Ожидание

— Алёша! Бегом в церковь!
— Мама, Бурка потерялась, не могу найти!
— Алёшка, собаку не тронут, в церковь, бегом!
У дверей, с испуганными глазами, стоял отец Серафим.
— Скорее, Марфа, скорее! На подходе они уже.
Мимо них пробегали соседи, кто-то даже умудрился взять с собой свой нехитрый скарб, а старая Авдотья еле тащила свой старый 3-пудовый самовар.
— Брось его! Брось, старая, только тебя ждём!
— Сейчас! Чтобы на поживу гадам достался Нашли дуру! Его Федор Иванович, царствие небесное, со стольного града мне привёз! Не отдам!
Отец Серафим плюнул и ринулся помогать. За ним побежал Марфин сын. Вдвоём, втащив за локти вцепившуюся в самовар старуху, они влетели в церковный проем.
Двери за ними моментально захлопнулись.
Алёшка оглядел церковный приход. Тут собралась вся их деревня.
Даже деревенский дурачок, Кузьма, который год назад 60-е именины справил, стоял в углу и блаженно улыбался. Видать привёл его кто-то, не забыл, сам бы он прийти сюда не додумался.
С улицы повышался шум.
Старуха Авдотья скривилась:
— Явились…
Отец Серафим цыкнул на неё и она недовольно замолчала.
В толпе слышались шепотки:
— … а коли подожгут
— Да церковь каменная, не сгорим.
— … ой, газом потравят!
— Молчи, дура , кто против нас газ использовать будет
— А если пролезут внутрь
— Да как они пролезут Двери тараном не снести, взрывчаткой не взорвать, а окна бойницы узкие. Это крепость, считай.
Снаружи раздалась лающая речь, в дверь пару раз ударили, но она даже не шелохнулась.
Алёшка выдохнул.
Деревни, помогающие партизанам вырезались полностью.
А как же их не укрывать, когда это все свои, родные Отец Алешки был в партизанском движении, несколько молодых ребят из соседних сел…
Когда враги уйдут, они решили с мамой, подадутся в леса к отцу, они давно это с ним обсуждали.
Уж больно опасно стало сидеть на одном месте.
В течении нескольких часов раздавался шум со стороны дверей, стуки, после чего все стихло.
— Ушли что ли
Алёшка поднялся по узкой лестнице и выглянул в узкое оконце.
Никого не было.
С другой стороны Демьян, сын мельника, делал тоже самое:
— Нет никого!
— C моей стороны тоже!
Отец Серафим погладил бороду.
— Надо выждать.
Сутки спустя ничего не произошло.
— Батюшка Серафим, может уже и выйти можно
— Пока сидим, засада может быть.
— Да что им тут сидеть, мы же на отшибе! Да и голодно уже, даром, что хоть воды есть немного.
— Сидим, Петр! Тебе полезно, пузо хоть уйдёт.
Прошли ещё сутки.
Снаружи не доносилось не звука, дети, поочерёдно дежурившие у окон, никаких движений не замечали.
Внезапно Алёшка , сидевший у оконца, вскрикнул:
— Бурка! Бурка пришла! Мама, там Бурка бегает!
Отец Серафим облегченно вздохнул. Раз собака вернулась и не лает — чужаков и вправду нет.
— Так, не расслабляемся! Аккуратно двери приоткрываем, вперёд мужики покрепче идут. Ну, с Богом.
Он поднял засов, дёрнул двери, но они не пошелохнулись.
Несколько дней спустя.
Алёшка сидел у окна. Отсюда он видел лес и реку вдали. Так близко и так далеко…Они пытались протиснуться через окна, но те были слишком узкие, оставалось только смотреть и ждать.
«Ничего, папа вернётся и спасёт нас. И мы уйдём с ним в лес. Надо только дождаться».
Я не хотел туда возвращаться.
Мне рассказали, что пока я сидел в плену, они пришли в мою родную деревню, люди успели спрятаться в старой церкви, но они просто замуровали их там и пошли дальше.
Замурованных нашли через несколько месяцев, деревня была на отшибе, спасать там уже было некого.
Меня освободили, но идти мне было некуда, возвращаться в дом, ставшей могилой моей семье, я не хотел.
Я уехал в столицу, устроился там в жандармерию, стал искать смерти, кидаясь на самые сложные дела с самыми опасными преступниками.
Меня ранили несколько раз, один раз довольно серьезно, но я продолжал жить.
Так прошло почти сорок лет, пока мне не поставили смертельный диагноз, дав ещё пару месяцев на этом свете.
В тот день я решил наконец вернуться.
Домов в деревне практически не осталось, сгнили или сгорели, остался лишь покосившийся забор, старая церковь, да пара чудом уцелевших изб.
Тут давно никто не жил, снег лежал повсюду, будто пытаясь полностью скрыть то, что когда-то тут обитали люди.
Ружьё оттягивало плечо, в глазах после долгой ходьбы по лесу рябило. Снег падал все сильнее и в этом снежном мареве казалось, что это белые тени людей сбегаются к церкви.
Шум в ушах после долгой ходьбы был похож на крики: «Идут, прячьтесь!».
Должно быть воображение играет, пытается оживить мёртвый пейзаж, чтобы окончательно не свихнуться в этом снежном одиночестве.
Около этой старой церкви я все и закончу…Зачем мне ждать два месяца, я больше никуда не собираюсь и не тороплюсь.
«Мама, мама! Папа пришёл! Папа, мы так тебя ждали! Я так долго тебя ждал, а ты наконец пришёл! Мы уйдём, как ты обещал Ты заберёшь нас Но мы не одни, никого нельзя оставлять, папа, нас много! Мы все тебя ждали!»
Снег продолжал падать и в снежном мареве могло показаться, если бы кто-то посмотрел в этот момент в сторону старой церкви, что белые фигуры людей устремляются куда-то вдаль от распростертого на земле тела.
shishtov

Источник