Женщины здесь не живут

 

Женщины здесь не живут Все началось задолго до того, как первый человек ступил на эту холодную негостеприимную землю, а может, даже раньше. Так или иначе, но место это было проклято уже тогда,

Все началось задолго до того, как первый человек ступил на эту холодную негостеприимную землю, а может, даже раньше. Так или иначе, но место это было проклято уже тогда, притом высочайшими из сил. Власть их безгранична, как горизонт, а облик изменчив как настроение продавщицы в овощном отделе.
Племя Авунаку, решившее поселиться в этом суровом месте, просуществовало лишь пять поколений. Тогда уже престарелый вождь, наблюдавший смерть своей любимой жены и жены своего сына, и своей сестры, и собственной дочери, сказал, что земля эта проклята великим духом опавшей листвы Якобуру.
Он явился ко мне во сне, сказал вождь. Громадный, подобный дождевому облаку. Он сказал, что проклял эту почву и покуда он есть ни одна женщина не сможет спокойно жить в этих краях. Он сказал, нам нужно уйти, если хотим остаться в этом мире подольше.
Вскоре племя ушло с проклятой земли, ведомое внутренним ощущением скорой гибели. В середине 19 века, когда активно проходило заселение северных земель бунтующим дворянством, в том месте вновь попытались обустроиться люди. Тем глупцам также являлся великий дух опавшей листвы и предупреждал о том, что женщины здесь не могут жить. Он являлся к ним под разными масками и именами, он заставлял жен и дочерей умирать в муках, пока земля эта не опустела, в очередной раз оказавшись в полной власти духа. В 1952 году различные политические заключенные были направлены в эту область по тем же причинам и для тех же целей, что и декабристы. Великий дух отправлял им множество видений, но это не помогало. Тогда он решил начать с головы. Звонок в шесть утра смутил усатого вождя.
«Там никогда не будет жизни, там никогда не будет женщин.»
Суеверный и уже не очень психически устойчивый вождь повесил трубку и задумчиво почесал левый ус. Затем проснулся и, повторив процедуру с усами, решил, что сон был пророческим, и в тот же день отдал приказ о формировании в области С. войсковой части. Никто не знал, с чего великий дух так ополчился на женщин: виной ли тому разбитое сердце, оставшиеся после баловства роковой красотки какой-нибудь богини росы или невыпавшего снега; или, быть может, виновата темная сущность самого великого духа, дарованная ему в момент зарождения мира; или, того хуже, непростые отношения с родной матерью. Так или иначе, а дух тот всем своим мистическим существом ненавидел слабый пол и, кажется, желал себе лишь одного полного одиночества. И вот сержант Бритва сидит вместе с доброй сотней своих зеленых однополчан. Сидят они все в 1987 году, а вокруг них белесая столовая третьего полка второй дивизии войск связи, пропитанная гречкой и хлоркой.
Сержант Бритва с мегатонной печалью навис над своей тарелкой, не проронив в себя ни единой ложки картофельного пюре, а в окружающих не единого слова. Молчаливость сержанта никого не смущала. Каждый в этой столовой знал, что в такие моменты сержанта лучше не трогать. Бритва был едва ли не самой крупной боевой единицей во всей части, лишь немногим уступая в габаритах трём ЗИЛам, пылящимся на складе прапорщика Грушко. Когда Бритву только призвали на службу, он возвышался над остальными новобранцами, как горделивая глыба Арарата возвышается над бугристым Ыгдыром.
Во время первого построения старшина, увидев в своей роте великана, поправил на голове фуражку и тихо присвистнул. Потом позвал за прапорщиком Грушко и сказал ему:
Валера, так тебя перетак, у нас что, нет формы большего размера Ты погляди на него. Салага же вот-вот задохнётся.
Глушко окинул взглядом Бритву, солдатские портки на котором заканчивались где-то чуть выше колена, а китель и вовсе угрожающе хрустела при каждом вдохе сержанта (тогда ещё рядового).
Да такой хрен задохнётся, подумал Грушко, но форму все же попробовал подыскать. На складе больше ничего не нашлось, и Бритва вызвался самостоятельно перешить имеющиеся комплекты под себя. Старшине идея не очень понравилась, но перечить великану он не отважился.
И теперь, спустя 224 дня срочной службы, сержант Бритва поднялся со своего места за общим столом и подошёл к зевающему в дверях лейтенанту Мантурову.
Товарищ лейтенант, разрешите обратиться к сослуживцам, сокрушился голосом громовержца Бритва. От неожиданности Мантуров захлопнул рот и до крови прикусил язык.
Морщась от боли, он одобрительно кивнул. Бритва глубоко вдохнул и заговорил непривычно громко и чётко, заставляя чёрные усы лейтенанта подрагивать после каждого слова:
Товарищи! Поднимите руки, кто был вчера в наряде по кухне!
В столовой всё замерло, пара салаг поперхнулась винегретом, отчего тихонько покашливала. Никто не хотел поднимать рук.
Я ещё раз прошу поднять свои руки. Мне нужно увидеть, в каком количестве мне их придется ломать. Вы вчера опять закинули картошку в очиститель даже не удосужившись помыть. Песок скрипит на зубах и шкурки попадаются в тарелке. Короче, у вас есть время подумать до ужина. Потом будет хуже.
После этого Бритва аккуратно подвинул в дверях лейтенанта и удалился прочь. Оставшиеся в столовой солдаты думали только о грядущем наказании и потому доедали остатки обеда в полной тишине и без настроения.
Бритва никогда не хотел становиться военным и был шанс откосить. Но все кругом только и твердили, что с такими данными ему место либо в спорте, либо в армии. Заниматься спортом не позволяла старая травма колена, а военным делом пацифистские убеждения. Бритва не любил драться, но умел. Его больше привлекала созидательная деятельность, вроде шитья или лепки из глины. В этом он находил покой. Перешивая под себя старую солдатскую форму, он впервые почувствовал, что и в армии может быть счастлив.
У некоторых сослуживцев создавалось впечатление, что Бритва находится в части исключительно добровольно и, реши он покинуть пределы военного учреждения, никто и ничто не смогло бы его остановить. Он и сам иногда подумывал уйти, но в этом было что-то отвратительно трусливое. Ему нравилось, что никто его не беспокоил и без необходимости даже не заговаривал с ним. Так Бритва нашёл покой в стенах казармы и начал даже получать удовольствие от службы. Для порядка его все же ставили иногда в наряды, но физический труд, даже самый презренный, его не отталкивал. Конечно, находились умники, которые хотели взять верх, покорить неприступную гору, но пара лёгких щелчков быстро возвращала смельчаков на землю. В итоге оказалось, все знакомые были правы: армия это его, здесь он чувствует себя в своей тарелке. Вернее чувствовал, пока не встретил Аврору.
Никогда раньше Бритва не знал девушек с таким диковинным именем, хотя в свои годы познал уже много женщин, особенно в институтские годы. Аврора заступила на службу в качестве военного доктора, первого за долгие годы. И последнего. Бритва уже замечал, что во всей территории части не насчитаться и трёх женщин, да и те были откровенные старухи. Великий дух опавшей листвы не считал тех, кто уже лишён свежести, красоты и способности к произведению потомства, настоящими женщинами, потому позволял им тихое существование в своих землях.
Но Аврора была совсем юной, кареглазой и хрупкой, с пылающими медным огнём волосами и тонкими линиями морщин, тянущимися от носа к уголкам губ. При виде Бритвы она всегда улыбалась так, словно они давние друзья. Спустя неделю со дня их первой встречи, Бритва поймал себя на мысли, что не может уснуть, размышляя над тем, всем ли его товарищам по службе она точно так же улыбается при встрече. Утром он решил с ней заговорить, но что-то внутри него этому противилось. Да и долго не удавалось ему придумать подходящего повода для знакомства. Однажды, собравшись с силами, Бритва резанул себя по ладони станком. Перепачкав все кругом своей липкой кровью, сержант добрался до медпункта, где вновь встретил улыбку Авроры.
Как вас зовут спросил он, пока Аврора перебинтовывала его ладонь.
Аврора», ответила Аврора.
А меня Сергей, сказал Бритва, потому что тогда его еще не звали Бритвой.
Очень приятно, товарищ сержант.
Ещё немного поколебавшись, Бритва все же решил спросить:
Вы всем так улыбаетесь
Как
Вот так, словно мы с вами знакомы много лет.
Аврора немного задумалась, потом пожала плечами:
Наверное.
Бритва почувствовал боль, ещё более острую, чем при утреннем порезе.
А вы ответите мне на вопрос
Бритва кивнул.
Вы специально поранили руку, чтобы поговорить со мной
Бритва почувствовал прилив крови к своём лицу.
Да, шепнул он.
Аврора засмеялась, это полоснуло по душе Бритвы ещё больнее.
Обещайте больше так не делать, хорошо Если вы захотите со мной поговорить, приходите просто так. Я буду только рада.
Так, с клокочущей внутри надеждой, сержант отправился в свою казарму.
С тех пор он заходил в медсанчасть каждый день, а иногда и по нескольку раз, если позволяла служба. А как она могла не позволить, если перечить сержанту побаивался даже командир. Конечно, в Бритве было что-то помимо размеров, что заставляло людей подрагивать от страха. Будь Бритва всего в два вершка от земли, все равно перед ним приходилось бы трепетать многим, ведь все главное скрывалось внутри.
То было духовное величие, которое значительно превосходило его рост, сила воли, превосходившая физическую, решимость и непреклонность, которые легко читались во взгляде и которые так легко надломила Аврора. Эта крохотная девочка, которую некоторые в части называли медлисичкой, полностью поглотила сознание колосса и не стеснялась этим пользоваться. Если раньше солдафоны и даже некоторые представители офицерского состава считали своим долгом хотя бы раз в день кинуть в ее сторону неотесанный комплимент, а то и вовсе сальную шуточку, то теперь ее обходили стороной, максимум вежливо приветствовали.
Бритва всего этого не замечал. Он тайком выдергивал цветы со штабной клумбы, бегал в самоволку в город, чтобы купить Авроре простенькие подарки. Иногда она сама намекала ему, а иногда он проявлял инициативу. Бритва чувствовал, что полностью растворился в этой девушке, чего никогда себе не позволял себе с другими. Женщины всегда были для него чем-то повседневным, простым и естественным. Ему никогда не составляло труда сблизится с девушкой. Никогда он не ощущал робости перед ними, никогда не сомневался в любовных делах.
Но не сейчас. Сейчас был холодный вечер, лейтенант Мантуров кого-то громко отчитывал на плацу, а губы Авроры были так близко, были такими теплыми и свежими, как майский морской бриз. Они целовались впервые, и Бритва не верил, что может быть настолько счастливым. И даже когда, спустя десять минут, лейтенант Мантуров отчитывал уже его самого, в душе Бритвы сияло солнце, а на лице улыбка.
Ночью Бритва не мог спать. Он думал, что потеряет свою Аврору, что она уйдет от него, выскользнет из рук, словно влажный стакан, выскользнет и разобьется вдребезги, и он снова останется совсем один. Когда он все же засыпал его мучили кошмары, в которых он представал дряблым стариком, которого окружали существа, напоминавшими разноцветные кляксы с глазами. Кляксы о чем-то просили его, умоляли, но Бритва не мог разобрать и слова. Утром он просыпался, позабыв сны, думая лишь о той минуте, когда снова увидит Аврору. Каждый день он молился, чтобы тот не стал последним для него и Авроры. Но молитвы были тщетны, ведь женщины здесь не живут испокон веков.
Бритва плыл по раскаленному асфальта в сторону медсанчасти, тая в кармане заготовленный еще с прошлой самоволки подарок золотую цепочку с кулоном в виде звездочки. Он, конечно, сомневался, что цепочка на самом деле золотая, но блестела она как настоящая и была такой красивой, что Авроре она точно должна была понравиться.
Аврора встретила его, сидя за столом. Как только Бритва вошел, она вскочила и бросилась ему на шею так, что у него перехватило дыхание и остановилось сердце. Аврора поцеловала сержанта и вернула его пульс в движение. Бритва был поражен: его возлюбленная всегда держалась очень скромно и краснела, даже когда их ладони случайно соприкасались.
Сегодня мы будем одни, сказала Аврора и, обогнув рослое туловище Бритвы, легким движением защелкнула дверь. Ее нежные руки повлекли Бритву за собой в соседнюю комнату, где, обозначая границы личного пространства больных, стояли белые ширмы и несколько кушеток. На одной из них Аврора разместила ошарашенное тело сержанта, а сама взгромоздилась на его коленях и прильнула к слегка приоткрытому от удивления рту. Бритве показалось, что он сейчас потеряет сознание.
Что ты делаешь спросил Бритва.
Я думала, ты уже достаточно большой, чтобы понимать, что я делаю, сказала Аврора и снова потянулась к его губам.
Но почему только и успел спросить сержант, хотя на самом деле ему это уже было неважно.
Бритва лежал на спине, позволяя остаткам пота сползти на разогретую поверхность кушетки. Ему не хотелось возвращаться в казарму, где его наверняка ждал разгневанный Мантуров и завтрашний наряд. Бритве казалось, что он полностью опустошен, стал почти невесомым и мог воспарить к небесам, а потом рухнуть с той непостижимой высоты обратно на армейскую кушетку и проспать до самого подъема.
Аврора сидела рядом и с улыбкой смотрела на своего счастливого мужчину.
О чем ты думаешь Спросил Бритва.
Об одной очень старой легенде, сказала Аврора. Братва слегка приподнялся и с усмешкой поинтересовался, что это за легенда.
Она о том, сказала Аврора. Что с давних времен в этих краях живет злой дух Якобуру, который не дает спокойно жить ни одной женщине, ступающей на его землю. Это такая страшилка, которую родители рассказывали своим детям перед сном.
Тебе ее тоже рассказывали
Аврора встала и прошлась по комнате, разглядывая ее так, словно увидела впервые.
И почему же этот дух так не любил женщин Спросил сержант, но Аврора только пожала плечами.
Никто не знает. Может, то было разбитое сердце или зависть. Но мне кажется, что это все жадность.
Жадность, удивился Бритва. Да, именно она. Жадность до мужского внимания.
Аврора подняла с пола свою одежду, ушла за ширму и продолжила свой рассказ оттуда.
Все или ничего. Так, должно быть, думал тот дух. Ей нужны были все мужчины или вообще никто.
Когда Аврора появилась из-за ширмы, то была уже без привычного халата, одета в гражданскую одежду и держала в руках сумочку.
Тебе пора, сказала она. Скоро отбой, тебя хватятся. А мне пора домой. Увидимся завтра.
Бритве оставлось только послушаться. Она чмокнула его в щеку, и через несколько минут он уже шагал в сторону казармы и не мог избавиться от ворочающегося внутри беспокойства. Только встретившись взглядом с лейтенантом Мантуровым, он вспомнил про подарок, который до сих пор покоился в кармане.
На следующий день он узнал, что Аврора уволилась и уехала к своей маме на юг. Куда именно, никто не знал. Земля ушла из-под ног сержанта, он едва сдержался, чтобы не потерять сознание. Он корил себя, что за все это время ни разу не удосужился узнать у Авроры о ее семье, о том, где она жила и выросла. Он даже сбежал в самоволку, чтобы выяснить в медицинском вузе хоть какую-то информацию, но там его послали куда подальше. Аврора исчезла, оставив в сердце Бритвы глубокий болезненный след.
И вот сержант вышел из столовой, переполненный желанием что-нибудь разрушить и готовый сдетонировать даже от неприветливого взгляда. Он добрался до казармы, зашел в туалет и тихо заплакал, впервые за последние восемнадцать лет. Весь оставшийся день у него было ощущения, что кроме него в этом мире никого, что он остался совсем один на этом голубом шаре. Когда сержант пошел перед отбоем в туалет, чтобы побриться, внутри никого не оказалось. Бритва долго смотрел на тонкий шрамик, оставшийся от того самого пореза, который послужил поводом знакомства с Авророй. Откуда взялась эта мысль, он не знал и уж точно не хотел покончить с собой, но рука как будто сама резанула опасной бритвой по месту рядом со шрамом.
Затем еще и еще, пока сознание сержанта не помутилось и мысли об Авроре не скрыла всепоглощающая чернота, оставив напоследок лишь одно воспоминание запах Авроры, запах свежеопавшей

 

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *