Глоток свободы

В выходные дни дачный поселок оживал, становился похожим на коммунальную квартиру. В субботу с утра соседи дружно включали газонокосилки, вечером топили бани и зажигали огни мангалов.
Аладдин Куралесович встал не с той ноги. Он грустил, наблюдая за шаблонным поведением собратьев по отдыху. Его расстраивало пасмурное небо, бессмысленная возня детей и даже веселый смех Шахерезады Ягуаровны.
Аладдин Куралесович собирался в отпуске наслаждаться легкостью бытия, но вместо этого ощущал себя жвачным животным, удел которого жрать, пастись и размножаться.
— Над чем смеетесь — поинтересовался он у Шахерезады Ягуаровны тоном человека, уверенного, что смеются именно над ним.
— Играем в ассоциации, — ответила ему Шахерезада Ягуаровна. — С чем у тебя ассоциируется слово «олень»
«Издевается», — подумал Аладдин Куралесович. Вслух он пробурчал, что ему неинтересно и вышел во двор.
На участке слева пасся быковатый сосед Артем. Через дорогу незнакомая старая корова развешивала белье.
— Вернись, лесной олень по моему хотению. Умчи меня, олень, в свою страну оленью, — напевала девочка на участке справа.
Возвращаться в Москву Аладдину Куралесовичу не хотелось. Он оценил небо на предмет возможных осадков и решил пойти в лес, развеять навязчивые парнокопытные ассоциации или сделать их более благородными с помощью монотонной охоты за черникой.
Чувствуя себя немного хищником, Аладдин Куралесович покинул дачный поселок.
Из леса Аладдин Куралесович вернулся в сумерках. Мягкой поступью, словно кот на полусогнутых задних лапах, он подошел к своему участку, открыл калитку и, скинув с плеч рюкзак, присел на скамейку. В правом внутреннем кармане он нащупал маленькую бутылочку недопитого коньяка, и в тот момент, когда уже отвинтил крышку, чтобы уничтожить последний глоток, из дома вышла Шахерезада Ягуаровна. Аладдин Куралесович не вздрогнул, как школьник, застигнутый со стаканом портвейна в школьном туалете. Он замер на мгновение, потом медленно поднес горлышко бутылки к губам и выпил.
— Разбавленный, — резюмировал Аладдин Куралесович и поставил пустую тару под скамейку.
Глядя на расслабленное лицо любимого, Шахерезада Ягуаровна сделала вывод, что коньяк был разбавлен пивом.
— Три литра, — слегка растягивая слова произнес Аладдин Куралесович и кивнул на свой рюкзак.
— Чего Дагестанского — не поняла Шахерезада Ягуаровна.
— Три литра черники из подмосковных лесов принес я тебе, женщина, — Аладдин Куралесович качнулся вперед, намереваясь подняться на ноги. Он оторвал зад от скамьи, оперся об нее левой рукой, как бы оценивая свои силы, и вернулся в сидячее положение.
— Устал, — сказал он. — Сядь со мной рядом, я расскажу тебе, как тяжело мужчине на охоте.
Дети в это время смотрели сказку. Шахерезада Ягуаровна присела рядом с Аладдином Куралесовичем и приготовилась слушать охотничью историю.
Аладдин Куралесович вздохнул и хищно оскалился. Шахерезада Ягуаровна немного отодвинулась, чтобы Аладдин Куралесович огненным дыханием не опалил ее ресницы.
— Они все сожрали, — он кивнул в сторону леса.
Традиционно считается, что жена должна понимать мужа с полуслова, но Шазерезада Ягуаровна к полумерам не привыкла. Для ощущения полной ясности ей требовалась конкретика. Аладдин Куралесович же с Дагестанским в крови не мог удовлетворить этой ее потребности. Поэтому Шахерезада Ягуаровна решила применить технику активного слушания.
Любимый изрыгал пламенную речь, а Шахерезада Ягуаровна сидела словно окаменевшая, изредка кивала в знак согласия и задавала уточняющие вопросы.
— Кого ты имеешь в виду, когда говоришь об оборзевших говнюках
Аладдин Куралесович перескакивал с темы на тему, с грибников на комаров и обратно.
— Правильно ли я понимаю, ты говоришь
Уточнять Аладдин Куралесович не собирался. Но напомнил, что он свободный человек в свободной стране. Дагестанский в его крови усложнял Шахерезаде Ягуаровне установление эмоционального контакта с любимым.
Наконец, Аладдин Куралесович успокоился и произнес:
— Я ушел в лес за глотком свободы, но стоило мне протянуть руку за ягодой, как полчища кровососов впивались в мою плоть. Я хотел все бросить и бежать. Но мой долг, — он стукнул себя кулаком в грудь, — вернуться не с пустыми руками. Я терпел, отсчитывал ягоды горстями. Чуть не рассыпал все к чертовой матери, когда перебирался через бурелом. Хорошо, что магазин еще не закрылся. Там эта тварь: «Покажите паспорт». Да я отец нескольких детей! У меня это уже на лбу написано.
Аладдин Куралесович помолчал.
— Продала все-таки, — произнес он удовлетворенно. Потом откинулся на спинку скамейки и обнял за плечи Шахерезаду Ягуаровну.
Она хотела сказать, что свобода — это состояние души. Но промолчала, потому что состояние этой самой души у всех разное.

Источник