Истории из жизни реальных людей
Когда-то в этих окнах горел свет. Можешь себе представить В доме теплилась жизнь, и витал аромат яблочных пирогов. На кухне топилась большая печь из красного кирпича, обдавая домочадцев уютным жаром в осенние дни, а по вечерам дом заполняли песни и задорный смех. Подслеповатая бабушка выключала черно-белый телевизор и учила младших внуков играть в карты, а те, заговорщически хихикая, нет-нет да и норовили смухлевать, думая, что старушка ничего не видит. Отец откладывал в сторону замасленный шомпол и ружьё, брал гитару и крепкими мозолистыми пальцами перебирал струны. Мама садилась поближе к печи и пела старые песни, укачивая на руках кроху Алана. Тогда и двенадцатилетний Ятис присоединялся к общему веселью и подпевал матери.
Ба, Тим-Тим опять жульничает, кричала Лили.
Тим-Тим, нельзя! шутливо грозилась старушка, тасуя колоду сухими морщинистыми пальцами. Ты чегось, шулер какой что ль Нельзя!
Льзя, смеялся Тимин, пряча в рукаве очередную козырную карту. И игра продолжалась.
Порой Лили надоедали карты, тогда малыши просили бабушку рассказать сказку. Старушка садилась у печи в кресло-качалку, брала спицы, пряжу и начинала новую историю.
Однажды в далёком лесу жила-была кукушка. И было у неё двадцать птенцов. Старшие сильные, крепкие, матёрые, а чем младше, тем слабее, беспомощнее они были. И росли детки не по дням, а по часам. Кукушка-мать из сил выбивалась, всё носила в клюве то гусениц, то жучков. Но прожорливые птенцы никак не могли наесться и, в конце концов, начали клевать собственную маму. Плакала она, крыльями израненными махала, летала до самых отдаленных мест, дабы еды достать своим детям. Воротилась однажды вечером к гнезду, а из двадцати птенцов только десятеро остались. Старшие да сильные от голода младших проглотили, даже косточек не оставили. Опечалилась кукушка, да перестала гнёзда вить. С тех пор подбрасывает она яйца другим птичкам, а каждую весну оплакивает и пытается позвать своих потерянных детей.
Но всё это песни по вечерам, карты, сказки осталось в прошлом. В том, в котором была мама. С тех пор как она ушла, прошло пять лет. И теперь семья жила вшестером: Ятис, отец, бабушка Эда, Тим-Тим, Лили и малыш Алан. И если десятилетний Тимин и восьмилетняя Лили ещё сохранили в памяти смутный образ ласковой женщины с тонким голоском, которая пела им колыбельные, то Алан вовсе не знал мать. Оставив полугодовалого сына в люльке, женщина покинула семью, дом, а затем и деревню.
Я хочу найти её, сказал однажды Ятис отцу, сидя с удочкой на берегу реки.
Я не могу тебе помешать, отозвался Халд, даже не уточняя, о ком речь. Всё было понятно без слов. Скажу лишь, что она теперь не такая, какой ты её помнишь.
Но она моя мама!
Это да, отец кивнул, не отрываясь от дела. Была.
За пять лет Ятис ни разу не осмелился задать отцу главный вопрос. Каждый раз, когда речь заходила о матери, глава семьи скрещивал руки на груди и принимал равнодушный вид. Деланное безразличие, холодная отстраненность говорили красноречивее криков и слёз. И Ятис старался не касаться этой темы.
Беглянка, вздыхала бабушка Эда. Нечего вспоминать о ней, пустое это
Но каждый раз в её усталых, подёрнутых мутной старческой дымкой глазах появлялась тоска и безграничная скорбь.
А кто такая беглянка спросила однажды Лили. Ба
Неча тебе такое знать, Цветочек. Беглянки народ дурной, скверный. Судьба у них такова
Ну будет тебе, старая, отрезал Халд. Нечего в доме о помешанных разговоры вести, только беду накличешь.
С тех пор никто не заводил об этом разговор, лишь бабушка Эда порой вздыхала о дочери, но уже безмолвно, тайком.
В один из солнечных осенних дней, когда Халд по обыкновению был занят во дворе подготовкой к зимней охоте, Ятис решился задать тот самый главный вопрос, волновавший его вот уже пять лет. Но не отцу.
Ба, а почему мама ушла от нас
Старушка неловко дёрнулась и выпустила из рук тесто для яблочного пирога. Густое, но ещё липкое, оно лепёшкой расплылось на деревянном столе.
Неча тебе знать, голос бабушки дрогнул. Судьба такая у беглянок. Не воротить их, Ятис, не воротить. Забудь о ней. Я ж вижу, ты места себе не находишь, всё мечешься, как щенок, оторванный от титьки суки. Да только гиблое это дело беглянку искать. Так чего уж теперь болтать попусту
От слов бабушки бросило в жар и стало почему-то очень стыдно. Ятис хотел было вскочить и броситься прочь из дома, но что-то его остановило. Быть может, собственное упрямство, а может, безнадежная, неутолимая тоска в глазах старушки.
Кто такие эти беглянки спросил Ятис.
Моя матушка ушла, когда брату было несколько месяцев от роду, бабушка Эда напористо взялась за тесто и начала рассказ, не глядя на старшего внука. Вышла однажды за водой и не вернулась. Тогда соседи окрестили нас детьми кукушки. Люд деревенский обходил стороной наш дом, всё чурался да глаза отводил. Бабы по углам шептались, маму нашу то ведьмой называли, то помешанной. Беглянкой. А спустя два месяца ещё две женщины ушли из семей. У обеих дома детки остались, махонькие, как и братец мой. И явился тогда люд к порогу нашему, явился с вилами и ружьями, топорами и тяпками. Прогнали нас из села криками и угрозами. Дескать, матушка наша с нечистыми силами якшалась, да беду на всю деревню навлекла. А дети кукушки проклятое потомство, порченое, бесовское.
Ятис слушал, затаив дыхание. Быть может, народ не так уж и сильно ошибался Бабушка Эда очень рано лишилась матери, а затем и дочь покинула свою семью. Разве бывают такие совпадения
Ты помнишь старую сказку про кукушку спросила бабушка, посыпая яблоки сахаром. За лето эти птицы откладывают до двадцати яиц, но не сразу. Сначала одно, через несколько дней другое. И пока младшие птенчики только-только начинают вылупляться, старшие вырастают и превращаются в обжор. Была такая песня: И о том кукует кукушка, что нет у неё гнезда.
Но женщины… Ятис растерялся. Почему они уходят
А почему кукушка подбрасывает яйца
Чтобы защитить птенцов. Но мы не они. От кого же мама защищала нас
От себя, мой милый, бабушка, наконец, взглянула на внука. Она помешанная. Больная. Быть может, это единственная верная вещь, которую она сделала в миг просветления. И тебе не воротить её.
Той осенью Ятис ушёл из дома. Коли даже кукушки плачут по потерянным детям, так может и мама ещё помнит о них Помнит лопоухого Тим-Тима со смешными крупными зубами, круглолицую Лили с розовыми бантиками на макушке, кроху Алана. Должна, должна помнить! И Ятис непременно найдёт её, отвезёт в больницу, а потом приведёт домой. Алану всего пять лет, он потом, может, и не вспомнит, что мама вообще уходила. Лили сможет поделиться девчачьими секретиками и научиться красиво завязывать бант, как умеют делать только женщины. Тим-Тим сначала будет обижаться, но и он совсем скоро оттает и простит маму. А отец перестанет скрещивать руки на груди и отворачиваться от детей, пытаясь скрыть чувства. Всё это будет, нужно лишь найти её. Беглянку.
Осень плавно сменилась зимой, а зима уступила место весне. Прошёл год, затем второй. Ятис покинул родную деревню и, кочуя из селения в селение, добрался до городов. Знакомых, кто мог бы помочь в поиске матери, почти не осталось.
Последний раз я видела её года три, наверное, назад. Да, точно, три! Исхудала она, кожа да кости. Нервная вся стала, дёрганная. Кидало её, как на качелях, то в хохот, то в рыдания. О вас горевала, о детках своих, и тут же смехом заливалась. А худая-я-я тётушка Цета махнула рукой. Померла уж наверняка.
Ятис поблагодарил и ушёл. Да только идти было некуда. Больная бездомная женщина в большом городе, что иголка в стогу сена. Ни дома, ни работы, ни документов. И как найти такую Но Ятис не сдавался. Обошёл все больницы, приюты, монастыри. Побывал в скопище бродяг у старого кладбища, съездил к другой тётке в соседний город. Ничего. Ни следа, ни намёка. Видно, права была бабушка Эда. Надежды не осталось. Пора домой.
Он вернулся спустя три с половиной года. Одним весенним вечером остановился у покосившейся калитки с облупившейся зелёной краской. Дом отсырел, поник под тяжестью ненастий, протяжно вздыхал и скрипел половицами. Разбитые окна чёрными язвами зияли на теле дома, отпугивая всех, кто подходил к нему. Ныне там гулял лишь одинокий ветер, терзал остатки разодранной плёнки, некогда натянутой на рамы вместо стёкол. Тропинки заросли бурьяном, а весь двор утопал в груде хлама. Вот изъеденная ржавчиной лодка, на которой отец по осени сплавлялся рыбачить вниз по реке. Ворох плесневелой одежды, поломанные игрушки, стоптанный сапог без пары. Чуть поодаль летний переносной цыплятник с мелкой сеткой, из плетения которой до сих пор торчали пёрышки. Ятис взглянул в пустые глаза дома. Мёртвый покой. Заброшенные развалины. Неужели там когда-то горел свет
Ятис не знал, что случилось и где сейчас его семья. Увидит ли он их когда-нибудь Куда теперь идти Пустые вопросы, а в ответ тишина, только слышно, как где-то далеко-далеко в лесу плакала кукушка, созывая потерянных детей.