НЕДОДЕЛАННЫЙ

Недостроенные дома вам видеть приходилось
Если это где-нибудь в Турции, Иордании или Тунисе, например, то совсем другое дело, нежели у нас в России. Там их не достраивают специально, чтобы не платить налогов. Как только дом будет признан законченным и пригодным для жилья, тут же на его владельцев ляжет бремя налогов. Вот и живут люди годами, десятилетиями, целыми жизнями в так и не доделанном гнезде, чтобы не делиться своими доходами с государством.
Совсем другое дело на нашей милой родине, где так далеко люди и не смотрят вперёд, потому что у нас то революция, то война, то, ещё хуже, перестройка
И рады бы платить мзду государеву, лишь бы крыша над головой была. Ан нет. Не для того страна наша вольготно раскинулась на одной восьмой части всей земной тверди, чтобы людям здесь беззаботно жилось.
Про дураков и дороги у нас две важнейшие русские проблемы всякий знает. Но есть ещё и третья, про которую упоминал, иронично и вскользь, ещё великий Булгаков, сузив её лишь до проблемы москвичей, которых «испортил квартирный вопрос».
Испортил, наверное, и в самом деле. Мэтру виднее. Но, кажется, не только москвичей
Стоят по всей России эти самые «долгострои», превратившиеся давно уже в «вечно и никогданедострои», как памятники целым десятилетиям или даже эпохам: это в лихие 90-ые начали, да так и забросили, потому что подрядчики проворовались и сбежали за границу; это вот ещё перестроечные 80-ые, когда вовсе не до людей было, а уж тем более не до их жилья; это ещё в застойные 70-ые пытались создать «дом будущего», но будущее наступило и прошло, а дом так и остался лишь хрустальной мечтой о несбыточном
Вовка себя таким же «недостроем» чувствовал. Недоптицей, недорыбой, недочеловеком. Может, потому, что рыжим был, прямо солнечнорыжим, с рождения. И конопатым.
А может, потому, что отец ушёл от них с мамой, когда он ещё не родился, когда только та сказала своему гражданскому мужу, как сейчас говорят, а раньше просто сожителю, что беременна. Но мама всё равно Вовку к жизни приговорила, по своему собственному, единоличному решению. Сейчас ему кажется даже, что он помнит момент, когда появлялся на свет: не хотел, орал, сопротивлялся, упирался как мог, но Против него были многие в этот момент: врачакушер, медсестра, ещё кто-то. И мама, самое главное. Она кричала, тужилась и гнала его на свет божий как только могла. Вовка отчаялся, махнул на всё рукой и вынырнул. Из самых недр естества пришёл туда, где большую часть года холодно, а укрыться от этого холода почти негде, потому что здесь часто дома не достраивают.
Из родильного дома они с мамой вдвоём вернулись туда, откуда она уходила одна в одиннадцатиметровую комнату в коммуналке, где было ещё четыре примерно такие же семьи. И жить там начали, вдвоём, значит.
Сначала Вовка был в квартире самый маленький, а потому на его маму все соседи кричали за то, что она пелёнки, после него постиранные, развешивала сушиться на общей кухне, где Маргарита Пална варила для себя диетические супы, «а рядом с мокрыми пелёнками это было негигиенично», где толстой тёте Лене «и так дыхать невозможно было», а дядь Лёня «даже покурить спокойно не мог».
Потом у тёти Ларисы с дядей Игорем появилась Верка, и соседи сконцентрировали всю свою коммунальную ненависть на них. Лариса с Игорем сначала вдвоём отбивались от не всегда праведного соседского гнева, а потом Лариса одна, потому что Игорь за полгода так устал быть молодым отцом и добытчиком, что нашёл себе другую, жившую не в коммунальной квартире жену и начал с нею всё с чистого листа.
А Вовкина мама старалась и растила сына как могла. Растила и старалась
И когда в детский садик его водила, то ночью кроила для него полотняные костюмчики и вышивала на кармашке рубахи то цветочек, то цыплёнка, то зайчика. А потом уже школьную форму его каждую неделю стирала и сушила утюгом, а брюки так каждый вечер ему гладила. И суп на завтра каждый вечер варила, потому что Маргарита Пална ей сказала, что жидкая пища для ребёнка первое дело.
Мама так старалась, что надорвалась. Сердце у неё оказалось повреждённым ещё в роддоме, когда она Вовку рожала. А потому, когда сын заканчивал 5-ый класс, она и умерла однажды вечером, прямо на коммунальной кухне, склонившись над кастрюлей с супом, который в этот момент варила.
И потому что родственников у Вовки не было, он как-то быстро-быстро оказался в детском доме. И жил там долго-предолго, до самого своего совершеннолетия. И все эти годы под подушкой прятал оторнанный кармашек от своей ещё детсадовской рубашечки, на котором мама две вишенки на одной веточке вышила.
Вышел Вовка за порог детского дома и пошёл к дому своему, где они с мамой жили. А дома-то и нет давно, оказывается. Снесли его за ветхостью. А на его месте огромный котлован остался. Только заброшенный. Деньги, видно, у тех, кто затеял здесь строительство, закончились.
Без крыши над головой Вовка, конечно же, не остался: в правовом ведь государстве живёт. Выдало это государство ему однокомнатную квартиру, новую совсем, ключи от которой лежали у него в кармане. И пошёл Вовка в своё законное жильё, которое было прямо в соседнем дворе.
Дом сразу же нашёл. А на пороге, у самого подъезда, увидел рыжего котёнка, который осторожно так и беззаботно с бумажкой играл. На нового жильца Вовку даже не взглянул.
Поднялся на пятый этаж на лифте и сразу же увидел свою квартиру. Вошёл в неё, совсем свежей краской пахнущую. Обошёл всю. Воду на кухне и в ваннойтуалете проверил. Сел на подоконник, потому что больше сесть было некуда. И стал в окно смотреть на котлован, который остался от его с мамой дома. Потом вскочил вдруг, словно вспомнил что-то очень важное. Метнулся снова в подъезд, спустился вниз, выскочил за двери.
Котёнок всё ещё играл на крыльце с бумажкой. Вовка на руки его взял:
Слушай, парень, давай жить вместе Я тебя Вовкой звать буду. Не возражаешь А чё Нормально: оба рыжие, оба Вовками будем
Потом постоял ещё миг, прижимая Вовку к щеке, и добавил:
У меня во чё есть, смотри!..
Достал из кармана и показал Вовка Вовке клочок материи с вышитыми на ней двумя вишенками на одной веточке…
Автор:

Источник