Истории из жизни реальных людей
Если кто-то Вам показывает свои военные фотографии, то он был около войны.
Он не воевал, он фотографировался на войне.
Актёр Инокентий Смоктуновский
Сейчас всё гладко, как поверхность хляби.
Равны в пределах нынешней морали
И те, кто бл**овали в дальнем штабе,
И те, кто в танках заживо сгорали.
Стихи Иона Дегена
Мой отец не любил рассказывать о войне, поэтому все воспоминания его о страшных тех годах, уложились в этот короткий рассказ.
Этот разговор происходил в праздник «первомая». Мы только что вернулись домой после демонстрации и, помнится, было на улице в тот день очень тепло.
На кухне нашей ленинградской коммунальной квартиры, за столом, сидят трое: мой отец, сосед Женька и я, с интересом глядящий на них, ощущая себя в этот момент совсем взрослым.
Женька с женой живёт в шестиметровой комнате. Наша комната намного больше, но нас там четверо — мама, папа, моя старшая сестра и Грим. Грим, это наш чёрный беспородный пёс.
Это лишь часть обитателей нашей большой коммунальной квартиры, но те, о ком пойдет речь в моём рассказе.
Ах, нет! Я же сам вам не представился.
Зовут меня Славка, родился я сразу после войны и в ту пору, о которой пойдёт рассказ, было мне 7 лет.
Теперь возвращаю вас обратно на кухню.
На клеёнке, покрывающей стол, стоит открытая маленькая (250 грамм) чекушка водки, тарелка с тонко нарезанной колбасой, да чёрный хлеб.
На отце был одет, модный в ту пору, под военную форму, костюм тёмно-синего цвета. Гимнастёрка, перепоясанная кожаным солдатским ремнём, брюки «галифе», хромовые высокие сапоги. Помню большие отцовские руки. Руки шофёра грузовика. Над левым, накладным карманом гимнастёрки, колодки орденских ленточек. Тогда редко можно было увидеть на улице людей, которые носили бы ордена напоказ, чаще прикрепляли такие колодки.
Взрослые выпили по маленькой стопочке, Женька произнёс задумчиво:
-У тебя, Семён, столько наград, ты прошёл всю войну. А я вот и месяца не провоевал, да и из наград у меня лишь Медаль «За освобождение Варшавы», да это.
И Женька дотронулся левой рукой до пустого правого рукава пиджака. Я знал уже, что девятнадцатилетнего Женьку, после окончания курсов командиров, послали младшим лейтенантом на фронт, в Польшу. Но его, чуть ли не в первом же бою, ранило и окончание войны он встретил уже в госпитале. Теперь он, после окончания ветеринарного института, работает в лечебнице для животных.
— Женя, я не терплю этого слова «ПРОШЁЛ войну». Это не было весёлой прогулкой. Я войну ПРОВОЕВАЛ. А награды…. Их получали по разному на фронте — Отец замолчал, вспоминая что-то. Тут ему в колено ткнулся Грим, словно напоминая, чтобы папа продолжил рассказ.- А, собачка. Дааа. Можно сказать, что собака спасла мне жизнь на фронте.
Было это на Ленинградском фронте, в зиму 1941 года. Это было то время, когда активное наступление немцев на Ленинград уже прекратилось и город был взят в кольцо блокады. Зима выдалась в тот год невероятно суровая. Мы постоянно находились в окопах. Было холодно, доставали расплодившиеся на наших, давно немытых телах, вши, но больше всего мучил нас тогда голод. Солдатский паёк был не намного больше, чем давали по рабочим карточкам в городе. Солдаты пухли от водянки, от того, что пили много воды, чтобы этим как-то заглушить голод.
Мы сидели в обороне, но иногда нас посылали в атаки. В них не было никагого смысла, но, как говорил командир нашего полка:»Чтобы солдатики не закисали и размялись немножко.» После таких «разминок» в наши окопы не возвращалось много бойцов. Все ребята всё же держались героями. Но наш командир был скуп на награды для солдат.
И какой подлостью на этом фоне выглядел, иногда появляющийся в окопах, с лоснящимся, сытым лицом, в тёплом меховом полушубке, всегда в сопровождении здоровой, откормленной овчарки, наш командир части. Пса он вёл на поводке, проходя мимо солдат, пёс скалился и рычал.
В нашем подразделении, я сдружился с тремя солдатами. Эта дружба началась с первых дней войны, когда нам на четверых выдали одну винтовку. И мы, перед каждым боем, тянули жребий, кому идти в этот бой с винтовкой. Потери в роте были большие и поэтому уже вскоре каждый из нас имел по винтовке павшего в боях бойца. Нас же четверых Бог пока миловал. Никто из нас не имел даже царапинки. Но вероятность того, что мы протянем ноги от голода была не менее велика.
Нас немного спасало от голодной смерти то, что один из нас четверых, был из одной деревни с Серёгой, который с самого начала войны был личным поваром нашего командира части. Да, эта су..а имел ещё и своего повара, которого он берёг и не посылал ни в какие атаки. Серёга иногда приносил нам в котелке объедки от обеда хозяина, обглоданные куриные кости вперемежку с огрызками хлеба. Собаке куриные кости не давали, чтобы она не подавилась и не подохла. Мы не ели это сразу, а ставили на несколько дней поблизости от горячей чугунной печки «буржуйки», что стояла в нашей землянке. Через несколько дней всё содержимое котелка начинало закисать и бродить и когда куриные кости становились мягкими, мы, залив горячей водой всё это, неприятно пахнущее кислятиной, месиво, ели, пуская котелок по кругу. Эту похлёбку мы называли «французским бульоном». Но, есть нам хотелось постоянно.
Однажды, было это рано утром. В окопах появился разъярённый командир полка. На этот раз он был без собаки и орал на нас, словно бешеный:»Кто украл собаку! Я Вас, тварей, урою всех! Пошли сейчас же в атаку, падлы! Вперёд!»
Мы непонимали за что он нас, и кому нужна была эта бессмысленная атака, но бежали вперёд, в темноту Эти безумные атаки продолжались около недели. Много тогда полегло наших молодых ребят. Нам, четверым, опять повезло. Но мы уже совсем доходили от голода. Через пару недель, когда мы сидели в землянке и глотали пустую тёплую воду, Ренат, один из нашей четвёрки, тихо сказал:»Ребята, а ведь это я, командирского кобеля прикончил. Я его тушу прикопал там, в снегу. Предлагаю сегодня сварить суп с мясом. Собаки, если экономить, на месяц хватит. Я же из казанских беспризорников. Мы часто такие трюки устраивали, собак воровали, жрать-то хотелось.»
Отец, погладил Грима по голове и, улыбнувшись, произнёс:
-Ты уж извини меня Гримушка. Тогда была война.
Воевать стало повеселее. Уже и не так страшны были вши. Но мне пришлось лишь 5 раз отведать того супа с мясом. Я получил ранение в плечо и меня должны были отправить в ленинградский госпиталь. Помнится, что Серёга-повар, рассказывал нам, что у полковника есть «зазноба» в госпитале и он иногда посылал к ней его, Серёгу, чтобы тот передал ей гостинец. Вот и теперь, погрузили нас, раненных, в открытый кузов грузовичка, а в кабину, рядом с шофёром, сел Серёга-повар. Наверняка, в очередной раз, вёз продукты для командирской «крали». А может быть повар уже и сам завёл себе там, в госпитале, какую-нибудь санитарочку.
В госпитале, я сидел в коридоре на полу, в ожидании моей очереди на операцию. Сижу, корчусь от боли и вижу, что в нескольких метрах от меня, уже без шинели, в гимнастёрке, стоит наш Серёга и треплется с молодой девчонкой в белом халате. Он не заметил меня среди других раненых. Я хотел было его окликнуть, но тут я увидел такое, что заставило меня смолчать. Вся грудь Серёги была украшена множеством орденов и медалей. Среди них: орден «Красного Знамени», медаль «За отвагу», орден «Красной Звезды», который давали за особый героизм в бою. Были и другие медали.
От злости, обиды и возмущения на него, меня даже на время отпустила боль. В первый момент я подумал, какая же этот Сергей сволочь. Но, с другой стороны, пусть хоть ему повезло. Поскольку я не уверен, что окажись я на его месте, поваром при командире, не поступал бы так же. Хотя
Ранение моё оказалось лёгким. После выздоровления я попал уже в другую часть, шофёром и до самого следующего ранения ездил по уже подтаявшему льду Ладожского озера, по «дороге жизни». Там чуть было не погиб, когда я, в цепочке машин, на своей полуторке, которая была наполовину нагружённая снарядами, наполовину продуктами питания, двигался по льду, налетели немецкие бомбардировщики. Непонятно было, как они прорвались, ведь небо над ледяной трассой, как писали в газетах, было плотно закрыто нашими лётчиками. Бомба угодила в машину, идущую в двадцати метрах впереди меня. В ней были снаряды. Взрыв был очень сильный и осколки разлетались далеко в разные стороны. Один осколок попал и в кузов моей машины и угодила эта железка, на счастье, в ящик с шоколадом. Иначе не сидел бы я сейчас здесь, с вами.
Женька налил водку в стопочки. Мужчины выпили за погибших…..
P.S.
Вспоминаю. Как я, малышом, сидя в нашей комнате на диване с отцом, рассматривал его военные награды. Они хранились в деревянной шкатулке, на дне которой лежала толстая пачка старых облигаций.
Наград было много, но из всех я запомнил: медаль «За оборону Ленинграда», медаль «За освобождение Варшавы», орден «Красного Знамени», орден «Красной Звезды».
Особенно мне нравился орден СЛАВЫ. Папа шутил, что это, мол, Славка, твой орден.
Я тогда спросил отца:»Почему ты, да и многие остальные, пришедшие с войны, не носят ордена»
Отец, вздохнув, ответил:»Не знаю, Славик, поймёшь ли ты Но, сынок, столько людей не дождались с войны своих близких. И что же я, выживший, буду сверкать перед ними наградами, напоминая об их горе Да и твоя мама и другие, пережившие блокаду здесь, в Ленинграде, разве они не достойны высших наград Родины Но они их не имеют. Не буду утверждать, но возможно, по этой же причине и остальные, действительно провоевавшие, носят лишь скромные орденские колодки, а не ордена и медали.»
Автор: