Поражение.

 

Поражение. Воспоминание накатило.Знаете ведь, как оно бывает Сбивает с ног и погребает под собой, заставляя снова проживать когда-то ушедшее. Я ощущала Мне казалось, что в боку взорвалась бочка

Воспоминание накатило.
Знаете ведь, как оно бывает Сбивает с ног и погребает под собой, заставляя снова проживать когда-то ушедшее.

Я ощущала Мне казалось, что в боку взорвалась бочка с порохом, а нос превратился в нечто раскаленное и почти онемевшее. Казалось, что по губам и подбородку течет кровь.
Я утерла лицо ладонью. И едва не взвыла от боли.

Почему моя, казалось бы, сейчас чистая и звонкая память выдала именно этот момент Потому что я обрадовалась, что вспомнила название молочника и сумела безошибочно заварить чай, ничего не разбив А потом пожурила себя за то, что радуюсь пустяку. Ведь мои руки явно могут делать и куда более сложные вещи.
А память подсказывала. Накидывала воспоминания, пока не добралась до одного тошнотворного.

Моего поражения.

До того дня, когда я не стала слушать себя, а послушала других. А потом просто не вывезла.

Я начала заниматься карате в девятнадцать лет. У меня была неплохая физическая подготовка, но иного сорта. Мне пришлось стараться, чтобы не отставать, чтобы не бояться боев, выходить на спарринги с любыми противниками: хоть с башнями мужского пола ростом под два метра, хоть с крепко сбитыми мужчинами под сорок, которые были шире и тяжелее меня в два раза. Я закусывала удила и тащила. Потому что мне нравилось. И потому что справлялась.

А знакомые твердили: «Не женское это дело, тебе еще детей рожать». Кто-то восклицал: «Да брось все это, покалечишься!» А кто-то уговаривал: «Да пропусти ты тренировку, тебе же нехорошо, у тебя и так шесть дней в неделю физическая нагрузка, дай себе отдых». И еще: «Не нужно никаких дополнительных тренировок на стадионе, зачем тебе И ладно, что экзамен скоро, ты же все уже знаешь, отдохни».
Отдохнула. Молодец.

Справедливости ради скажу, что не так уж и много я пропустила. И не так уж сильно на меня повлияли окружающие. Они в любом случае не виноваты.
Я искренне полагала, что смогу сдать тот чертов экзамен на пояс.
Но не смогла. Не справилась.
Вот просто: не вывезла.

Надо мной стоял один из тренеров (сенпай) с густой черной бородой и орал благим матом на меня и моего соперника по спаррингу. Смысл сводился к следующему: «И что с того, что девушка И что поясом младше Бей ее, ибо нехрен. Больно Срать на это». И так далее. А мой собственный сенпай подпирал дверной косяк и глядел Недовольно Укоризненно Наверное, все вместе. Об этом говорили сдвинутые к переносице брови и плотно сжатые губы. Он не мог мне помочь.

 

А меня мучил жгучий стыд. Еще вопрос, что было страшнее: стыд или десять спаррингов по две минуты подряд со сменой соперника после трех часов безостановочного хождения в приседе и списка упражнений ОФП Кажется, на каждую ногу приходилось более сотни махов И это в самом конце экзамена, когда лапки хочется просто отстегнуть и положить на подушечку.

Я засыпалась на технике, хотя и не полностью. Не сдала гребанные отжимания и пресс. На сдаче махов думала, что у меня оторвется нога. А спарринги Это был тихий ужас.
Хотя для меня скорее громкий: так яростно гудел набат у меня в голове.

Костяшки пальцев кровоточили от отжиманий на кулаках. Бессчетное число ударов я получила по корпусу. Пластиковые вставки нагрудника, защищавшего только женскую грудь, треснули. И я умудрилась-таки пропустить удар в печень, которую умело оберегала долгое время, подставляя под удары острый локоть. Свою «коронку» — удар с ноги в голову сопернику любого роста на ближней дистанции я выполнять более не могла. Какое там. К концу боев я не способна была поднимать ноги выше коленей: вынесли оба бедра.

А так как в нашем стиле шлем полагался только детям до двенадцати лет, то пропущенный удар в голову стал апофеозом. В глазах плясали пятна, правая щека горела, как и разбитый нос. Ножка у моего соперника оказалась тяжелой.
А чужой сенпай продолжал орать, пока я собирала разъезжавшиеся конечности, точно богомол на льду: «Ты еще зареви давай!».
У меня тогда даже мелькнула мысль, что он меня сейчас сам ударит. Или возьмет за шкирку и выкинет вон из зала. Но я не ревела, хотя, честно, очень хотелось.
Так обидно и стыдно мне еще не было.

Я не могла сдавать экзамен дальше. Пропустила последние два боя и получила отказ от старшего сенсея.
Я помню, как мне было больно. Как меня везли в травмпункт, а потом я ходила со сломанными пальцами. Благо хоть не ребрами. Помню, как плакала в углу, оставшись в зале позже всех, чтобы никто не видел. Потому что я рвала жилы, а в итоге
Это было страшно.

Но иногда сквозь неплотно пригнанные швы этой картинки проглядывала иная: я не пропускала занятий, я делала, что нравилось, не слушала окружающих. И я затащила. Не блестяще. Не идеально. Недовольное лицо бородатого сенпая, принимающего завершающую часть экзамена, по-прежнему было. И его крики и маты хлестали меня бичом. И я тоже плакала, закрывшись от всех, утирая расквашенный нос и отбитые ребра и ноги. Но технику я сдала на отлично. И спарринги вытянула все, десять штук.
И в этой версии пояс я получила. Хоть мои слабости и добавили горечи этой победе.

Так какой же вариант лучше

Думая об этом сейчас, я понимаю, как недовольна была тем, что сдала экзамен неидеально, нажила неприятеля в лице одного из сенпаев, но пояс все равно получила. И как вымарывала этот эпизод жизни из списка триумфов.
Вот и вымарала. Но для чего

Думая об этом сейчас, я понимаю, что и так сделала достаточно много. И стоило бы искренне радоваться этой сложной, горькой и больной победе. Даже если она вышла не столь великой. Точно как успех при заваривании чая.

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *