Копылов

 

Копылов По Москве, где-то рядом с Царицыно, идёт пожилой мужчина, слесарь Копылов. На вид ему пятьдесят, но он уже обрюзг, одежда у него мятая. В голове лёгкий туман, похмельная пьянь,

По Москве, где-то рядом с Царицыно, идёт пожилой мужчина, слесарь Копылов. На вид ему пятьдесят, но он уже обрюзг, одежда у него мятая. В голове лёгкий туман, похмельная пьянь, последствие крепкой вечерней попойки. Сама голова не болит, но сознание точно немного шатается. Он идёт по ровной дорогое, а чувствует себя, как на речном корабле: чуть влево чуть вправо. И режет в животе, и хочется есть, а ещё больше пить.
Утро прекрасное. Светит солнце, дует лёгкий приятный ветерок. Совсем не холодно, но и не жарко. Сбоку рассада городских цветов, воздух свеж, как никогда, нет никакой суеты, а по тротуару бегают и играют в догонялки маленькие дети. Кажется, что всё слилось в своей непринуждённости, всё приятно, красиво, легко. И если кто пойдёт утром в такой момент, то, может быть, про себя скажет: «Боже! Как хорошо это жить». Но Копылов только идёт, недовольно смотрит на детей и бормочет под нос: «Суки!»
Разбегались тут, и пройти даже нельзя, говорит он желчно сам себе, так, что услышать его можно только идя рядом и прислушиваясь. А что если они заденут кого или машину разобьют А где родители Им, видите ли, наплевать… Пожалуйста! Рожайте, пусть будут беспризорниками, потом воруют, колются. Ну что за страна! Один бардак! и злобно плюёт под ноги.
Дети уже убежали. Теперь не на кого раздражаться и некого винить. Но Копылов уже разгорячился. Он задумался и мысли злобные, обиженные крутятся в голове, и их не остановить. По жилам его пошёл жар, точно пропитый голодный желудок испустил горячую желчь по всему телу. Он смотрит на дорогие машины, пролетающие на дороге, смотрит на цветы. Его гложет непонятное чувство, от которого иные порой плачут, и то ли жалко себя, то ли непонятно что. Ему пятьдесят, он всего лишь слесарь. А они… На дорогих машинах, которые стоят, как половина его квартиры. И за что он всю жизнь работал и беден, а они вдруг богатые и счастливые Нет, спроста это быть не может. Во всём точно виноваты цветы!
Да захрена эти цветы Иным хлеба купить не на что, а эти сажают цветы. Получили в бюджете десять миллионов, посадили посадили на пять, а затем пилят, пилят. А потом у них и машины и цветочки на дорогах. А простым людям ничего. Пусть, пусть дохнут. Пожалуйста разворуем страну. Сплошной бардак! И никому ничего не надо…
Погрузившись в мысли, Копылов не замечает бордюра, вдруг спотыкается и падает на правую руку. Кисть начинает кровить. Копылов встаёт, подбегает к бордюру и начинает бешено его пинать. Но бордюру всё равно, а у Копылова болят от этого ноги. Ему кажется, что поставили сюда этот бордюр из глупости, какой-то чиновничьей похабщины потому что ничего правильно не делают в этой стране и никогда не думают о людях. «Да чтоб сдох тот, кто сюда его поставил,» расстроенный, садится Копылов на этот бордюр и про себя продолжает ненавидеть всех и ругаться.
А через десять минут встаёт, точно проснувшись (хотя и не спал), сразу поворачивает с тротуара и идёт по шоссе. Водители бьют по тормозам, чуть не врезаются друг в друга, сигналят. А он и не пытается пробежать быстрее, глядит на них высокомерно, будто сама дорога его, и они все должны ему уступать: «Понастроили дорог, негде пройти.»
У самого дома он опять переходит уже небольшую дорогу. Перед ним тормозит большой чёрный Крузер. Он смотрит на него как-то недоверчиво и делает шаг назад. «Велкам!» фамильярно кричит Копылов. Джип мигает ему фарами. Тогда Копылов делает жест, точно махает рукой куда-то в сторону: «Велкам!» Внедорожник проезжает, но останавливается, из окна высовывается недовольная лысая голова. У Копылова по телу проходит лёгкая дрожь.
Что ты мне тут какие-то фокусы показываешь Какое тебе веком
Я говорю: «Велкам!». По-английски: пожалуйста, значит, езжайте.
Ты по-русски говорить не умеешь говорит крупный лысый мужчина, недоумевая. Ты патриот зачем-то добавляет он.
Я-то патриот. А ты
Раз патриот, то и нормально выражайся.
А ты, я смотрю, на очень патриотичном автомобиле катаешься… тогда на русский садись и езди, отвечает гордо Копылов, он явно доволен своим остроумием.
Против его ожиданий, дверь машины открывается. Оттуда выходит хозяин — огромный и выше Копылова на две головы.
На чём, говоришь, я должен ездить
Слышь, ты, здоровье побереги, отвечает Копылов нагло, хотя внутри испуг.
И тогда хозяин идёт на него, толкает грудью. Копылов моментально трезвеет.
Ты будешь за меня решать, на чём мне ездить А
И вдруг замахивается рукой. У Копылова захватило дыхание, посыпались искры в глазах, он начинает махать над собой руками, будто отгоняя мух. Хозяин даёт ему щелбан.
Поменьше пей, дед. И научись разговаривать, смеётся лысый мужчина и садится обратно в машину.
В квартире у Копылова темно. Ремонт отвратный, обои отсохли и по верхам валятся со стен. Пахнет щами и кошачьей мочой. Помимо него там живёт дочка, зять и двое их детей. Копылов заходит, и его никто не встречает. Дочка, после получаса показательного молчания, полного какой-то беспричинной обиды, всё же спрашивает его на кухне, когда он пьёт чай.
Ну и что с рукой
Подрался…
Опять ты напился
Нет. Поставил одного богатенького на место. Он мне на своём джипе дорогу не хотел уступать.
Сразу прибегают внуки.
Деда, деда… Ты правда подрался
Да… нехотя отвечает он, некоторым надо уметь разговаривать.
Деда, а покажи руку.
Они смотрят на неё, ощупывают. Они никогда не видели разбитой руки. Сначала она кажется им противной и отвратной. Потом заставляет мечтать о том, как их дедушка дрался.
Деда, а как ты его
Рано вам ещё знать такое.
Ну деда…
Пошёл он на меня, замахивается. Я его по печени левой и правой сразу в лицо. Голова крепкая была. Вот и разбил. Этого вам достаточно Идите отсюда, не мешайте чай пить, а то сейчас выпорю, отвечает Копылов цинично, но на душе у него приятно и тепло.
А уже во дворе Копылов довольно закуривает сигарету и щурится.
Я тут одного бандита поставил на место. Прямо вон там. На Луганской.
Хорош молоть-то… отвечают ему другие деды.
Молоть Так посмотри руку, и в доказательство поднимает правую кисть.
Все смотрят, удивляются.
Вот беспредел-то. И прямо на улице
А где ещё Иду по зебре. Он на меня едет, сигналит. Остановился прям у меня. Ну я ему и показываю рукой: «Велкам!» Пожалуйста, мол, езжай, я даже не протестую. А он мне: «Ты что, не патриот» Я ему и отвечаю: «Ты тогда на русской машине езди, патриот».
Какой-то дед цыкнул.
Молодец, Петрович. Всё, как надо, сказал.
Ну так он ещё, сука, выходит, толкаться начинает, борзеет. Чем больше шкаф, тем громче падает… Он руку только занёс я его сразу по печени левой. Он, значит, потерялся я его тогда и срубил правой в лицо. Руку разбил.
Ай молодец, Петрович, ай да дед.
Когда Копылов уходит домой, все продолжают обсуждать, охают, рассказывают другим из соседних дворов. А к вечеру новость уже знают все, кто знает Копылова. И вечером даже продавщица ему говорит:
Вы, Петрович, слышала я, бандита какого-то поставили на место.
Да. Было дело, сладко улыбается Петрович. Такая махина… Думал, убьёт. Но разве это важно
Впечатлённая, продавщица даёт ему бутылку в долг, и, выйдя, он сразу открывает её и довольный пьёт.
Ночью Копылов ложится в постель счастливый и пьяный. А в кровати всё вспоминает, как ударил по печени левой и срубил правой. И ему всё больше верится, что это было наяву.
Рассказывал он эту историю и своим новым знакомцам, когда пил с ними через месяц у метро.

 

Копылов По Москве, где-то рядом с Царицыно, идёт пожилой мужчина, слесарь Копылов. На вид ему пятьдесят, но он уже обрюзг, одежда у него мятая. В голове лёгкий туман, похмельная пьянь,

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *