Школа лучшее, что было у меня в жизни.
Вы скатывались по деревянным перилам с четвертого до первого этажа Нет. Значит, у вас ничего не было. А я съезжал, победно завывая. Прямо в руки дежурных, с красными повязками. Вы пробовали на уроках химии щелочь и кислоты А я пробовал, на язык. Приятно щипало, бодрило, волновало. Я был круче Лавуазье и Менделеева.
А какое изощренное мастерство во время урока тихо стащить портфель у соседки по парте и незаметно, по рядам пустить его в конец класса. Там веселые двоечники прячут его в шкаф, где ведра и швабры. Эта дурочка опускает руку за транспортиром портфеля нет! Искать его она будет долго, рыдая, пока не обнаружит в грязном ведре.
Лучшие комедии я увидел в школе. Когда на уроке физики нам показывали фильмы про атомы, нейтроны, протоны. Шарики летали, сталкивались, разлетались, и дяденька за кадром холодным баритоном что-то бубнил ничего смешнее я в жизни не видел. Сдавливая юный смех, мы бились головами об парты, а училка стучала указкой по столу бум, бум, бум! «Прекратите, а то выключу кино!»
В каждом классе над доской висел портрет Ленина. Попасть в него жеваной промокашкой из трубочки это была высшая цель. Мы ее достигали. Однажды наш военрук, майор Козлов, увидел оплеванный портрет, повернулся к нам, побагровев: «Вы что же творите Владимира, блин, Ильича» Больше ничего он не смог сказать. Хороший был человек, еще увлекательно рассказывал про ядерный взрыв и как от него прятаться.
Однажды майор Козлов что-то объяснял нам про американскую угрозу, водя по карте мира широкой ладонью. Вдруг повернулся: в классе никого. Пустой класс. Он даже крякнул от ужаса.
А мы все дружно спрятались под столы. Будто от ядерного взрыва. Так ему потом и сказали. Майор Козлов одобрительно хмыкнул. Никого не ругал.
В кабинете биологии стоял настоящий скелет, правда, из пластика. Хулиган Игорь оторвал у него кисть до плеча, пристроил в рукаве и ходил по школе, со всеми здоровался. Философ Игорек, как и военрук, учил всех нас: помни о смерти.
От учителя физкультуры по утрам приятно веяло вчерашней водкой. Он бросал нам мяч и говорил: «Поиграйте. Мне надо журнал заполнить». И закрывался в своей комнатке, увешанной вымпелами.
Мы росли крепкими, сильными, непобедимыми. Мы очень любили школу.
А какая удача остаться на уборку класса с другом Витей. Сперва кидаемся друг в друга тряпками и хохочем. Потом пишем на доске «Татьяна Ивановна дура!». Потом это надо быстро стереть, но тряпки мы уже растеряли. Пока ищем появляется Татьяна Ивановна. Видит доску, с криками нас изгоняет из рая. Зато можно не убираться. Мы выходим во двор, отряхиваемся от меловой пыли. За школой курят матерые старшеклассники, они и нам дают затянуться «Явой». Витя трусливо отказывается, а я нет. Голова кружится, я даже прислоняюсь к кирпичной стене. И улыбаюсь: «Какое счастье! Завтра снова в школу!»
Алексей БЕЛЯКОВ