил дитя, теперь это твой крест на всю жизнь. Страшно сказала, глупо, какой же ребенок крест! Это радость и счастье, но ему эти ее дурные слова впечатались в башку и он нас с Ирочкой так и стал воспринимать — грузом, обузой, камнем на шее. Но мы жили, мои родители тоже сказали, что «стерпится — слюбится», а я его любила, действительно любила, угождала, как могла, так что терпеть надо было только ему. Я думала, вот дочка растет — его копия, солнышко мое, он и прикипит к ней душой, поймет, что мы и есть его счастье. Какая я была наивная дурочка! Ладно я, влюблена по уши, но моя мама куда смотрела Вот этого не могу понять.
Бабушка замолчала.
— Как это произошло — не выдержала Ириша.
— Я тот день вспоминаю поминутно и все никак не могу понять, где именно судьба повернула именно к Ирочкиной смерти. Глупо, уже ничего не изменить, но все равно, крутится в голове эта дурная мысль: «А если бы…» — бабушка снова замолчала и я видела, как тяжело даются ей слова, как больно вспоминать и я уже хотела сказать, что не надо ничего рассказывать, но она, словно прочитав мои мысли, продолжила, — это важно, это надо знать, чтобы такого в нашей семье больше не было. В тот самый день, в воскресенье, у моей мамы поднялось давление и я побежала к ней, мы жили на одной улице. Ирочка как раз проснулась, я ее покормила и сказала ее отцу присмотреть за ней, я думала, что вернусь быстро. Но маме было плохо, приезжала «скорая», после уколов ей делалось лучше, а как только я собиралась уходить, снова давление, снова ужас и страх, снова «скорая», потом все-таки больница. Я так рвалась домой, говорила, что боюсь, предчувствие было, но мама… я не знаю почему, она никогда не была такой требовательной и жесткой, она меня просто не отпускала. Я прибежала домой через несколько часов, увидела, что муж спит пьяным, а ребенка нигде нет. Я не знаю, как я его тогда не убила, я его трясла, орала, била по щекам, а он не просыпался, словно в кому впал. Домик у нас был маленький, не спрячешься, я подумала, что он мог ее положить на нашу кровать, что она упала и заползла куда-нибудь…
Мама замолчала, было видно, как ей трудно вспоминать все это, хоть и времени прошло много, но я просто представила, что было бы тогда, когда уже мою дочь пьяный отец нес во двор, покачиваясь и не видя толком, куда наступает. Меня окатил такой ужас, что я схватила Иришку за руку, чтобы убедиться. Вот она, дочка, жива, здорова и даже беременна.
— Ирочка упала в подвал и сломала шею, муж лазил туда за водкой и не закрыл его, а она ползала, он совсем за ней не следил, — мама стала говорить быстро, стараясь закончить рассказ поскорее, — я дальше плохо помню. Я вызвала «скорую», мы поехали в больницу, я ее держала на руках, не отдавала, потом ее у меня забрали, потом мне что-то вкололи и я вроде бы заснула. Плохо помню, — повторила мама так безжизненно, что я испугалась.
— Тебе плохо Давление Сердце
— Нет, все нормально. Плохо было тогда. Наверное, это хорошо, что меня чем-то пичкали, иначе бы свихнулась или в петлю полезла.
Мама замолчала и я подумала, что лучше ее больше ни о чем не расспрашивать, все и так понятно, но она продолжила.
— Твой папа тогда на «скорой» работал, шофером, он и приезжал на вызов, он потом меня и домой вез и, как рассказывал, держал крепко, чтобы я на мужа не кидалась, он понял, что меня нельзя оставлять и отвез обратно в больницу. Что-то там придумали, меня положили и пичкали успокоительными, я всего этого почти не помню. И похороны помню смутно, хорошо запомнила только чей-то злой шепот за спиной: «Ишь, как себя жалеет, ни слезинки не проронит, думает еще нарожает.» Я подумала, что рожать уже не буду и жить не буду. Дальше не хочу вспоминать, но если бы не Витя, твой папа, я бы и не жила. И вот знаешь, Аленка, ты когда родила, я загадала. Если девочка и ты ее сама Ирочкой назовешь, это твоя старшая сестра вернулась сюда и будет жить долго и счастливо. Понимаешь теперь, какой ужас меня взял, когда я твоего бывшего пьяным с ребенком на руках увидела Я подумала, что я накликала беду, что судьба повторяет этот страшный сценарий и что Ирочка может…
Мама замолчала.
— Поэтому и не надо тебе выходить за этого Стасика, — мама внимательно посмотрела на заплаканную Иришку, — ты понимаешь, что можешь себе жизнь сломать
— Я подумаю, — буркнула моя дочь и мы втроем заговорили быстро, одновременно о всяких пустяках, нам всем было так тяжело, настолько тяжело, что не было сил обсуждать услышанное.
Дочь у меня упряма, но рассказ бабушки ее пронял до печенок и, понаблюдав за своим обожаемым Стасиком, она ему поставила ультиматум. Либо бросаешь пить, либо разбегаемся. И вот тут-то он и показал свое истинное лицо. Звучит по-книжному, банально, но так и есть. Начал вопить, что Иришка теперь от него никуда не денется, кому она с ребенком нужна и он еще подумает, жениться ему на ней, снисходить ли до нее. Дочка не стала орать, а просто спросила его, с чего он взял, что ребенок от него. Зло ее взяло такое, что слова сами вырвались, захотелось ему больно сделать. Хорошо это все в кафе случилось, людей много, Стасик не посмел руку на Иришку поднять, только спросил, кто же эта сволочь. Ириша, не раздумывая, ткнула пальцем в крепкого парня, он как раз в кафе входил и сказала, что вон он. Стасик рванул к парню, Ириша за ним, она поздно поняла, что наделала, схватила незнакомца за руку и собой попыталась прикрыть, а Стасик так грозно спросил: «Ты» Парень ответил: «Ну, я» и Стасику нос сломал на всякий случай, чтобы тот руками не сильно махал.
Что тут сказать, свадьбу мы все-таки сыграли, не пышную, нет, у Ириши уже живот большой, да и деньги лучше на квартиру отложить. Только не за Стасика она вышла, за Андрея, того самого парня, который так случайно зашел в кафе в самый подходящий момент.
— Бывает же такое! — сказала бабушка, когда мы все знакомились, Андрей ей понравился и она сказала, что судьба становится милостива к нашей семье. И даст Бог у внучки брак будет первым и последним и никакие скелеты в их семейном шкафу водиться не будут.
— Поживем, увидим, — ответила ей Иришка.
И с этим не поспоришь…
Автор:

 

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *