Истории из жизни реальных людей
По ярко-голубому небу проплывали белые киты и спящие полярные медведи. А вон там — как будто бегемот из молока и ваты. Солнечный луч выскочил из-за неровной крепостной стены многоэтажного дома, кольнув Катеньку точно в правый глаз. Та моргнула, прищурилась. Золотистый диск озорно выглядывал из-за здания. Девочка насупилась и опустила голову.
Рядом в песке со своим красно-желтым пластиковым самосвалом окопался Дима. Он сосредоточенно пыхтел, надувал щеки и не обращал никакого внимания на соплю, выглядывающую из ноздри крошечным прозрачным слизнем. Неподалеку на детской площадке воевали из-за доверенного им смартфона Айрат и Венера, брат и сестра с разницей в год.
Катя, шесть лет, большие иззелена-карие глаза, пухлые губки и щеки, курносый носик, русые косички, изумрудное платье, поглядела в сторону дома — не выглядывает ли из окна на девятом этаже мама, потом окинула взором уютный маленький двор. Сегодня на скамейках не было ни бабушек, ни какой-нибудь тетеньки с лялькой в коляске. Только незнакомый дядька вдалеке, у одного из подъездов. Даже будка охранника у арки с воротами как будто пустовала.
Катенька не знала точно, кем станет, когда вырастет. Может быть, певицей Мама собиралась отдать ее в музыкалку или на балет. Но сегодня Катя хотела стать врачом. Как в передаче по телевизору, которую она увидела утром. О чем была передача, девочка не знала, мелькнули кадры из операционной, а потом тетя-врач в синей шапочке, уже без маски, отвечала на вопросы репортера. Послушав ее, Катя поняла только, что это очень умная тетенька. А еще очень храбрая. Девочка смотрела в ее усталое, но улыбающееся лицо, а видела то, что показали до, пусть на секунду, но это уже отпечаталось в глазах, ушло куда-то вглубь головы и по горлу вниз, отчего в желудке все заколыхалось так тяжело, так гадко, будто она за завтраком проглотила что-то живое и склизкое Живое и склизкое. Это и было на тех кадрах из операционной. Чье-то вскрытое тело, синевато-алые жидкие мешочки органов в тонкой белесой пленке и никакой крови. Как странно, ведь если порежешься, всегда течет кровь. Непонятно. И неужели у нас всех внутри все так противно и страшно Как же та тетя не боялась Катя поняла, что хочет быть как тетя.
— Идите сюда, будем играть в больницу, позвала она Венеру и Айрата. Здесь будет апирация.
— Я тут стлою, насупился Дима, он пока плохо выговаривал «р», хоть и занимался с логопедом. Они все занимались.
— Ты будешь помогать, и твоя машинка это будет специальная машина для апирации.
Катя этого за собой не замечала, но ей нравилось командовать, и сверстники ее почти всегда слушались. Дима освободил кузов самосвала от песка, брат и сестра подошли ближе, оставив спор.
— Может, лучше порелепетируем танец, как в садике неуверенно предложила Венера, шесть лет, вместо радужек в глазах будто две маленькие маслины, черные волосы, французская косичка, белый топик, голубая юбочка. Катя задумалась: порепетировать танец действительно хотелось, только мальчишки могут заартачиться.
— Сначала в больницу, а потом танцы, решила она. Айрат будет первый больной.
Возможность помучить братика тотчас воодушевила Венеру, и та включилась в игру. Айрат, семь лет, такой же чернявый, как и сестра, чуть выше ее ростом, улегся посреди песочницы.
— А это больно
— Нет, подумав, ответила Катя. У нас же наркос.
Айрату задрали синюю майку с эмблемой лондонского Арсенала, любимого футбольного клуба папы. Катя почувствовала на себе чужой щекочущий взгляд, подняла глаза вверх в окне на девятом этаже никого. Закрутила головой только дядька на скамейке у подъезда отвернулся. Девочка вернулась к больному. Затаив дыхание, медленно провела пальцем по его округлому животику, представляя, как разъединяются ткани, как выглядывает наружу живое и склизкое.
— Щекотно, мальчик заерзал, набирая в шорты песок.
— Сестра, позвала Катя. Сделайте наркос.
Венера зажала брату рот ладошкой, с довольной улыбкой подумала: как будто бы маска. Она видела такую в мамином сериале про скорую помощь.
— Дима, Катя повернулась в другую сторону, и Дима, шесть лет, русый, с веснушками, в футболке с Бэтменом, тотчас подкатил свой самосвал ближе. В желтый кузов девочка стала складывать все, что доставала из Айрата. Все эти влажные упругие сгустки, скользкие вереницы кишок и никакой крови. Катя больше не боялась.
Правда, она сообразила, что даже не придумала Айрату болезнь, но не подала виду и принялась складывать все на место.
— Всё Больной выскользнул из-под захвата сестры.
— Нет, Кате стало неуютно, это дядька снова сверлил ее взглядом издалека. У тебя еще нога болит. Надо отрезать.
Спустя несколько секунд Айрат встал и послушно заскакал на одной ноге. Но Кате слишком понравилось играть в больницу, поэтому место на операционном столе заняла Венера, а потом и Дима. Кузов пластмассовой машинки быстро наполнился детскими ручками, ножками в разноцветных носочках, сандаликах и кедах. А странный дядька продолжал смотреть, даже привстал со скамейки. В животе у Кати засучила лапками тревога. Мама не раз предупреждала ее о незнакомых дядях. Им нельзя верить утащат и будут делать страшные вещи. Но сегодня Катя никого не боялась. Сегодня она была как тетенька-врач.
— Давайте теперь релепетировать, заныла Венера.
— Лепетиловать, поправил ее Дима.
Катенька оглядела своих пациентов. Стянула вымышленную маску с лица и улыбнулась, усталая.
— Давайте, согласилась она.
Некоторое время Венера копалась в смартфоне в поисках музыки, а надоедливый братишка — «отдай, ты не умеешь» — пытался отнять его у нее. Наконец заиграла знакомая им по детскому саду мелодия, телефон лег на край песочницы, а ребята выстроились неровным рядком в метре от него.
— На шагающих утят быть похожими хотят, быть похожими хотят, не зря, не зря, запел динамик мобильного.
В груди у Кати что-то больно екнуло. Странный дядька.
Он шел к ним. Уже преодолел асфальтовую дорогу, ступил на газон. Он то и дело замирал на полушаге, а потом двигался снова, словно подкрадывался по-звериному, словно не хотел, чтобы его заметили Надо всем сказать, надо убежать домой!.. Надо быть храброй. Катя натянуто улыбнулась.
Весело пиликала скрипка, тянул аккордеон, взвизгивали бубенцы.
— Можно хвостик отряхнуть, и пуститься в дальний путь, и пуститься в дальний путь, крича: кря-кря!
Странный дядька приближался.
Он и вправду долго наблюдал за детьми на площадке. Сначала просто поглядывал мельком со скуки, потом заметил, что они делают в песочнице. Подумал: показалось. Стал присматриваться, видел и все равно не верил. Это дети могут поверить во все что угодно. Сила детского воображения, должно быть, просто безгранична. Но не настолько же Волосы на затылке мужчины, тонкие волоски на шее все вздыбилось, наэлектризовалось. Лицо свело, широко распахнутые глаза пощипывало от напряжения.
— И природа хороша, и погода хороша, нет, не зря поет душа! Не зря, не зря!
Солнце поднялось в самую высь, и теперь искрящийся яблочный сок его лучей стекал по голубому небосводу, омывая белых китов и арктических медведей. Зной давил на плечи и непокрытые головы, заставляя щуриться. Смотреть было физически больно. Три уродца и неестественно улыбающаяся девочка в зеленом платье дергались в конвульсиях, стараясь попадать в такт музыке.
— Даже толстый бегемот, неуклюжий бегемот от утят не отстает.
Их маленькие фигуры были причудливо выгнуты, на лицах сдвинуты, перемешаны черты. У карлицы в голубой юбке по лицу и шее рассыпало четыре блестящих черных глаза, а у мальчика в майке Арсенала их не оказалось вовсе. Еще и вместо правой ноги пристроилась рука. Монстры размахивали перепутанными конечностями, пытались хлопать, приседать, вертеть попками в шортах и юбочках.
— На мгновенье надо детство возвратить, мы теперь утята, и так прекрасно на свете жить!
Казалось, чудовищный танец никогда не закончится.