Художница и мышка

 

Художница и мышка Она рисовала с упоением. Плавно вела карандашную линию, торопливо заштриховывала тени. Чуть сильнее давила на карандаш или едва заметными точками проходилась по некоторым

Она рисовала с упоением. Плавно вела карандашную линию, торопливо заштриховывала тени. Чуть сильнее давила на карандаш или едва заметными точками проходилась по некоторым местам рисунка, парой движений делая его неуловимо живым и неповторимым.
Она рисовала совершенно против правил любой художественной школы, не имела высшего образования… словом, была настоящим художником.
Ее звали… ее не звали никак, потому что некому было звать. Она изредка рисовала на заказ, и тогда заказчики говорили просто художница или мастер. Эти заказные рисунки были не так хороши, как те, что она рисовала ночами. Но именно они позволяли ей иметь худую крышу над головой и скудную еду. Впрочем, еда ее тоже не сильно интересовала.
Настоящие рисунки, рисунки, приходящие к ней ночью, дышали изнутри и наполняли комнату свежестью первой весенней травы. Изредка с листов похрустывал прихваченный морозом снег. Яростные ливни, пройдясь вдоль стен, оставляли после себя вкусный аромат гроз. По ночам мир оживал вокруг нее, и простенькая комнатка становилась то волшебным лесом, то до упоения вкусным небом.
На все эти запахи к ней обязательно приходила мышка. Маленькая серая мышка, живущая где-то в своей норе. Она приходила нюхать и изучать.
— Смотри, — разворачивала девушка перед ней рисунок, — это горы. Ты, наверное, никогда не видела гор.
Мышка щурилась — сияние мраморно-белой верхушки слепило ее.
— А вот это, — художница брала другой лист, — настоящий океан, представляешь Настоящий!
Синяя глубина ворочалась на бумаге, тяжело вздыхала в унисон со своими обитателями. Большая рыбина плыла мимо мышки, не обращая на ту никакого внимания. Мышка принюхивалась и вставала на дыбки.
Художница дружила с мышкой. Та никогда не грызла ни карандашей, ни бумаги, хотя в доме у девушки больше особо было нечем поживиться. Но мышка приходила смотреть, а не питаться. Ей нравились рисунки, хотя однажды было несколько страшновато изучать большого рыжего кота, безмятежно дремавшего на листе. Кот и не думал просыпаться, но мышка предпочла смотреть издалека.
Девушка часто кашляла. Кашель мучил ее по ночам, не давая заснуть до рассвета.
— Он мой друг, — улыбалась она мышке. — Не позволит проспать в то время, когда так важно успеть нарисовать
Не договаривая, она склонялась над листом, и из непонятных штрихов, черточек, небрежных мазков вдруг восставала сама ночь — звездная, теплая и настоящая. С бумаги стрекотали цикады — их не было на рисунке, но они были, честное слово, были! Мышка прислушивалась в удивлении.
Один раз художница нарисовала и саму мышку. Та очень взволновалась, когда с листа на нее вдруг взглянула серая мордочка с блестящими темными глазками.
— Нельзя было не нарисовать тебя, — смеялась девушка сквозь кашель. — Ты же мой настоящий друг.
Мышка была согласна, только ей не нравился кашель. Она слышала где-то, что ближе к весне люди перестают так страшно, хрипло лаять и веселеют лицами. Мышка хотела бы, чтобы девушка тоже перестала так сгибаться и надрывно хрипеть. До весны оставалось немного.
Но ближе к весне художница почему-то не повеселела. Она сильно кашляла уже не только ночью, но и днем. И не каждый день вставала к своему столу с красками и карандашами. Иногда она лежала всю ночь, не засыпая, и громкое, странное, неправильное дыхание разносилось тогда по всей комнатке до рассвета. А с рассветом девушка наконец забывалась тяжелым сном.
— Это все пройдет, — говорила она мышке следующим вечером, когда, немного дрожа, наконец выбиралась из-под одеяла. — Зато, пока я спала, ко мне приходила морская волна. Сейчас покажу.
И с листа пахло солью и чайками.
Но однажды девушка не рисовала целых три дня. Мышка встревожилась. Она залезала на стол, смотрела оттуда на художницу. Скребла лапками по столешнице. Художница открывала воспаленные глаза на звук и слабо улыбалась. Но не вставала.
Встала она только на четвертый день. Пошатываясь, добрела до стола и, не присаживаясь, быстрыми движениями набросала что-то. Мышка немедленно пожаловала на звуки и замерла за спиной у девушки, выжидая, пока та закончит.
Художница с трудом выпрямилась и развернулась с листом к мышке. Та попятилась. С бумаги смотрело что-то черно-фиолетовое, страшное, безглазое. Даже кот не был так страшен, как вот это вот. Потому что это было непонятное. Неизвестное.
— Его зовут рак. Мне тоже не нравится, — покачала головой девушка, — но он так старательно пытается завладеть моим телом, что, похоже, руки сами решили откупиться. Такой вот портрет.
Мышка пискнула и отбежала в сторону, поближе к норке. Ей не нравился ни этот рак, ни то, как сильно дрожат руки, пытающиеся удержать рисунок.
— Приходи завтра, — предложила девушка. — Я нарисую его противоположность. Чтобы он пятился, а не ты. Идет
Это мышке понравилось больше.
Она пожаловала следующим утром. Девушка еще крепко спала, свесив длинную худую руку с кровати. Под рукой, на полу, лежал листок и карандаш. Видимо, этой ночью она рисовала прямо в кровати.
Мышке не терпелось увидеть обещанную противоположность. Она тихо-тихо, как умеют только мыши, перебежала к кровати и взглянула на бумагу.
Больше всего это было похоже на солнце. У мышки никогда не получалось смотреть прямо на него, но здесь это почему-то удалось. Оно по-настоящему грело, оно грело, как пришедшая наконец весна. Только ему недоставало буквально пары штрихов.
Мышка подняла мордочку и обнюхала руку девушки. Ледяную руку мертвой девушки, которой не хватило нескольких движений карандашом.
Тогда мышка яростно пискнула, в мгновение ока взобралась на стол, храбро кинулась на страшный рисунок рака и разорвала его в клочья.

 

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *