ВОЛЧЬЯ ДУША

— Тот, кто говорит о том, что волк это одно из самых благородных животных, никогда не сталкивался с тундровыми волками. Они могут сутки идти за оленем, ожидая пока тот выбьется из сил, а потом кидаются все сразу. Они не боятся ни огня, ни пресловутых красных флажков. Не дай Бог столкнуться с такой стаей в одиночку, — голос дяди Прокопия, всегда такой добрый и мягкий, становился при этих словах на удивление жёстким, — Не верь сказкам, Наташка, волк не добрый дядюшка, тюфяк и размазня, которого можно обвести вокруг пальца. Это хитрый и коварный зверь, который никогда не прощает ошибок. И никогда близко не подходи, даже если тебе скажут, что волк домашний
Двойняшки Оля и Варя были совсем разными. Оля была бойкая, активная, про таких обычно говорят «боевая девчонка». Она бегала по окрестностям вместе с братом Ромой и его приятелями, одежда на ней просто горела, если бы не старшая сестра Настя, любившая шить, ходить бы ей раздетой! Варя же была тихой, домашней, даже немного забитой. Она с удовольствием помогала маме по дому, уже в восемь лет ловко доила корову, в десять могла приготовить обед на всю их большую семью.
Даже животных они любили разных. Оле по душе были лошади. Она часами пропадала на местном конезаводе, помогала тамошним работникам ухаживать за лошадьми, чистила их, мыла, кормила, поила. Летом ей разрешали кататься на них, и тогда девочка мчалась во весь опор по тундре, смеясь от переполнявшей ее радости. Правда, далеко она не уезжала, понимала, что это опасно. А вот Варе больше нравились собаки. Девочка быстро находила с ними общий язык, и они платили ей взаимностью. Наверное, она бы и кошек любила, но только кошек в те времена в ее родных местах никогда не было.
Девочкам не было и тринадцати лет, когда умерла их мама. Папа, забрав маленького новорожденного брата, уехал на участок, дом в селе закрыл. Девочки, их старшие брат Рома и сестра Настя переехали в интернат, старший брат Прокопий уже жил своей семьей, а еще один брат, Савелий, лежал в районной больнице, лечился от психического расстройства. На каникулы все вновь собирались в родном доме, девочки увлеченно возились с живой куклой младшим братиком Игнатом. К слову, кукол у девочек никогда не было, у *юкагиров иметь игрушки в виде людей считалось грехом.
В один из таких дней Ромка притащил в дом белого щенка. Он нашел его в тундре, одного, скулящего от ужаса. Над щенком кружились вороны, явно примеряясь, как бы схватить малыша. Мальчик удивился, откуда здесь щенок, да еще и один, пожалел и решил отвезти сестренке Варе, которая вечно возилась с собаками, как с отцовскими, так и соседскими.
Варя была в восторге! Белая шерсть щенка была немного жестковатой, и она подумала, что в нем явно течет волчья кровь. Она весь день возилась с новым питомцем, наглаживая его и целуя в холодный мокрый нос.
Вечером приехал отец, зашел в дом и увидел пушистую находку. Он помрачнел:
— Это же волчонок! Нет, не помесь, а настоящий волк! Его нужно выпустить, он дикий зверь, ему свобода нужна!
— Но, папа! Варя приготовилась плакать, — Он такой маленький, такой беззащитный! Если мы его с детства воспитаем, то он станет домашним! Мы в интернате книжку читали, «Белый клык» называется, там волк жил с людьми!
— Так то книжка, не жизнь. Да и в том Клыке вашем наверняка была собачья кровь, раз с людьми ужился! Не может дикий зверь в неволе жить и еще и радоваться этому! потом он обернулся к Ромке, — завтра выпустишь его!
— Пап, на него вороны охотились! Ты посмотри, он же совсем маленький! Пусть хоть месяц поживет, окрепнет, тогда и выпустим! Ромка умоляюще смотрел на отца, — Ну нельзя его выгонять сейчас, он погибнет!
— Может, и погибнет отец не собирался уступать, хоть глаза детей наполнились слезами, — Это закон жизни, выживает сильнейший. Месяц поживет, потом всегда будет за едой к людям приходить. Так и до беды недалеко!
Пока отец спорил с детьми, маленький Игнат доковылял до волчонка и обнял того за шею.
— Папа, посмотри! Игнатик его не боится! Ну, пожалуйста, на месяц! Мы перед отъездом в интернат его отпустим!
Афанасий не выдержал, махнул рукой, мол, делайте, что хотите! Было у него дурное предчувствие, но при виде младшего сынишки, обнимающего волчонка, сердце не выдержало, и он согласился временно приютить зверя.
Через несколько дней пришла страшная весть: война! Из интерната сообщили, что занятия осенью не начнутся, может ближе к зиме все учителя уходят на фронт. Сам Афанасий был уже стар, почти 50, да и семеро детей у него, призывать не стали. Прокопию, побежавшему в военкомат в первые же дни, дали бронь, сказали, что с его туберкулезом, доставшимся от умершей матери, он воевать не годится, пусть добывает пушнину и помогает оставшимся в совхозе женщинам. Савелий лежал в психиатрическом отделении больницы, о нем речь даже не шла. Ромке было всего 15, а Игнатику 2, поэтому так получилось, что воевать из семьи никто не ушёл.
Волчонок, которому дали имя Бёртё, что по-якутски и значило «волчонок», довольно быстро понял иерархию в семье. Афанасия он уважал и боялся, к Ромке относился как к равному, Игнатика терпел, но не обижал. А вот Варю и Олю мог и цапнуть, зарычать на них. Оля обижалась, а Варя пыталась задобрить Бёртё, заискивала перед ним, как будто он был главным. Дворовые собаки на волчонка рычали, он огрызался в ответ. Очень быстро он окреп, подрос, его белая шерсть стала еще жестче. Месяц, отведенный ему Афанасием давно истек, но разговоров о том, что пора бы и выпустить волчонка, даже не велось. Так он дожил в семье до глубокой осени.
В один из дней Варя пошла в сарай кормить Бёртё. Почему он кинулся, неизвестно. Может, хотел проверить свою силу, может, девочка чем-то разозлила его, но факт Варя была искалечена, волчонок практически порвал ее лицо. Сам он успел сбежать, что очень испугало Афанасия: волк, пусть и маленький, но уже отведавший человеческой крови Но его опасения оказались напрасными, труп белого волчонка нашли на окраине села, его загрызли собаки.
В медпункте девочке оказали первую помощь, но больше ничем помочь не могли. Врачей не было, и даже в районную больницу везти не было смысла. Фельдшер зашила самые глубокие раны, швы со временем зарубцевались, но безобразные шрамы остались на ее лице на всю жизнь.
После Нового года сообщили, что интернат вновь открывается, детей ждут обратно. Варя возвращаться отказывалась, не хотела никому показываться изуродованная, но никто девочку и слушать не стал.
Прошло время. Афанасий погиб, овдовел Прокопий, вышел из больницы Савелий, утонула Настя. Варя и Оля закончили школу и вернулись в родное село. Варя категорически отказалась учиться дальше, Оля сестру поддержала. Она устроилась на работу на конезавод, Варя стала надомницей, шила одежду от утонувшей старшей сестры осталась швейная машинка и прочее.
Замуж девушки так и не вышли, Варя по понятной причине, а Оля из солидарности с сестрой, хотя претенденты на ее руку были. Так и жили они втроем с больным братом Савелием в отцовском доме.
Им было уже под 40, когда к ним обратились с просьбой. Умерли дальние родственники, которых они и не помнили вовсе, остались ребятишки. Всех разобрали по разным семьям, остался один мальчик. Может быть, они возьмут его на воспитание Оля хотела отказаться, но Варя неожиданно заявила, да, возьмем!
Пете было три года, он не разговаривал, был легко возбудимым, очень часто у него случались совершенно немотивированные приступы агрессии. Оле он совсем не нравился, но ради сестры она старалась быть к нему терпимой. Со временем привыкла, стала жалеть. А вот Варя в приемном сыне души не чаяла, не знала, как угодить. Все свои нехитрые заработки тратила на игрушки и сладости, а остальное время они жили на зарплату сестры и пенсию брата.
Тетя Оля иногда приезжала к нам, жила по месяцу, а когда ей предстояло возвращаться, она горько плакала. Моя мама не раз предлагала ей остаться у нас, говорила, что работу найдем, устроишься, глядишь, и замуж выйдешь. Но тетя Оля только вздыхала, говорила, что не может оставить Вареньку и Савву, тем более с этим «дьяволенком Петькой». Почему «дьяволенком» я не понимала, мне никто тогда, конечно же, не объяснял. Меня она очень любила, постоянно привозила подарки не только от себя, но и от имени тети Вари и дяди Савелия, которых я никогда не видела, они из дома не выезжали.
Пете исполнилось 18, когда умер дядя Савелий. Сказали, что он задохнулся во сне, но так как он был давно болен, никто разбираться не стал.
В армию он не пошел, предоставил справку, что у него приемная мать инвалид. Все село его боялось, он был буйным, чуть что, сразу хватался за нож. В дело он его не пускал, но людям хватало увидеть его налитый кровью взгляд и нож в руке, чтобы не испытывать судьбу. Даже участковый обходил парня стороной, выговаривая тем, кто на него жаловался:
— А что я могу За слова не привлекают! Вот покалечит кого, тогда и приходите!
Но ситуация становилась все хуже и хуже. И тогда вмешался дядя Прокопий. Он давно хотел это сделать, но Варя падала на колени, рыдала и умоляла:
— Не трогай его! Пусть волчонок, но мой!
Слезы сестры Прокопий видеть не мог, да и Оля устало говорила:
— Оставь, Проня, не надо! Видишь, совсем свихнулась на своем волчонке. Думает, что в мальчишку душа Бёртё переселилась. Проживем как-нибудь! Может, перебесится парень!
Но как-то раз, заметив на руках Вари очередные синяки, Прокопий не выдержал:
— Всё, парень. Ты взрослый, у тебя родные сестры и братья есть. Езжай-ка ты к ним! Завтра я в райцентр собираюсь, заберу тебя с собой. Варвара на тебя никаких документов не оформляла, ты ей никто. Так что собирайся!
Утром Прокопий заехал к сестрам, но они его не встретили. Вышедший с чемоданом Петр сказал, что «мать спит, а тетка с утра на конезавод учесала». Звучало все вполне правдоподобно, поэтому Прокопий махнул рукой в сторону стоявшего недалеко бензовоза:
— Давай, залезай, я договорился!
В райцентре Прокопий договорился насчет общежития для парня, свел того со старшим братом. Закончил все свои дела и через три дня тронулся в обратный путь.
По дороге на свой участок решил заглянуть к сестрам и отчитаться, что Петьку довез, родным его сдал, на постой определил. Подъехал к дому и удивился, из трубы не шел дым. То, что он увидел в доме, его потрясло: Варя была задушена, а Олю пырнули ножом. Сколько раз он потом себя проклинал за то, что не заглянул в дом сразу, еще до отъезда! Если не Варю, то Олю, вероятно, можно было спасти! Сколько она так пролежала, истекая кровью и не дождавшись помощи
Потом была милиция, расследование В райцентре Петьки не оказалось, его брат хмуро сообщил, что тот его ограбил и куда-то смылся. Нашли его только через год, где-то на юге. На вопрос, зачем он убил Варвару и Ольгу, ответил, что приемную мать он всегда ненавидел за ее уродство, а тетка отказалась добровольно отдавать деньги. Еще и удивлялся, как его найти смогли Кстати, во время одного из допросов, он, явно рисуясь, похвалился: впервые убил еще в 18, придушил дядьку-инвалида подушкой. Тогда все с рук сошло, думал и сейчас сойдет. Светила ему высшая мера, но Нашли какие-то психические отклонения и поместили в спецучреждение. Лет пятнадцать назад его выпустили как «вылечившегося», и он посмел написать моему папе письмо с вопросом, можно ли ему приехать к нам. Папа был уже после первого инсульта и от такой наглости чуть не получил второй.
Сейчас этому уроду лет 60 или чуть больше, живет себе где-то. Надеюсь, что под забором
Когда я называла статью Волчья душа», я не имела в виду, что тетя Варя была права, говоря о переселении души. Нет, это совсем не так. Волчонка Бёртё с трудом, но можно понять. Он был диким зверем и остался им. А вот второй «приемыш», Петя Человек с душой дикого зверя. Если, конечно, у него она вообще была, эта самая душа…
*Юкаги́ры восточно-сибирский народ, относящийся к древнейшему населению северо-восточной Сибири. Происхождение именования «юкагир» точно не установлено; возможно, оно было дано этому народу русскими вероятно, посредством эвенков и в XX веке закрепилось как официальное наименование. Википедия.
Автор:

Источник