Истории из жизни реальных людей
Ещё мгновение назад таймер на моей руке обещал долгую жизнь, возможно, полную приключений. Сейчас же он неумолимо отсчитывает последние сутки. Между «до» и «после» — окровавленный нож, который я сжимаю, и бездыханное тело женщины. Невысокая, волосы русые, телосложение худощавое, заострённые черты лица — мозг просто констатирует факты. Так легче воспринимать происходящее. Когда отключаешь эмоции, разум работает с удвоенной силой.
В нашем мире за убийство не судят. Просто оставляют тебе двадцать четыре часа жизни. Кто-то старается благими поступками заработать себе время, продлить бренное существование. Кто-то отрывается по полной, ещё больше сокращая жалкие часы. А кто-то просто ждёт смерти. Двадцать четыре часа. Отсчёт пошёл.
Тик-так. Тик-так. Тик-так…
Не хочу ничего исправлять. Мой выбор, моё решение, моё право. Последние сутки странной, запутанной и насыщенной жизни. Для таких, как я, для ожидающих, есть бар «24». Здесь можно пропустить пару стаканчиков на посошок, исповедаться или просто побыть наедине с собой.
Тик-так. Тик-так. Тик. Так.
К чёрту, даже не буду отмывать кровь с рук. Достаточно вытереть их об одежду. Сейчас это такие мелочи, что становится смешно. Бросаю взгляд на труп женщины, которая была мне близка и дорога, а теперь стала просто кожаным мешком, набитым костями и мясом.
— Прощай, детка. Скоро увидимся. Извиняться не буду.
Весь путь до бара занимает около трёх часов. Пожилой водитель такси старается не смотреть на меня, на запачканные руки, на окровавленное платье. Даже осуждение или колкое замечание в мой адрес съест пару лишних минут. А он у нас почти праведник — лет сорок у него ещё впереди. Скучно же ты жил, мужик. Скучно и слишком правильно.
Тик-так. Тик. Так. Тик. Так.
Невзрачная дверь бара приветливо скрипит, впуская посетителя — меня. Интересно, здесь всегда так не многолюдно За столиком в дальнем углу сидит совсем ещё молодой пацан, на вид ему не дашь больше восемнадцати. Взгляд пустой и безжизненный. Оно того стоило Ведь такие, как ты, убивают за дозу или кошелёк с парой купюр. На большее ты не способен. И сидишь сейчас, жалея себя, смотришь на кружку с пивом и понимаешь, что всё было зря. Сколько тебе осталось часов
У барной стойки развалился на стуле грузный мужчина. Лица я не вижу, но ощущение он оставляет неприятное. Уж что-что, а чувствовать людей я умею. И его последние сутки — явно результат не одной ошибки или случайной смерти. Такие методично сокращают отмеренный срок грабежами, предательствами, ложью, изменами. Таких не жалко, потому что они не раскаиваются никогда и ни в чём. Они получают удовольствие от своей мерзости и гнусности. Надеюсь, у него счёт уже идёт на минуты.
Тик-так. Тик-так. Тик. Так.
Подхожу к бармену и, протягивая скомканную купюру, как можно более небрежно говорю:
— Плесни чистого «Джека» на три пальца, мальчик.
Мальчик… Ему лет тридцать-тридцать пять. Правильные черты лица и невероятная мудрость в глазах, присущая его профессии. Вы замечали, что бармены — особая категория людей Они знают всё и обо всём, могут поддержать любой разговор, выслушать или дать нужный совет. Сколько же жизней через тебя прошло Скольких ты проводил в последний путь Когда-то в одной книге я прочитала фразу, которая запомнилась почему-то на долгие годы. «Удивительная, между прочим, вещь: как ни придешь вечно эти бармены бокалы протирают, словно у них от этого зависит спасение души.» Есть в этом зерно истины.
— Ваш виски, мисс, — прерывает мои рассуждения приятный голос. — Чистый и безо льда, — и после недолгой паузы спрашивает, — всё дело в любви
«Проницательный засранец», — проносится в голове, а вслух говорю:
— И в ней тоже. В любви и предательстве.
Отпиваю глоток обжигающей жидкости. Не соврал — чистый и чертовски хороший «Джек». Залпом осушаю рокс и со стуком ставлю его на стойку. Жестом показываю, что нужно повторить. Бармен снова наливает виски на три пальца и придвигает ко мне пепельницу. «Очень проницательный засранец», — мысль пускает корни и планирует поселиться в голове на весь оставшийся вечер. Вечер ли Сколько там на часах
— Здесь всегда вечер, мисс, — отвечает на невысказанный вопрос бармен, поймавший мой взгляд, мечущийся в поисках хоть какого-то циферблата.
— Удобное время. Я люблю вечер, — прикуриваю сигарету, втягиваю дым в лёгкие и выпускаю его. — Каково оно, каждый день провожать людей
— Со временем привыкаешь. Работа есть работа, какой бы она ни была. — В протирании стаканов определённо есть что-то особенное и завораживающее. — Разные люди, разные истории, мотивы, судьбы. И почти всегда — раскаяние в конце. Никто не хочет уходить. Каждый в глубине души верит, что для него могут сделать исключение. Но разве об этом вы хотите поговорить, мисс
Молча смотрю на струйку дыма, поднимающуюся от сигареты, и не знаю, что сказать. О чём хочу поговорить Высказаться, выговориться, рассказать обо всём, что случилось. Объяснить и оправдаться. Не ради того, чтоб сделали исключение. Ради себя. Это нужно мне и только мне. Глоток виски, затяжка и спокойный выдох. Смотрю вправо от себя — когда это грузный мужчина успел исчезнуть Ну да и ладно, тем лучше. Его часы уже своё оттикали.
Тик-так. Тик-так. Тик. Так.
Скрип двери и колокольчик оповещают о приходе нового посетителя. Удивительно, но не возникает желания оглянуться, посмотреть, оценить. Хочется побыть наедине с собой. Проницательный бармен поворачивается ко мне спиной и в очередной раз начинает протирать стаканы. Меня завораживает то глубочайшее уважение, с которым он это делает. В каждом движении видна любовь к делу, к этим стаканам, к алкоголю, который он потом в них нальёт.
— Вы не против — спрашивает мужчина, вероятно, недавно зашедший в бар, забираясь на стул рядом со мной.
Коротко киваю, давая понять, что не возражаю против его компании. Через отражение в барном зеркале смотрю на довольно импозантного мужчину лет сорока, с аккуратной стрижкой, гладко выбритым лицом и хитро прищуренными глазами. Он тоже изучает меня, но более откровенно, можно даже сказать оценивающе.
Стук рокса по стойке сигнализирует бармену о необходимости очередной порции виски. Чётко отточенными движениями он наливает ровно столько же «Джека», сколько и в предыдущие разы — ни каплей больше, ни каплей меньше. Вопросительный взгляд бармена, кивок моего внезапного соседа, и на стойке появляется второй стакан.
— Полный, — коротко бросает мужчина.
— Как скажете, — отвечает бармен и наполняет рокс до краёв.
Спустя пару часов и несколько порций виски мы с собеседником знаем друг о друге почти всё. Свои двадцать четыре часа он заслужил, убив какого-то хулигана на улице, защищая незнакомую девушку. Вот так героически, но до жути банально, словно в каком-то шаблонном фильме.
— А я убила любовницу из-за стеклянной миски, — говорю и сама смеюсь. — Да не смотрите так! Она просто стала последней каплей. Ну ведь бывает, что всё долго копится, а потом как рванёт. Вот и у меня. Прощала, терпела, молчала. Что только не пришлось пережить: измены, постоянное враньё, невыносимую глупость, скандалы и ссоры. Казалось бы, что проще Разойтись, забыть друг о друге и жить счастливо врозь. Но что-то держало, не позволяло отпустить. Может любовь Так или иначе, расстаться не получалось, не хватало мужества. А вчера вечером она опять вернулась домой пьяная и с мужчиной. Я стерпела, как и сотню раз до того. Ночью я слушала стоны и скрип кровати…
Залпом осушаю очередной стакан. Сбилась со счёта, который уже. Когда же наступит опьянение Бармен уже без каких-либо слов наливает два полных рокса и возвращается к протирке стаканов. Мужчина смотрит на меня в ожидании, не торопит и не задаёт вопросов. Спешить нам некуда, хоть время и более чем ограничено.
Тик-так. Тик-так. Тик. Так.
— Ко всему привыкаешь, со всем смиряешься, когда веришь, что есть ради чего. Но иногда, — прикуриваю сигарету и сжимаю её между пальцев, — иногда какая-нибудь мелочь, на первый взгляд незначительная, становится последней каплей. Утром я услышала с кухни ужасный звук чего-то металлического, бьющегося о стекло. Подошла, а там моя любовница взбивала миксером яйца для омлета в стеклянной салатнице. Она всегда готовила нам завтрак после того, как провожала очередного любовника. Противный звук. Ещё более противно неуважение к посуде, к продуктам, к моим словам — ведь столько раз просила её не подвергать стекло такому стрессу. И я сорвалась, схватила нож и…
— Вы жалеете — спрашивает мой собеседник. Качаю головой.
— Сейчас уже ничего не имеет значения. Всё получилось так, как получилось. Жалеть нет ни смысла, ни желания, — говорю ему, сделав очередную затяжку.
Он кивает, допивает свой виски, пристально смотрит на меня и предлагает:
— Давайте прогуляемся. Не хочется проводить последние часы жизни здесь. Да и свежий воздух полезен для здоровья, — он усмехается своим же словам.
Выходим из бара и просто идём — без конечной цели, молча, думая каждый о чём-то своём. Небо понемногу светлеет, намекая на рождение нового дня. Дня, в котором нас уже не будет.
Мы стоим на мосту и молча смотрим на солнце, неотвратимо поднимающееся над горизонтом. Последний рассвет безудержно прекрасен. Чуть розовеющее небо, тепло небесного светила и терпкий вкус виски. Сколько там ещё на наших часах
Тик-так. Тик-так. Тик…